Будьте бдительны! Сборник рассказов
Шрифт:
– …а пушки стоят - самоходки, десять штук…
– …а Пашка говорит: "Давайте что-нибудь напишем…"…
– …а мы в том месте тогда ещё сигареты покупали, и в дырку - нырьк…
– …нам как два пальца об асфальт, а они огроменные, да ещё в снаряге…
– …бздынь! Бздынь! У меня очко - жим-жим…
– …вот, я на руке записал…
– …гляжу - мина…
– …а они бла-бла-бла по-своему, я вот, на диктофон записал, может, важное что…
– …много - охер…ть…
Это был не доклад. Даже не его подобие. Это был просто весёлый и беспорядочный гомон. Но Верещагин не прерывал его. Он ещё расспросит
Пока он просто стоял и улыбался, слушая, как галдят мальчишки.
Бла-бла-бла на чудом работающем в побитой "нокии" диктофоне оказалось трёпом двух часовых-янки - о бабах. Но, что интересно - янки. Значит, морскую пехоту не отвели в тыл. К чему бы это?
Верещагин отложил диктофон и с удовлетворением посмотрел на карту, испещрённую обозначениями. Был практически полностью разведан квартал между улицами Владимира Невского, Жукова, Лизюкова. И это сделали трое тринадцатилетних пацанов! Эх, Клим-Клим…
Жестокая, свирепая улыбка прорезала лицо надсотника. Институт искусств - а в нём штаб польско-хорватской бригады… Верещагин посмотрел на часы. Пашка на своём скутере уехал в штаб десять минут назад. Ну погодите, братья-славяне, предатели хреновы - через полчасика на ваши головы ухнут 203-миллиметровые фугасы двух резервных "пионов". Тогда вы - если уцелеете - поймёте, каково тем несчастным рядовым, которых вы гоните на наши стволы во славу своих заморских хозяев. Надеюсь, вы не сдохнете сразу, а помучаетесь с оторванными руками-ногами…
– Кто?
– поднял он голову, услышав шаги - слишком осторожные для дружинника.
– Кто там?
– Я… можно?
Мальчишеский голос… Со света Верещагин не сразу различил лицо, но голос узнал сразу:
– Заходи, Дим, - сказал он, ногой выдвигая стул, на котором обычно сидел Пашка. Но вошедший мальчишка покачал головой. Верещагину показалось, что он очень взволнован - и уж точно бледен.
– Что случилось? Что-то с мамой?!
– Нет… - помотал головой мальчишка.
– Я хотел… - он очень смутился, тяжело задышал.
– Я хотел…
– Да не волнуйся ты так!
– надсотник вдруг понял, что забеспокоился и удивился тому, что ещё может это - беспокоиться из-за одного человека.
– Что случилось, говори спокойно.
– Я прочитал книгу… - Димка выложил на стол растрёпанный томик.
– Вот…
– О-о-о… - лицо Верещагина вдруг стало таким, как будто он повстречал старого знакомого. Надсотник взял книгу, покачал её на ладони.
– "О вас, ребята!" Я её очень любил. И издание было точно такое…
– Правда?!
– обрадовался Димка.
– Ну, тогда… - он опять сбился, раздражённо мотнул головой и решительно продолжал: - Я тут в одну комнату пролез, там стена рухнула… тут, в школе. Там разная пионерская атрибутика… - непринуждённо употребил он это слово.
– Ну, и книги… Вот я её прочитал. Я читать люблю… И ещё я нашёл… - он полез под куртку-ветровку с надписью "Mongoos" и достал…
Надсотник ошалело моргнул, не веря своим глазам.
В руках у мальчишки был красный галстук - неожиданно яркий в свете керосинки.
– Это пионерский галстук, я теперь знаю… - сказал Димка.
– Они там. В ящике в одном. Я… - он опять сбился. Надсотник
– Я хочу… - мальчишка выталкивал слова, как через узкое стеклянное горлышко - звенящие и редкие.
– Я хочу, чтобы… чтобы я не просто так был… а чтобы…
– Я понял, - сказал Верещагин. В глазах его - широко распахнутых, в красных прожилках недосыпа и страшной усталости - было недоверие, изумление и… и ещё что-то. Может быть - восторг? Или даже преклонение?
– Вы же были пионером?
– спросил облегчённо Димка.
– Я был плохим пионером, - покачал головой Верещагин.
– Вернее… никаким.
– Ну… пусть, - Димка шагнул вперёд, протягивая галстук на вытянутых руках.
– Вот… пожалуйста.
Надсотник закашлялся, встал, провёл рукой во коротко стриженым седым волосам. Подтянулся. Взял галстук. Димка, не сводя с мужчины глаз, вжикнул молнией ветровки, повыше раскатал горло тонкой водолазки цвета хаки.
– Я что-то должен сказать, да?
– спросил он.
– Там же была… какая-то клятва?
– Была, - кивнул Верещагин.
– Но я её не помню, Дим. Мы все давно забыли свои клятвы… Я не знаю слов…
– Пусть… - шепнул Димка. Глаза его стали упрямыми.
– Тогда вы… вы просто придумайте, что мне сказать. Чтобы была клятва. Вы ведь можете. Вы до войны книги писали. Я узнал…
– Хорошо, - и надсотник вдруг вырос и построжал.
– Я придумаю клятву. Повторяй за мной. Я, Дмитрий Медведев…
– Я, Дмитрий Медведев… - отозвался мальчишка, вытянувшись с прижатыми к бёдрам кулаками.
– …вступая в ряды пионерской организации России…
– …вступая в ряды пионерской организации России…
– …и осознавая взятый на себя долг…
– …и осознавая взятый на себя долг…
– …торжественно клянусь…
– …торжественно клянусь… - мальчишка коротко выдохнул.
– …быть верным Родине, мужественным и честным… - звучал мужской голос.
– …быть верным Родине, мужественным и честным… - повторял голос мальчишки.
– …защищать то, что нуждается в защите, в дни войны и дни мира…
– …защищать то, что нуждается в защите, в дни войны и дни мира…
– …ни словом, ни делом, ни мыслью не изменять Родине…
– …ни словом, ни делом, ни мыслью не изменять Родине…
– …а если понадобится - отдать за неё свою жизнь.
– …а если понадобится… - мальчишка на миг запнулся, но договорил твёрдо: -…отдать за неё свою жизнь.
– Пусть будут свидетелями моей клятвы живые и погибшие защитники России и моя совесть.
– Пусть будут свидетелями моей клятвы живые и погибшие защитники России и моя совесть.
Надсотник повязал галстук на шею Димки. Побитые, перепачканные гарью пальцы мужчины сделали "пионерский" узел автоматически, заученно, и он невольно улыбнулся.
– Почему вы улыбаетесь?
– строго спросил, поднимая голову, Димка.
– Узел, - сказал Верещагин.
– Я научу тебя, как его правильно завязывать.
Он успел уснуть снова, но сон опять нарушили. Зевающий Земцов привёл какую-то немолодую женщину, явно не знавшую, как себя вести, и старика - вполне бодрого, подтянутого.