BRONZA / БРОНЗА

«Марк, поросенок… напился специально… знал, что отстану от него! Неужели я настолько предсказуем?» - снова думал Оуэн. Это открытие его не порадовало. И даже привычное любование своим телом не помогло избавиться от колючего раздражения.

Дверь в ванную с грохотом распахнулась. Быстро прошлепали босые ноги. Затем послышались звуки, обычные для тех, кто обнимает унитаз, стоя перед ним на коленях. Поморщившись, он подождал немного, потом отодвинул перегородку. Дрожащий, с позеленевшим лицом, Марк пил воду из-под крана.

– Так плохо?
– спросил Оуэн. Тот кивнул. Без лишних слов он затащил брата в душ.

Смывая озноб и дурноту, вода окутала Марка приятным теплом. Отдавшись горячему дождю, он с благодарностью глянул на Оуэна и закрыл глаза, блаженствуя. И совсем забыл, кто рядом с ним. Забыл, что они оба - в чем мать родила. Не замечал, что ярко-голубые глаза смотрят на него иначе, чем еще минуту назад. Лишь когда шею обжег поцелуй, вздрогнул и резко повернулся. От затрещины на лице Оуэна осталась красная полоса.

– Грязная скотина! Совсем не можешь быть человеком, да?!
– глаза Марка потемнели от гнева.
– Уйди с дороги!
– потребовал он.

Потрогав отметину на скуле, Оуэн сделал шаг в сторону. Резким и настолько же безжалостным ударом врезал Марку под дых. Подавившись собственным дыханием, тот рухнул к его ногам. Не давая подняться, Оуэн пнул его ногой. Присел рядом на корточки. «Жаль, что все так… - склонившись к нему, беспомощному, задыхающемуся от боли, схватил за волосы, - а может, уже и не жаль…»

– Ивама! Не смей! Нет!

Пытаясь сдержать унизительный стон, Марк до крови закусил губу, а Оуэн словно казнил его своим телом. За свою отрубленную голову. За смертный мрак летаргического сна. За нелюбовь. За все! За то, что насиловал его, превратившись в животное, - за это казнил тоже, и Марк стонал под ним не от удовольствия.

Когда все закончилось, не испытывая ничего, кроме досады, Оуэн стоял и хмуро смотрел на забившегося в самый угол Марка. На его трясущиеся от беззвучных рыданий плечи. На тонкую кровавую змейку, что выползла из-под него и быстро исчезла, растворившись в потоке воды. Разве он хотел этого? Со злостью кулаком саданул по перегородке. Закаленное стекло, треснув от удара, осыпалось на пол мелким крошевом. Испуганно сжавшись в углу, Марк закрылся руками, пряча голову.

В полумраке комнаты, освещенной одной-единственной свечой, бледное лицо сидящего на кровати Марка, закутанного в полотенце, казалось безжизненным лицом безмолвной восковой куклы. И очень удивило то, что кукла вдруг заговорила.
– Не трогай меня больше… - попросил Марк.

– Не могу! Ты сводишь меня с ума!
– ответил Оуэн, опрокидывая его на спину. Попытался отобрать у него полотенце, но тот намертво вцепился в эту махровую тряпку. Единственную преграду между их обнаженными телами.

– Тише, тише… - Оуэн, как маленького, погладил его по голове. Убрал со лба волосы, поцеловал голубую венку на виске.
– Пожалуйста, Марк не сопротивляйся… Я все равно возьму тебя… Избавь же нас обоих от насилия!

– Не делай этого…

– Ш-шш… все плохое уже позади… Позволь мне любить тебя! Позволь подарить тебе наслаждение! Я хочу, чтобы ты был счастлив со мной!

С чувственной бархатистостью голос Оуэна уговаривал, просил, настаивал.

– Не надо, отпусти меня…

Марк тоже просил, но Оуэн уже не слушал. Он целовал его, оставляя терпкую нежность своих поцелуев на его горячей коже. Рука, лаская, скользнула под полотенце, заставив Марка всем телом выгнуться навстречу ласке. «Что же это… Да что же это…» Опустились ресницы, прикрыв хмелеющую синеву глаз. Пальцы разжались, отпуская полотенце. Так похожим на вздох, вырвался невольный стон удовольствия.

Оуэн поднял голову.

– Марк!
– позвал он.
– Посмотри на меня!

