Британский лев на Босфоре

Каннинг убедился, что учитель был прав, противясь продвижению России на Балканы. Именно во время своего первого пребывания в Форин оффис в 1807–1809 гг., писал маститый британский ученый Гарольд Темперлей, Каннинг в ряде своих депеш сформулировал доктрину неприкосновенности Османской империи как основу английской политики в громадном регионе Ближнего Востока и Юго-Восточной Европы.

В таком случае, зачем же было воевать против потенциального клиента? Следовало возможно быстрее завершить конфликт выгодным миром. С точки зрения тактической, время было наиболее подходящим для того, чтобы подставить ножку России: как никак, Британия с нею «воевала»; отпали, стало быть, соображения, сдерживавшие английскую дипломатию в годы союза с Петербургом.

В октябре 1808 г. в Турцию прибыло мирное посольство во главе с Робертом Адэром. В устье Дарданелл корабль, на котором плыли дипломаты, застрял на несколько недель. И не ветры, сыгравшие злую шутку с парусными судами адмирала Дакуорта, были тому причиной, а события житейского свойства. Местный паша Халики разболелся и решил воспользоваться услугами сопровождавшего миссию врача. «Простой» дипломатов продолжался, пока доктор не исцелил сановника.

Порой в мелком эпизоде как в капле воды отражается общее состояние дел. Достаточно бесцеремонное обращение представителя местной власти с официальной миссией зарубежного государства показывало, как независимо и заносчиво вели себя сановники Порты и как, по вековой привычке, пренебрежительно относились к «гяурам». В составе посольства находился 22-летний Чарлз Стрэтфорд-Каннинг, двоюродный брат министра, сын того Стрэтфорда, у которого Джордж Каннинг воспитывался в тяжелые для него годы. Так, с вынужденного выжидания у стамбульского порога, началась карьера человека, которого турки в дальнейшем нарекут «великим элчи» (послом) и которого в дипломатической переписке станут именовать вторым султаном.

Посольство увенчалось успехом: в 1809 г. был подписан договор о мире, торговле и секретном союзе. Порта обязывалась закрыть в мирное время проливы для военных кораблей всех стран. Русский флот был заперт в Черном морс.

Это была последняя точка в деятельности Джорджа Каннинга на посту главы Форин оффис. После дуэли он на долгие годы сошел с активной политической арены. И, пожалуй, это больше и острее всего ощущалось на балканском театре дипломатической борьбы, где резко снизилась британская активность.

Вскоре после подписания договора юный Стрэтфорд остался в посольском дворце в Терапии под Константинополем, можно сказать, в одиночестве, если не считать драгомана (переводчика). Начальство не баловало его своим вниманием, оно было приковано к Франции и России. В апреле 1812 г. Стрэтфорд писал в Лондон, вымаливая указания: «Я крайне нуждаюсь в инструкциях. Даже самое маленькое сообщение непосредственно от правительства его величества, если что-либо более существенное выходит за пределы возможностей, окажет большую помощь». Между тем на Балканах и в Средиземноморье происходили события отнюдь не рядового свойства. С 1804 г. не затихало восстание в сербских землях, и отважные крестьяне под водительством Георгия Петровича, прозванного Карагеоргием, успешно отражали попытки турецких войск овладеть их твердынями. На Балканах зарождался очаг сербской государственности. С 1806 по май 1812 года шла война между Османской империей и Россией. Русское командование оказывало сербам помощь снаряжением и отправкой воинских частей, а министерство иностранных дел, по просьбе Карагеоргия, командировало в их лагерь высокого чиновника К. К. Родофиникина — «помочь в устройстве государства».

Но пока что важно было прекратить конфликт, отвлекавший, перед схваткой с Наполеоном, силы России на юг. Стрэтфорд оказывал мелкие услуги по заключению русско-турецкого мира. Он изыскал пути пересылки в Петербург сведений о настроениях в османских политических кругах. В беседах с турками он советовал им идти на мировую, пуская при этом в ход своеобразную логику: победоносный Наполеон с ними церемониться не станет; победоносную же Россию будет сдерживать Великобритания. Бухарестский мирный договор, по которому в состав России вошла Бессарабия, не вызвал в Лондоне возражений. Но дальше британский кабинет отступать не собирался.

