Будешь моей
Шрифт:
Интересно, где он?..
Сквозь тяжёлые шторы на окнах не проникал свет. Непонятно не только где он, но и который сейчас час. Прислушался к собственной памяти, которая упорно молчала. Видимо сдохла в пароксизме отчаяния, вместе с ним.
Амнезия – было бы неплохо, прекрасно было бы. Увы, в отличие от последних событий, того, как он сюда попал и куда попал, Олег отлично помнил причину этих самых событий.
Почему он напился до состояния полнейшей невменяемости.
Тина Силантьева. Его Маська.
Просто взяла и уехала, оставив сраную записку с тупыми извинениями.
А он кто? Кто для неё Олег Калугин? Выходит, хер с бугра.
Кучеренкова ещё…
Су-у-у-ука, как же так-то?
В голове прострелила острая боль, желудок красноречиво замутило, поднялась тошнота, вынуждая встать на поиски уборной.
Где бы он ни находился, просторная комната, кровать с высоким подголовником и хорошим матрасом, дорогие обои на стенах, тёплый, паркетный пол указывали, что вряд ли в чистом поле в стогу сена.
Несколько шагов по комнате в сторону двери покачивающейся походкой. Замутнённый взгляд на интерьер, острое понимание, что он ни где-нибудь, а в домике для гостей у собственных родителей. Рядом трёхэтажный особняк, недалеко бассейн, драгоценные клумбы матери.
Сюрприз. Сюрприз. Сюр-приз!
Предстоящий звездец и разнос совершенно не пугал. Всем прицепом поплевать, как говорится. Восстановить бы ход событий, как он оказался здесь, если последнее смутное воспоминание приходилось на бар напротив собственного дома за триста километров от отчего дома.
Как же всё происходящее напоминало события десятилетней давности: Олег с больной головой, покачивающейся походкой, привычно двигается в сторону уборной в домике для гостей, чтобы увидеть в зеркале собственную помятую рожу. Тогда совсем ещё юнца, которому ежедневно бриться не было нужды.
Сейчас взрослого, почти тридцатилетнего мужика, с грузом ошибок за спиной и, как казалось, научившегося контролировать души сомнительные порывы.
Младший сын генерала Калугина рос, не зная ни в чём отказа. Если со старшими сыновьями отец проявлял строгость, то младшенький – отрада на старость, даже с неожиданным появлением сестрёнок-близнецов, не потерял статуса всеобщего любимца, которому можно больше, чем остальным.
В семнадцать лет он связался с компанией местных мажоров, что не мудрено. Он сам был мажорчиком – сладким маминым-папином сыночком, считающим, что весь мир ему должен по праву рождения.
Что они творили, вспоминать не столько стыдно, сколько противно. Где только успели нахвататься такой грязи за жалкие шестнадцать-девятнадцать годков – средний возраст их компании.
Терпение отца лопнуло на разбитой в хлам тачке на стрит-рейсинге. Мало того, что неофициальном и незаконном, так ещё и с жертвами. Пострадали не от автомобиля Олега, он просто в пьяном угаре расхреначил машину, снеся отбойники на трассе, но сути это не меняло.
Калугин-старший впал в неистовство. Вопил так, что матери пришлось увозить младших сестёр из дома, подальше от психологических травм. Срочно примчались старшие братья Игнат с Николаем, чтобы спасти одного участника конфликта от инфаркта, другого от тяжких телесных повреждений.
Олега запихали в гвардейское высшее воздушно-десантное училище, по стопам Игната.
Отцы-командиры
гайки закрутили быстро и без рассусоливаний. Превратили папиного сыночка, озадаченного поиском запрещёнки и доступных девиц, в почти образцового курсанта.В истории Калугин-младший влипать продолжал, то самоволка, то драка, то пьянка, то девицы всех мастей, но строго в пределах терпения руководства училища и отца-генерала.
Молодая кровушка продолжала кипеть, организм требовал адреналина, безудержного секса, алкоголя, но распорядок дня нарушался крайне редко. Карающая длань закона, висевшая над буйной головой, неукоснительно напоминала о благе дисциплины.
К выпуску размягчённый возрастом и отсутствием косяков отец подготовил младшенькому отличное место в той же «конторе», где нёс службу Игнат. Федеральная служба безопасности – не шутки. С нехилой перспективой роста. Любой бы душу продал за такие прекрасные дали.
Олег отказываться не собирался. Распределение в жопу мира его совершенно не прельщало. Отказываться от протекции отца и брата и в мыслях не было.
С чего бы?
Перед выпуском Калугин-младший показал, что влипать в неприятности, доводить отца до белого каления – его истинный дар.
И шляпа Гриффиндора не понадобилась.
Олег не просто нажрался в говнище в компании таких же отбитых наглухо без пяти минут выпускников на территории училища, под бдительным оком вышестоящих.
Они устроил дебош, о котором быстро стало известно наверху. Настолько наверху, что выше только Главнокомандующий.
За месяц до выпуска из училища вылетели все участники событий. С таким треском, что задело командование учебного заведения. Нескольким полковникам прилетело с оттягом.
Правда, несколько курсантов после быстренько вернули. У некоторых нашлись влиятельные родственники, которым сильно не понравилось наказание, посчитали не соразмерным. В числе счастливчиков оказался Калугин. Олег Степанович.
Вот только после выпуска он отправился не на тёплое место в столице нашей Родины, где ему уже подыскивали квартиру в хорошем районе, а в Восточный военный округ. В настолько отдалённую точку, что до штаба в Хабаровске сначала на оленях нужно добираться – если утрировать. В крохотный военный городок, где из развлечений только ловля комаров и автолавка с шестидесятилетней продавщицей.
Выбраться было невозможно, папа-генерал постарался на славу. От всей души выложился.
Родина направила. Олег служил, мечтая свалить из богатого на дичь, рыбу, природные минералы и комаров края.
В СОБР недалеко от Московской области устраивался сам. Без протекций, без блата, не заикаясь о связях. Летал на собеседования и проверки больше года.
Брать не хотели, Олег понимал почему. Репутация, которую под лавку не засунешь, в личном деле всё указано, да и земля слухами полнится. Плюс бюрократические препоны, которые только пляской с бубном обойти можно.
Главный же шаман считал, что Родине служить можно и нужно в любых условиях, а у любимого сына трёхразовое горячее питание, койко-место в офицерском общежитии, и сортир не на улице – тёпленько драгоценной жопоньке.