И на него поглядели очи. Затуманенные сладкой негой.

– Ивама, дурак… - кончиками пальцев Марк слепо коснулся его лица.
– Пожалуйста… - прошептал припухшими губами.

«Вот оно!» - жарко выдохнул Оуэн, склоняясь над ним. «Попроси меня… Попроси меня снова… и я буду любить тебя долго… Так долго…» Шум льющейся воды, ворвавшись в сознание, оглушил его, смывая наваждение. Он по-прежнему стоял в душе. Один. И вода по-прежнему барабанила по плечам и спине. «Что… черт возьми… я делаю?

– тряхнул он головой. Все тело приятно покалывало уходящей истомой.
– Я разве сопливый школьник, чтобы грезить тут наяву?» - удивившись, одновременно разозлился Оуэн. Но видение, сами ощущения были такими яркими, такими реальными, что он невольно застонал. А после закаленное стекло перегородки, и в самом деле треснув, осыпалось на пол.

Задержавшись на пороге спальни, Оуэн немного постоял, прислонившись плечом к дверному косяку, засунув руки в карманы халата. В уголке рта мелькнула усмешка. У него, как у любого человека, были свои постоянные привычки. По странной прихоти, он любил только белое постельное белье. Всегда спал в пижаме, потому что мерз и спал один. Он вообще любил жить один. Никто не мог похвастаться общением с ним, если ему этого не хотелось. Особенно семья. И только Марк, безмятежно спящий сейчас в его кровати, на его шелковых простынях, не мог оценить, насколько дорог брату, если ради него тот готов был терпеть даже запах перегара. В спальне стояло сильное алкогольное амбре. Поморщившись, Оуэн изменил режим кондиционера, раздвинул шторы и открыл балконную дверь, впуская в комнату яркие огни ночного города. Вышел на балкон. Перегнулся через перила, глянул вниз. На такой высоте сразу же возникало ощущение полета. Ветер с силой рванул волосы назад. Он выпрямился. В черном небе бельмом торчала полная луна. Протянул руку, и луна оказалась на ладони Оуэна. Где-то вдалеке расцвел одиноким цветком салют, потом еще один.

«Город неспящих…» - подумал он без всяких эмоций. В памяти всплыло зарево пожара. Никто не уснет этой ночью! Как же давно это было? Вернулся обратно. Марк, разметавшись во сне, бормотал что-то невнятное. «Спит себе и ничего не желает знать о моих чувствах…» Оуэн не сразу понял, от чего брат отказывается таким по-детски испуганным голосом, но прислушавшись, нахмурился. «Глупый… тебе опять снятся кошмары…» - прохладная ладонь его легла на горячий лоб Марка, тот сразу затих. Задышал ровно, глубоко.

А он еще долго лежал без сна. Вернее, сидел, подложив под спину подушки, и курил. В темноте горящий зрачок сигареты чертил тонкие красные линии, когда он подносил ее ко рту. Что это было? Наваждение? Видение? Предложение выбора… или сам выбор?! Интересно, кто из дорогих родственничков посмел вторгнуться в его личное пространство с этим сеансом гипноза? Пока не знал, но был уверен, что скоро узнает. И, кажется, уже догадывался. Мысленно заглянул в желтые, по-змеиному неподвижные глаза. «Будь ты проклят, не смей подсматривать в чужие сердца!» Оуэн смял недокуренную сигарету, отшвырнул прочь. Он был в бешенстве. Не будь рядом брата, разнес бы здесь все в щепки и отправился бы домой, в кои-то веки… выяснять отношения с этой зеленой чешуйчатой гадиной!

Из темноты появился приятный молодой блондин в дорогом костюме преуспевающего финансиста с Уолл-Стрит. Оуэн усмехнулся.

– Кажется, я лишил вас ужина?
– поинтересовался он. На самом деле нисколько не беспокоясь по этому поводу.

– Ничего страшного, милорд, - с мягкой улыбкой Ши протянул хозяину пепельницу.
– Мы плотно пообедали.

– Чудесно! Сколько вам потребуется времени, чтобы свернуть бизнес?
– Оуэн снова закурил.
– Я решил немного попутешествовать!
– сообщил он, стряхивая пепел в пепельницу.
– Небольшой вояж, так сказать… по родным пенатам… Ну что я, право, как неродной!
– развел он руками.
– Пора навестить горячо любимых родственников!