BRONZA / БРОНЗА

Уже и весь ужин был на полу, а живот продолжало сводить, рвотные позывы выворачивали его наизнанку. Изо рта потекла горькая слюна. Чувствуя, что сейчас начнет выплевывать свои внутренности, он начал задыхаться. Перед глазами поплыло. Немец не дал ему умереть. Распахнул дверь, выругавшись, шагнул к нему, обхватил поперек туловища, сильно сдавил и встряхнул, как это обычно делают, если человек подавился. Потом сунул в ванну. Открыл краны до упора.

– Выпей!
– протянул стакан. Думая, что это вода, клацая зубами о стекло, Станислав сделал большой глоток и закашлялся. Водка обожгла гортань, но и согрела. А горячая вода смыла дрожь озноба, грязь и омерзение греха. В какой-то момент все стало безразличным. Лежал на дне лодки, которая, раскачиваясь на волнах, плыла куда-то, и он вместе с ней…

Проснулся он уже под утро, потому что очень хотелось в туалет. Немец спал рядом, повернувшись к нему широкой спиной. В малиновой с идиотскими слониками пижаме. Крохотный лучик надежды, что прошлая ночь - всего лишь страшный сон, тут же угас. Осторожно, чтобы не разбудить зверюгу, Станислав выбрался из-под одеяла. Слава богу, он тоже был одет. Но с оскорбляющим намеком на его теперешнее положение. В женскую ночную сорочку. Умываясь, услышал шаги и замер, испуганно вцепившись в раковину, ноги сами прилипли к полу. За спиной в унитаз напористо зажурчала струя. Потом зашумел сливной бачок. Немец подошел сполоснуть руки. Спросил, как он себя чувствует. Скинул пижаму и встал под душ. Станислав ничего не ответил, его подташнивало.

Фыркая от удовольствия, немец плескался в ванне. И сто лет он не хотел бы видеть его самодовольную рожу, но тот, как назло, отражался в зеркале. Его фигура и сейчас внушала уважение. «Какая мощная мускулатура… Такого и дубиной не завалишь…» - подумал Станислав, невольно разглядывая его. Но мужское достоинство немца, так напугавшее его вчера, оказалось вполне обычным. Нормальных размеров. Не больше, чем у отца или других мужчин, сидящих в парильне после удачной охоты. Может, у страха и правда глаза велики? Смутившись, он неловко отвернулся.

Между бритьем и чисткой зубов немец снова поинтересовался его самочувствием.

– Болит?
– спросил он.

«Сам же вчера измывался надо мной, садист! А теперь спрашивает… свинья! Надругался самым мерзким образом и хочет, чтобы я пищал от восторга!» - разозлившись, Станислав перестал бояться. Ему не было больно. Было как-то гадко. Он сказал, что болит.

– Хорошо. Отсыпайся пока, - кивнул немец.
– Я постараюсь вернуться пораньше, и мы продолжим наше знакомство!
– игриво пообещал он. По-солдатски быстро оделся и ушел.

Думать о том, что будет, когда тот вернется, не хотелось. Накрывшись одеялом с головой, он задремал и, наверное, проспал бы до вечера или даже до следующего утра, но экономка разбудила его после полудня. Фрау Марта снова ворчала, что он-де не барин, а у нее забот полон рот и приглядывать за сумасшедшей она не нанималась… Сказанные о матери слова неприятно задели самолюбие, но Станислав промолчал. Они больше не были господами. Впрочем, ворчать было в характере этой женщины. На самом деле она уже позаботилась о его родных. Даже сходила в госпиталь, где именем своего хозяина (ему-то лекарства зачем?) набрала целую аптечку. Напоила Агнешку микстурой от кашля, матери дала успокоительного, накормила всех завтраком. По тому, как смотрела на него, пока он ел, Станислав понял, к своему глубокому стыду, что женщине известно о содомских наклонностях герр Ральфа.

Немец вернулся поздно вечером. По настоянию экономки, он дожидался его в гостиной. Сидел на диване и клевал носом.
– Ждешь меня, молодец!
– похвалил тот.

