Брайтон-Бич опера

— Он из тебя в Америке старуху сделал, — говорит старшая. — Он тебя чёлки лишил. Посмотри, на кого ты стала похожа. А теперь он же тебя замухрышкой называет.

— Мама, при чем тут он? — говорит та женщина, которая помоложе. — Я от чёлки сама отказалась, когда беременная была, чтобы причёску всю сменить. Чтобы стричься не надо было.

— Ты во всём ему подчиняешься, — говорит её мать. — Совсем индивидуальность потеряла. А так нельзя. Я по собственному опыту знаю.

— Мама, ну у меня же тоже свои недостатки есть, — говорит похожая на мышку женщина. — Он же с ними мирится. Я тоже не всегда и приготовить успеваю, и убрать.

— Недостатки недостаткам рознь, — говорит вторая, снимая с себя полотенце и начиная вытирать им свою внучку. — Если он уже сейчас критикует твою внешность или то, как ты одеваешься, — дальше ещё хуже будет. Это я тебе точно говорю. По собственному опыту знаю.

— Ну что же мне теперь, бросить его?

— Поступай как хочешь. Мне это абсолютно безразлично.

Растерев внучку досуха и завернув её в своё звёздно-полосатое полотенце, женщина ложится рядом и в знак того, что разговор закончен, закрывает глаза, подставляя лицо жарким лучам августовского солнца.

— Это неправда, — говорит её дочь. — Я знаю, что это неправда. Тебе не безразлично. Ты специально хочешь мне всю жизнь разбить. Чтобы я такой же несчастной, как и ты, была.

Маленькая девочка, по всей видимости, утомлённая бесконечной перепалкой мамы и бабушки, начинает хныкать, и в этот момент к нам подходят вылезшие из воды Алик с Татьяной. Оглядев мой наряд, состоящий, как всегда, из чёрных брюк, чёрной рубашки с длинными рукавами и чёрного же пиджака, Алик говорит:

— Лёш, ты не слишком легко оделся? Не холодно тебе? И вообще, почему ты всегда в чёрном?

— Как сказала одна чеховская героиня, это траур по моей неудавшейся жизни, — говорю я. — Вот я «Чайку» перечитал недавно и аж поразился. Вот он всю жизнь против пошлости боролся, а сам при этом такой пошляк был.

— Слова героя комедии — это не слова самого автора, — говорит Татьяна. — И вообще, тебе не кажется, что ты со своей критикой всех и вся уже перегнул немного?

— В том-то и проблема, что он «Чайку» комедией считал, — говорю я. — И всё ему в людях смешно было. Поэтому и получалось всё так приземлённо и примитивно. Тараканий такой взгляд на жизнь, причем таракана очень самодовольного и самоуверенного.

— В отличие от некоторых наших знакомых, которые такие скромные и самокритичные, — говорит Татьяна.

Алик устраивается на нашем пледе и достает из сумки бутылку «Балтики» и смятую газету.

— «Чайка» — это удивительное произведение, — говорит Алик. — Оно всё о несчастной любви. Там каждый герой влюблён не в того, в кого надо. Как у Окуджавы, помните? «Что касается меня, то я опять гляжу на вас, а вы глядите на него, а он глядит в пространство».

— И Окуджава такой же пошляк был, — говорю я. — Это сходство ты правильно отметил. Всё «комиссаров в пыльных шлемах» воспевал, а когда в 1993 году танки Верховный совет расстреливали, кричал: «Добейте их! Чтобы ни один не ушёл!» Вот вам и революционная романтика.

— Это ещё что, — говорит Алик. — Вот я новость вчера прочитал. Сейчас дословно процитирую, чтобы суть не потерялась.

Он расправляет газету, открывает бутылку, отпивает прямо из горлышка большой глоток пива и читает:

— Египетская полиция арестовала человека, который выполнял операции на головном мозге, не имея при этом даже начального школьного образования. По сообщению судебных властей, 40-летний «доктор» принимал до 200 пациентов в неделю в городе Эль-Файюм, недалеко от Каира, а операция на головном мозге обходилась пациенту приблизительно в пять долларов.

— Ну вот, — говорит Татьяна, которая тоже уже лежит на пледе и загорает. — А мы всё Лёшеньку бедненького ругаем. Смеемся над ним. А на свете, оказывается, и поумнее люди есть.

— Как у тебя с работой-то? — говорю я, обращаясь к Алику. — Устроился?

— Нет, — говорит он. — То, что обещали, сорвалось. И вообще я понял: я — жертва краха мировой системы империализма. Лес, как говорится, рубят - щепки летят.

— Брось, — говорю я. — Пройдет этот кризис. А без программистов все равно теперь не обойтись. Кто-то ведь должен все эти мириады компьютеров обслуживать и программами начинять.

— Программист — это совершенно бесперспективная профессия, — говорит Алик. — Это чуть ли не единственная область человеческой деятельности, где опыт ничего не стоит. Все развивается с такой скоростью, что человек, проработавший профессионально года два-три, ничем в принципе не хуже того, кто занимается этим двадцать лет. К тому же новое поколение подрастает. А для них компьютер - это уже вообще естественное продолжение их тела. Как рука или нога. Кто может с ними конкурировать? Пиво будешь?

— Нет, — говорит Татьяна, — не будет.

— А чего еще в газетах пишут? — спрашиваю я, чтобы сменить тему разговора.

— Ну что пишут, — говорит Алик, делая еще один большой глоток из горлышка. — Вот Путин опять палки в колеса российско-белорусскому союзу вставляет. Может, он завербованный, а? Может, его ещё в Германии, когда он там разведчиком был, завербовали?

— Кто его знает? — говорю я. — Нам ведь всё равно не расскажут.

— А с другой стороны, — говорит Алик, — на кой болт, спрашивается, белорусам такая Россия нужна? Ну, объединятся они. Ну, приведут законодательства к единой базе. Так ведь первым делом их всё приватизировать заставят. И достанется Минский тракторный завод Чубайсу, а всё остальное разорится и закроется. Вот и весь результат объединения будет.

— Чушь это всё, — говорю я. — Россия без Белоруссии — это всё равно как человек, которому ногу отрезали.

— Ну знаешь, — говорит Алик, — если мы сейчас все бывшие союзные республики с частями тела сравнивать начнём, это нас далеко заведет. Допустим, Белоруссия - это нога, которую нам отрезали. Украина - рука. А Киргизия тогда что? А Грузия?

Наши соседки опять начинают переругиваться, а их девочка, которая так и сидит полностью завёрнутая в полотенце, хнычет всё громче и громче.

— Мишелка, перестань немедленно, а то я тебя сейчас дяде отдам, — говорит ее мышинообразная мама и показывает на меня. — Смотри, какой дядя страшный. Вот заберет тебя сейчас — тогда будешь знать.

Я изображаю на своём лице жалкое подобие улыбки. Девочка с испугом смотрит на меня и замолкает.

— А какая у вас в «Русском базаре» на этой неделе тема? — говорит Алик. — Мне вообще нравится, что вы теперь тематические номера делать стали. Берётся какая-то проблема и освещается со всех сторон. Очень занимательно получается.