Бразильский вояж
Шрифт:
Из этих наблюдений мальчик уяснил себе, что святой отец имеет с некоторыми работниками фактории, приезжими моряками и чиновниками какие-то дела и, судя по их поведению, достаточно скрываемые от постороннего глаза.
Это ещё больше возбуждало его интерес, и он раза три в неделю подглядывал и мотал на ус, которого ещё не было у него. Волнение доставляло ему некоторое удовольствие, поэтому он мог легко отказаться от игр ради часа сидения в засаде и высматривать что-нибудь интересное.
— Ник, ты за последнее время стал мало играть с нами, — жаловалась сестра, заметив изменение его интересов. —
— Да так… — неопределённо отнекивался он. — Не очень интересно с ними, всё одно и то же. Да и я теперь занят другим. Более важным и интересным.
— Да? Чем же таким, что даже игры тебя меньше стали занимать?
— Это моя тайна, сестрёнка. И помалкивай про меня, ясно? И вообще, не стоит много говорить про меня со своими подружками.
— А ты мне потом расскажешь, чем ты занят теперь? Мне любопытно знать.
— А ты поменьше любопытствуй, сестрёнка. А то скоро состаришься, и будешь уродливой, как наша бабулька, — Ник весело рассмеялся.
И вдруг факторию взбудоражило известие о приезде нового священника. А это означало, что старый отец Джозеф вскоре отправится в Англию доживать в благополучии и довольстве на свои денежки, как считал Ник. Весть сильно его обеспокоила, даже бросила в жар, он тут же вспотел. Это не понравилось ему и разозлило.
Вскоре ему стало ясно, что Джозеф отправится в путь на ближайшем судне, которое ожидали недели через две-три.
Ник сильно волновался, опасался, что ему может что-то помешать, особенно сестра. Поэтому особенно придирчиво отнёсся к своим наблюдениям и почти перестал учить задания. Правда, сам отец Джозеф резко снизил интерес к своим обязанностям, что вполне устраивало мальчишку.
Близился сухой сезон, воздух всё сильнее нагревался, и вскоре жара накрыла всё вокруг. Дожди выпадали всё реже, и часто их не было целую неделю.
Наконец Ник посчитал возможным приступить к окончательному выполнению своего плана. Ждал лишь дождя, полагая, что при нём всё устроить будет легче. И дождь пошёл далеко после полудня, обещая затянуться. Он знал, что все жители фактории ложатся спать рано, а в дождь и того раньше. Время способствовало такому явлению.
Часов в восемь с лишним вечера Ник подкрался к домику отца Джозефа. Зная все запоры священника, ему не составило большого труда проникнуть в дом. Было очень темно, но он знал всё в этих помещениях, и двигался очень осторожно, прислушиваясь к звукам. Слышались лишь шум дождя да негромкий храп священника. Было душно, и тот спал, прикрывшись простыней. Она светлым пятном выделялась в черноте ночи.
Ник приблизился и с волнением и страхом присмотрелся к лицу спящего. В голове стучали молотки, гулко отзываясь в висках. Голова стала болеть, а мальчишка вспомнил, что действовать надо быстрее. Вытащил кинжал, прикоснулся острием к шее у уха и слегка уколол. Рука дрожала, и он боялся сделать не то, что положено было.
Священник проснулся и в темноте Ник с трудом заметил его выпученные в ужасе глаза. Тотчас прикрыл ладонью рот, прошептав дрожащим голосом:
— Ни звука, святой отец! Убью!
— Кто!.. Что тебе надо, сын мой!?
— Вы узнали меня, святой отец? Я Николас, сын Сафониуса. Которого вы так безжалостно ограбили. Я пришёл получить долг.
Вы готовы мне его выплатить?— Я… я… Это смертный грех, сын мой!.. Я!..
— Тише, святой отец! Не надо крика. Так сколько вы намерены мне заплатить, отец Джозеф? Ведь ваш грех нисколько не меньший, чем мой. Зато я ребёнок, и не несу настоящей ответственности в сравнении с вами, священником. Ну!
Отец Джозеф недолго сопротивлялся.
— Сотню соверенов могу тебе заплатить, сын мой! Больше нет у меня!
— Хорошо. Я хочу посмотреть, сколько вы нахапали за несколько лет здешней жизни во благо нашей церкви.
Ник уже немного успокоился, но ещё дрожал всем телом. Потными руками связал священника, заткнул рот тряпкой, подумал и перевязал его рубахой под коленками с тем, чтобы тот смог немного передвигаться. Руки связал спереди.
— Идите к сундуку, святой отец и выкладывайте свои сокровища. Хочу взглянуть, как святые люди бедствуют и проповедуют отказ от богатства, — и подтолкнул к сундуку. Знал, что ключ от него всегда висел у Джозефа на шее.
Они подковыляли к сундуку, накрытому циновкой. Отец Джозеф поколебался. Всё же с трудом вставил ключ в скважину замка и повернул его. Ник сам поднял крышку. Внутри он нащупал ворох одежды и какие-то бумаги в папке. Отложил их в сторону и рылся дальше. Повернулся, к дрожащему человеку.
— Ну-ка, милейший отец Джозеф, потрудитесь сами найти свои сокровища. Это у вас лучше получится. И поторопитесь. Вам ещё надо досыпать ночь.
Джозеф что-то пытался проговорить, тряпка не позволяла это сделать, а вытащить её он не решался.
Двумя руками он нащупал мешочек и выложил его на поверхность, промычав что-то. Ник встряхнул его, определив содержимое.
— Разве это сокровища, святой отец? Тут и двух сотен монет не наберётся. Давайте дальше вытаскивайте, отец Джозеф! И пошевеливайтесь, а то моё терпение тоже кончается. Я ведь тоже боюсь. Это моё первое ограбление, так что не вам чета, мой отец!..
С протестующим мычанием отец Джозеф всё же, порывшись, выложил ещё мешочек, который звучал иначе, мягче, и был не так тяжёл.
Ник запустил туда руку и нащупал украшения с камнями. Разглядеть их было невозможно, но и так стало ясно, что это те самые драгоценности-сокровища, которые священник накопил и превратил в ценности меньшего веса, и на которые сильно надеялся.
Ник отложил всё это в сторонку, не поленился ещё раз проверить сундук. На самом дне нащупал совсем маленький мешочек, встряхнул его, и тут же засунул в карман штанов. Отец Джозеф, следя за всем этим, издал тоскливое мычание. Ник взглянул на него, но ничего не сказал.
Он всё тщательно уложил на место, как он считал, посмотрел сверху и приказал священнику:
— Закрывайте, отец Джозеф. Спасибо за содействие, — подождал и добавил с дрожью в голосе: — Идите досыпать, святой отец. Мы оба сильно устали, — и толкнул того слегка в спину.
Они медленно дошли до кровати, священник повалился на неё, а Ник наклонился над ним, проговорив тихо, неуверенно:
— Вам трудно будет заснуть, отец. Я вам немного помогу. Не надо сопротивляться, а то будет больно. А так вы заснёте совершенно безболезненно и утром встанете бодрым и весёлым.