Несмотря на позднее время, выглядел немец бодро и был в отличном настроении. Ел с большим аппетитом. Пил вино. Интересовался его самочувствием, вызвав у него своим вопросом легкую дурноту. После ужина, захватив недопитую бутылку и бокал, позвал с собой в кабинет. Для беседы. В принципе понимая, о чем пойдет речь, Станислав почувствовал, как начинает сводить живот.

Развалившись в кресле, немец налил себе полный бокал. Повертел в руках. Густого красного оттенка, вино рубиново искрилось на свет. Смакуя, выпил. Станислав подумал, что это, может быть, и не вино вовсе… Почему бы этому вурдалаку не пить человеческую кровь… с такой-то мордой?

– Поговорим о твоем вчерашнем поведении, - начал немец, - оно мне не понравилось!

«Что? А как насчет твоего поведения!» - чуть было не возмутился Станислав, но вовремя спохватился, наткнувшись на его взгляд. Немец опять смотрел на него взглядом мертвой рыбы.

– Не выношу, когда мне говорят «нет»!
– сказал он.
– Это первое! А еще, мне не нравятся умные мальчики, которые думают, что могут играть со мной в свои лисьи игры - «буду - не буду, хочу - не хочу»!

– Я не…

– Молчать!
– прозвучало командой на плацу. Станислав испуганно вздрогнул.

– Тебе знакомо выражение «не будите спящую собаку»?
– остывая, уже мягче спросил немец.

Он кивнул.

– Вот и не буди во мне зверя! Понятно?
– немец встал, подошел к нему, положил руку на плечо, и Станислава сразу же затошнило.
– Я уже говорил тебе, что я хороший любовник и добавлю: не сторонник грубых отношений. В насилии нет разнообразия. Слушайся меня! Делай, что говорю, и у нас сложатся прекрасные отношения!
– пообещал он. Вернувшись за стол, вылил остатки вина в бокал и снова поинтересовался:

– Как ты себя сейчас, чувствуешь? Все еще болит?

Пил вино и смотрел на него поверх бокала.

– Да… - с трудом разлепил губы Станислав. Сердце противно екнуло.

– Хорошо. Не буду сегодня тебя трогать. Можешь топать, - отпустил его немец.
– Завтра попробуем все сначала!
– и вдруг удивился: - Странно, что до сих пор болит! Я постарался распечатать тебя достаточно деликатно…

«Если весь вчерашний ужас называется деликатностью… то что же тогда…» - Станислав не стал додумывать свою мысль, поскорее, пока тот не передумал, закрыл за собой дверь кабинета.

Немец передумал. Явился где-то среди ночи. Растолкал, прижал палец к губам, потянул из постели. В коридоре сгреб в свои медвежьи объятия, шепча, что больше не может ждать.
– Но вы обещали мне! Обещали, что не будете меня трогать!
– оскорбленно восклицал Станислав, отталкивая его. Внутри набухали слезы протеста. Он расплакался бы, если бы не стыдился этой девчачьей слабости.

– Я соскучился!

Ответ немца был однозначен. Без дальнейших уговоров, подхватив на руки, понес к себе в спальню. При виде кровати перед глазами сразу всплыл кошмар прошлой ночи, от резкого позыва к рвоте Станислав рванулся в ванную и склонился над раковиной. Он весь дрожал. Зашедший следом, приподняв свои белесые брови, немец уставился на него с легким недоумением.

– В чем дело? Что тебя напугало?
– шагнул он к нему. Привлек к себе. Обнял. Уговаривая, ласково поглаживал по голове, по спине.
– Не бойся, я буду осторожен. Это приятно. Вот увидишь, тебе понравится!

Ощущение было смутным, но немец, кажется, и правда хотел, чтобы Станиславу понравилось то, чем они сейчас станут заниматься.

– Хорошо! Сделаем это в ванне! В горячей воде ты перестанешь дрожать, и вообще, в воде все будет по-другому!

Он почему-то решил, что Станислава пугает только кровать.