Весной 1814 г., еще до окончания военных действий, виконт Роберт Каслри прибыл на континент. Его программу Р. Ситон-Уотсон излагает следующим образом: «…Его основная идея состояла в том, чтобы удерживать Россию как можно дальше от Европы, воспрепятствовать ее связям с Францией и, в качестве перестраховки, усилить Центральную Европу и сохранить в неприкосновенности Турцию». Это была 100-процентно антирусская программа. Основополагающим принципом владычицы морей на континенте традиционно оставалось натравливание соперников на сильнейшую державу, — а таковой стала Россия. На дипломатическом языке это именовалось сохранением равновесия сил.

Каслри попытался ввести Порту в «европейский концерт», сделать ее участницей Венского конгресса, решавшего судьбы Европы после падения Наполеона, включить ее в систему договоров и придать тем самым Османской империи большую устойчивость. Но турки заломили такую цену, потребовав, по сути дела, пересмотра Бухарестского договора, что обращаться с подобным предложением к победоносной России было и бесполезно, и попросту неприлично.

Порта была настроена в высшей степени строптиво. Условия Бухарестского трактата она систематически саботировала, торговые интересы России нарушала, автономные права Сербии, в нем оговоренные, не признавала, а на престолы Дунайских княжеств, Молдавии и Валахии, посадила своих ставленников, обиравших порученные их попечению страны.

В 1816 г. в Стамбул прибыл новый российский посланник, барон Г. А. Строганов. Обширные инструкции, ему данные, свидетельствовали о желании царизма уладить дела с Турцией на основе договоренности, подписанной в Бухаресте: «Россия так же, как и все европейские государства, нуждается в отдыхе», — говорилось в них. «Мои намерения в отношении Порты истинно миролюбивы, — разъяснял Строганову Александр I, — и они останутся таковыми, пока у нее будет желание или возможность по собственной воле поддерживать добрососедские и истинно дружеские отношения с Россией».

Страна наша залечивала глубокие раны, причиненные наполеоновским нашествием. Финансы находились в расстройстве, армия еще только восстанавливала силы, в недрах ее зрело революционное движение, которое впоследствии было названо декабристским.

Строганову предписывалось: в отношении сербов — «добиться для этого народа всех возможных выгод»; подразумевалось утверждение его автономии в рамках Османской империи, возрождение сербской государственности с правом распоряжаться внутренними делами. Что касается Дунайских княжеств, — Строганов должен был позаботиться о соблюдении их автономных прав и о возвращении в молдавскую и валашскую казну 30 млн. пиастров, незаконно собранных с населения турецкими властями. Особо в инструкциях говорилось об обеспечении торговых интересов российских подданных, — о беспрепятственном пропуске судов через Проливы и защите их от берберийских пиратов, лютовавших в Средиземном море.

Пять лет бился Строганов в попытке воплотить в жизнь то, что было записано на бумаге еще в 1812 году. Дело не продвинулось вперед и на вершок. Турки даже выдвинули претензию на пересмотр границы в Закавказье.

На Уайт-холл с, как тогда именовали порой британский кабинет, не без удовольствия наблюдали за топтанием русской дипломатии у османского порога; на балканском фланге, казалось, все было спокойно. Турки не отступали ни на шаг; официальные российские круги, хоть и ворчали, но переходить от слов к делу не решались.

Ситуация круто изменилась в начале 1821 г., и возмутителями спокойствия стали балканские народы.

На полуострове назревали крутые перемены. Кризис османской военно-феодальной системы, опережающее хозяйственное развитие Балкан по сравнению с чисто турецкими землями, уже далеко зашедший процесс культурного возрождения у южных славян, греков, молдаван и валахов способствовали расширению и укреплению их освободительного движения, переходу его на высшую стадию открытого вооруженного восстания против власти Порты.