Брысь или приключения одного М.Н.С.

Коля поскорее схватил меня и сунул в карман, а потом склонился над раненым.

– Тебе больно? – участливо спросил он.

Паренек открыл глаза (на фоне его грязной-прегрязной физиономии белки казались почти голубыми) и несколько томительных мгновений смотрел на нас с Колей. Точнее, сначала долго-долго на Колю, а потом еще дольше на меня, торчащего из кармана.

– Это кто? – слабым голосом спросил он. И мы поняли, что он мной интересуется.

– Белыш, – тоже шепотом отозвался Коля.

– Не видел таких раньше, – с трудом выговорил подросток и повернул голову. – А с батей что?

Получалось, что тот другой – отец мальчика. Коля вздохнул:

– Не дышит. На вас бандиты напали, перебили всех…

Паренек крепко зажмурился. Наверное, чтобы не заплакать. Мы с Колей молча стояли над ним, боясь потревожить.

– Помоги подняться! – наконец попросил он.

И мой спаситель стал тащить раненого за руки вверх. Мальчику удалось сесть, прислонившись спиной к стене.

– В башке все крутится, – пожаловался он.

Коля проявил неожиданную медицинскую осведомленность:

– По-видимому, у тебя сотрясение мозга! Помнишь что-нибудь?

– Дерево на путях… Тормозить пришлось резко. Упал, должно быть, и ударился обо что, – подросток нащупал шишку на затылке, из ранки сочилась кровь.

– Черпни-ка водицы!

Он указал на большой бидон, закрепленный металлическими кольцами в углу кабины. Железная кружка валялась на грязном полу.

Пил мальчик долго, жадными глотками, так что мы видели, как ходит кадык на тонкой шее. Потом заговорил:

– Чуяло батино сердце, что мало охраны для такого груза выделили!

– Аэропланы на месте, только продырявленные все, – поспешил вставить Коля.

– Потому что бандитам бочки с топливом нужны, а еще одежка красноармейская – диверсии устраивать. Наши-то белых еще месяц назад к эстонской границе оттеснили, вот они и партизанят теперь, на эшелоны нападают.

Коля – молодец, смолчал, не стал устраивать классовый спор с тем, у кого травма головы и кто только что потерял близкого человека. Вместо этого он уважительно спросил, оглядывая сложное устройство кабины – множество рычагов, два железных руля, круглые приборы с цифрами и стрелками:

– Ты тоже машинист?

– Не, я помощник! Уголь в топку закидывал! Хотя батя меня всему обучил. Эх! – паренек замолчал, и мы тоже. Понимали, что ему нужно справиться с горем.

– Раньше другой кочегар был, Федька. Так его на фронт забрали, – продолжил он.

Коля завистливо вздохнул:

– Мне бы туда!

– А… Так вот почему ты тут оказался! На фронт топаешь! А не маленький? – без всякой иронии спросил помощник машиниста.

– Да я не воевать! Там … – начал мой спаситель и осекся. (Я понял его затруднение: с одной стороны, не тактично говорить про своего папу в сложившейся ситуации, а с другой, – вообще про него лучше не рассказывать!)

Паренек словно не заметил Колиной заминки и с трудом встал.

– За подмогой придется идти!

Коля о чем-то сосредоточенно думал. Потом серьезно произнес:

– В Стримовичах сейчас телеграфная рота, у них и лошади есть, и подводы. Я тебя провожу, а то на ногах еле держишься!

Я поразился самоотверженности мальчика – вернуться туда, откуда сбежал!

Спустя несколько минут мы опять шагали по шпалам, только в обратном направлении, и в глубине души я очень рассчитывал, что старичок-смотритель не успел доесть гречишные оладьи…

Глава восемнадцатая. Ваня

Юный кочегар часто останавливался, пережидая приступы головокружения, так что продвигались мы гораздо медленнее, чем вдвоем с Колей. Зато меньше боялись – все-таки помощник машиниста был старше и опытнее моего спасителя. К тому же оказался очень словоохотливым.

Выяснилось, что его папа служил на железной дороге много лет и жили они тоже в Петербурге. Вот только Колин дом находился в центре, на Гороховой улице, а Ваня (так звали паренька) проживал на Черниговской, за обводным каналом. (Я-то местности не знал, а вот мальчики знакомым названиям обрадовались.)

Когда германские войска подошли вплотную к городу, жители стали уезжать: кто к родственникам, а кто вообще – куда глаза глядят, лишь бы подальше от войны, от неразберихи первых месяцев революции и надвигающегося голода. Даже правительство молодой рабочей республики во главе с вождем большевиков Лениным переехало в Москву, а Петроград выживал, как мог.

– Ты маленький был, так что небось и не знаешь, что почти половина горожан Питер покинула: было два миллиона, а теперь один едва наберется! Но все равно еды на всех не хватает! Там, откуда раньше хлеб везли, теперь беляки, да и железная дорога во многих местах порушена! – разъяснял нам Ваня сложную политическую и экономическую ситуацию.

Хотя его папа получал продуктовый паек первой категории, то есть усиленный, кормить большую семью, в которой, кроме Вани, было еще трое детей мал мала меньше (это я пересказываю слово в слово!), становилось все труднее. А несколько месяцев назад их унесла эпидемия холеры. Получалось, что наш новый знакомый остался теперь круглым сиротой…

Он, конечно, и Колю расспрашивал о житье-бытье, но мой спаситель поделился лишь скупыми сведениями, что мама его ушла однажды за продуктами и не вернулась, а папа где-то на фронте. Думаю, правда, Ваня догадался о непролетарском происхождении мальчика, но виду не подал и «барчуком» не обзывался.

Еще поинтересовался, откуда я такой взялся. Коля рассказал, как вытащил меня из капкана в детдомовской кладовой, а уж почему я такого дивного цвета, ему было неведомо. Если честно, мне и самому хотелось бы знать историю моего рода! Может, я голубых кровей? В том смысле, что потомок крысиного короля? Хотя нет… Тогда Кларочка не приняла бы меня поначалу за больного…

Видимо, мой род не такой уж древний. Ну и ладно! Зато во мне море красоты и бездна обаяния! (А коты просто ничего в этом не понимают!)