BRONZA / БРОНЗА

– Это совсем не твое собачье дело!
– огрызнулся он, смерив прилипалу презрительным взглядом.
– Не смей обсуждать его! Понятно? Он божество! А божество всегда безупречно!

– Ну, разумеется… - усмехнулся Аксель, заходя за ним следом в туалет.

Закрывшись в кабинке от его назойливой физиономии, Герхард просидел бы там еще довольно долго, в надежде, что Акселю надоест ждать, и тот уйдет. Но к горлу подступила тошнота, и унитаз оказался весьма кстати. Ему пришлось выйти из кабинки. Ухмыляющийся Аксель встретил его с распростертыми объятиями.

– Отвяжись!
– отмахнулся от него Герхард и стал мыть руки.

– Послушай, «принцесса»… - сказал тот, продолжая ухмыляться, - когда Генрих окончательно вышвырнет тебя из своей постели, приходи ко мне. Я утешу тебя!

Герхард в ответ сумрачно промолчал. Он был почти трезв.

– А знаешь… там, в школе… - становясь вдруг серьезным, произнес Аксель. И что-то в его голосе заставило Герхарда вопросительно глянуть на него.

– Да-да… ты так настырно все время лез в драку, доказывая, что ты мужчина… Что кое-кто из ребят решил доказать тебе обратное…

Криво усмехнувшись, Аксель замолчал. Догадавшись, о чем пойдет речь, Герхард обжег его неприязненным взглядом.

– Собираясь проучить тебя… мы уже договорились с этим недоумком Отто, чтобы после уроков заманил тебя в библиотеку. Там, за толстыми стенами архива… твоих воплей никто бы не услышал… Но тут в школу явился сияющий Генрих и спас твой зад!

Наверное, именно этих слов не хватало Герхарду, чтобы закрыть лицо руками и больше не сдерживать своих рыданий. Мальчишка! Это он во всем виноват! Его ненависть наконец-то нашла выход.

28 глава

Услышав какой-то звук (похоже, он немного задремал), Оливер, словно уснувший в тепле мерин, встряхнул головой и выглянул в окно. Метель, разгулявшись еще с ночи, улеглась. Ветер, завывавший в каминных трубах жалобным плачем младенца и заставляющий сердце неприятно трепыхаться, стих. Утрамбовывая шинами свежевыпавший снег, черный «Maybach» уже объезжал фонтан.

«Слава богу, наконец-то!» - дворецкий заторопился в холл, открывать дверь. И ничем не выразил своего удивления, когда вслед за господином порог дома неуверенно переступил незнакомый ему юноша. Рассмеявшись, Оуэн вытолкнул своего спутника вперед.

– Прошу любить и жаловать! Вот, Оли, выиграл зайчика в карты! Так что принимай не глядя!

Улыбнувшись веселой шутке господина, понимая, что у того хорошее настроение, дворецкий окинул гостя внимательным взглядом. Совсем еще мальчик, белокурый, голубоглазый, кажется, чем-то сильно обеспокоен, но старается не показать своей тревоги. «И в отличие от некоторых… хорошо воспитан…» - отметил про себя Оливер. Юноша не забыл вежливо поздороваться с ним. Помогая хозяину раздеться, дворецкий поинтересовался, хорошо ли тот доехал.

– Прекрасно, Оли… Прекрасно, если учесть, что я гнал как сумасшедший!
– весело ответил Оуэн.

– Какое безрассудство! В такую-то погоду!
– запоздало встревожился слуга.

– Пустяки, Оли! Ведь я уже дома!
– отмахнулся от его тревоги Оуэн и посмотрел наверх.
– Как там Марк? Не успел соскучиться без меня?
– спросил он. Не скрывая своего нетерпения, потянул нерешительного паренька за собой.
– Идем, познакомлю тебя с будущим хозяином… твоего тела! Надеюсь, ему понравится…

По щекам юноши ярким румянцем разлилось неподдельное смущение. Неуверенно поставив ногу на ступеньку, он снова оглянулся на запертую на засов дверь.

«Столько милой застенчивости… Откуда же на уме одни грешные мысли…» - лукаво глянул на него Оуэн, но тут же нахмурился. Поведение мальчишки, а он вел себя так с самого начала, уже начинало раздражать. Какого черта он все время оглядывается? Ждет, что за ним явится его бывший хозяин? Надеется, что этот кусок свинины прискачет сюда спасать его! Но вспомнив, какое выражение лица было у Ральфа Вайсманна, наконец-то осознавшего, что проиграл своего любимца в карты, перестал хмуриться.

Они с Людвигом с интересом ждали, что же ответит Ральф на его предложение выкупить у него мальчишку. О, это того стоило - увидеть, с какой заносчивостью посмеет отказать ему рыжий боров!
– Зачем Генриху мой полукровка, славянское отродье… - хохотнул Ральф, повернувшись к Людвигу, - он даже не захотел попробовать его, когда я предлагал… в прошлый раз!

Смотрел на обоих нагловато, свысока. Наконец-то и у него имелось то, что так хотелось заполучить этим накрахмаленным аристократам. Его физиономия чуть не потрескалась, расплывшись от самодовольства.

– Генрих вроде бы предпочитает развлекаться с чистокровными мальчиками!
– Ральф опять хохотнул, открыто намекая на молодого Эгерна.

«С такой рожей… еще немного, и этот болван, пожалуй, удостоит меня панибратским похлопыванием по плечу…» - подумал Оуэн.

– А с чего ты решил, что мальчишка нужен мне для этого? Может, я просто убью его… С особой жестокостью, - заметил он, бросив на Ральфа взгляд проголодавшейся змеи.

Какая-то пришибленность, промелькнувшая в глазах Ральфа, заставила всю наглость в момент сползти с его раскрасневшейся физиономии. Он категорически отказался продолжать разговор на эту тему, а тем более продавать своего питомца.

«Так-так… неужели все-таки любовь?» - они с Людвигом насмешливо переглянулись. Барон налил всем выпить. Оуэн распечатал колоду карт. Игра началась. Поддаваясь и все время повышая ставки, он подождал, пока у опьяневшего от азарта Ральфа заблестят глаза, и в два счета раздел его до нитки.

Ошарашенный крупным проигрышем, Вайсманн сидел, уставившись прямо перед собой, с трудом веря в свою неудачу.

Карточный долг среди офицеров считался долгом чести, выплатить его тоже было делом чести. Но и не дать сопернику отыграться считалось дурным тоном. Людвиг «великодушно» предложил приятелю денег. Тот с радостью ухватился за его предложение.

Оуэн отказался принимать ставку деньгами.

– Что же ты тогда хочешь?
– захлопал на него рыжими ресницами Ральф.

– Играем банк! Ставлю все, что выиграл, против твоего зайчика!
– выдвинул Оуэн одно-единственное условие.

Людвиг с невинным видом заинтересовался своими ногтями. Возникла пауза. Им обоим было любопытно, что победит - чувства, поселившиеся в скупом сердце Ральфа или жадность, что жила там всегда. Внутренняя борьба оказалась недолгой. Победила жадность. Болван, видимо, не сомневался, что фортуна не может вот так, запросто, от него, баловня судьбы, отвернуться!