Брысь или приключения одного М.Н.С.

Нос у Коли, и впрямь, покраснел и растолстел, пока он плакал.

Все повторилось: опять я лежал на скамье рядом с моим спасителем и набирался сил перед дальней дорогой. Кларочка что-то говорила, но я так устал, что не понимал ни слова, лишь улыбался ей в ответ сомкнутыми губами, чтобы не выронить жемчужину, весь наш оборотный капитал…

Глава двадцатая, в которой друзьям пришлось стать взломщиками

Петербург, а точнее, Петроград встретил нас темными заснеженными улицами. Ваня объяснил, что город переименовали еще в начале Первой мировой войны, в 1914-ом. Из патриотических соображений. Чтобы звучало по-русски. Просто в Колиной семье привыкли по старинке говорить, вот он и выделялся, если в разговоре название употреблять приходилось! А то, что фонари да окна не светились, так запасы угля на электростанциях кончились и керосина тоже не осталось…

Приехали мы, как и обещал Ваня, в кабине машиниста. Паровоз тащил из далекой Астрахани эшелон с соленой рыбой для голодающих жителей. Железнодорожники пожаловались, что состав без малого три месяца добирался – постоянно пережидали, пока разрушенные пути восстановят. Так что в сохранности груза они сильно сомневались, а я сразу почуял – испортилась рыба, хоть и соленая!

Идти по ночному, будто вымершему городу было жутковато: ни тебе очередей за хлебом, ни митингов, ни красноармейских отрядов с песнями, ни автомобиля хотя бы одного! Хорошо, что до Колиного дома не так уж далеко топать: по мосту через замерзшую речку Фонтанку, а там уж и кованый навес над крылечком показался…

Ваня подергал прибитые крест-накрест доски.

– Оторвать-то можно… А вот замок у вас крепкий, и ключа у тебя, конечно, нет!

– Ключа нет! – подтвердил Коля.

Он всю дорогу смотрел обретенному старшему брату в рот, ловя каждое слово, от самых Стримовичей. А уж когда увидел, как Ваня помогал кочегару, подцепляя широкой лопатой уголь и ловко закидывая его в узкое горлышко топки, то восхищение превзошло все мыслимые пределы! (Я тоже проникся уважением к нашему новому другу.)

По прибытии в Петроград мой спаситель попросил отправиться сразу на Гороховую (которая после революции превратилась в Комиссаровскую, но к новому названию еще никто не привык). Мальчик рассчитывал, вероятно, что юный помощник машиниста совершит чудо и Коля окажется среди родных стен. Ваня согласился, хотя к нему от железнодорожного депо было ближе. Видимо, ему-то как раз не хотелось возвращаться в опустевший дом…

– Окно придется разбить. На первом этаже тоже ваша квартира?

– Нет, наша на втором. Тут Афанасия Степановича, управляющего. А на третьем Синяковы жили. Но они все давно уехали, еще до того, как мама …, как меня Фаина Карловна забрала.

– А кто же досками заколотил?

Коля пожал плечами:

– Раньше тут дворник за порядком следил.

Он окинул взглядом заметенную снегом улицу и добавил со взрослой солидностью:

– Хотя какие нынче дворники…

Юный кочегар не позволил унынию охватить нас и весело предложил:

– Ну что? Бьем?

– Бьем! – азартно кивнул Коля, и шапка-ушанка тут же съехала ему чуть не на подбородок.

Для своей цели паренек выбрал крайнее окно, то, что находилось рядом с водосточной трубой. Он оторвал доски и с силой ударил одной по стеклу – оно со звоном лопнуло и осыпалось в сугроб. (Звук показался мне ужасно громким, и я даже спрятал голову, ожидая, что сейчас из соседних домов повыскакивают разбуженные Люди и начнут нас ругать за шум в неурочное время. Однако никто не появился…) Тем же способом Ваня доколотил оставшиеся острые куски, очистив створку целиком.

– Здорово! – восхищенно протянул Коля.

– Супер! – пискнул я (голосок-то у меня тонкий).

Меня, кстати, первым и отправили в чужую квартиру. Так что за дальнейшим я наблюдал сверху, сидя на широком подоконнике.

Ваня сложил ладони лодочкой.

– Давай, обопрись и залезай!

Коля выпростал ногу из большого валенка, наступил на Ванино «сооружение», и старший брат ловко его подкинул, так что мой спаситель зацепился за деревянную раму и легко протиснулся внутрь. Во время этой манипуляции другой валенок слетел сам.

Ваня подал нам Колину обувку и обе доски и вскарабкался, хватаясь за водосточную трубу и лепные выпуклости на стене дома.

Первым делом мальчики заделали оконный проем, закрепив плотные шторы добытыми из досок гвоздями (чтобы снега не нанесло), а потом наощупь двинулись к выходу из квартиры.

В темноте таинственно и даже как-то зловеще поблескивали зеркала. Натыкаясь на мебель, мы миновали несколько комнат и добрались до двери, тоже запертой.

– Ломаем? – шепотом спросил Ваня (почему-то обстановка не располагала к тому, чтобы говорить в полный голос).

– Здесь где-то на стене крючок, на нем Афанасий Степанович запасные ключи от всех квартир держал, – тихонько отозвался Коля.

Ваня пошарил рукой…

Глава двадцать первая. В доме на Гороховой

– Повезло! – паренек удовлетворенно потряс связкой ключей. Первый же из них легко повернулся в замочной скважине, и мы вышли на широкую лестничную площадку.

– Странно, что ваш дом еще пустой, – сказал Ваня, поднимаясь по мраморным ступеням. – Семьи рабочих еще осенью из бараков с окраин начали в центр переселять.

Коля молчал. Я слышал, как колотится его сердечко. Видимо, от волнения, что совсем скоро переступит родной порог.

Слева и справа от двери в его квартиру стояли большие кадки с растениями, давно засохшими без полива.

– В столовой свечи есть и спички, – прошептал мой спаситель, когда мы оказались внутри.

Он уверенно провел нас по длинному темному коридору в просторную комнату. Вокруг овального стола прятались под белыми чехлами стулья. С оборкой по низу и лентами за широкими спинками они смотрелись очень нарядно, будто невесты. (А что?! Я человеческую свадьбу из окна видел! Там девушка точь-в-точь так одета была!) В углу комнаты синела округлыми глянцевыми боками печка. Похожую я видел в деревянном дворце, и Кларочка называла ее смешным словом «голландка». Но главное – два резных буфета! От них так и повеяло гречишными оладьями! Ну, в смысле напомнили о них…