Будьте бдительны! Сборник рассказов

…В наших подвалах всё было как весь последний месяц. Большинство раскладывалось спать. В дальнем углу шло родительское собрание. Любовь Тимофеевна на него не пошла и проверяла тетрадки своих младшеклассников. Лизка, собрав вокруг себя мелких, читала им про домовёнка Кузьку. Еще две наших девчонки, сидя на открытых ящиках, вяло спорили про то, сколько банок открывать на завтрак. За арочным проходом, завешенным шторами, стонали и матерились, металлически позвякивало - шли операции… ввалился Сержант. Я не ожидал, что он вернётся сегодня - наверное, дед с бабкой в очередной раз отказались покинуть свой дом и снова расплевались с внуком. Но куда удивительней было, что Сержант волок за руку Генку Ропшина. Да ещё в каком виде - грязного, волосы дыбом, одежда чем-то перемазана и порвана. Я просто офигел - мне казалось, что уж Ропшины-то точно давно на каких-нибудь Багамах или Канарах! Вспомнилось, как Колька хвастался загранпаспортом…

…- Посмотрите на это чудо!
– объявил Сержант (все посмотрели; Генка тоже смотрел. Но не на нас, а куда-то мимо)

–  Иду через парк, а он там сидит под кустами… Думал - позавчера попал под бомбёжку, крышу сорвало, вот и прячется. Взял его за руку, поволок домой, а у них там полторы стены, да и те дымятся. Ну, я его сюда… Оксидик, цветочек мой аленький, посмотри, что у него с руками.

–  Трепло, - сказала Оксана, дернула плечом и пошла за своей сумкой. Я проводил её взглядом и пихнул локтем плюхнувшегося рядом Сержанта.

–  Не заедайся к ней, понял? В морду дам.

–  Дашь, - тихо ответил Сержант.
– Потом. Ты давай, не сиди… Сейчас десантура сказала - идут, гады. Минут через десять будут…

…- Ты где себе так руки изуродовал? Ты же их сжёг начисто!
– Оксана бинтовала ладони безропотно сидящего Генки.
– Ты чего молчишь, дубина?!

–  Он по привычке пирожки прямо из духовки таскал, - сказал кто-то, и вокруг заржали. Генка посмотрел немного осмысленней, улыбнулся странной улыбкой и неожиданно тонким, но очень ясным голосом сказал:

–  Не… Там мама горела и кричала. В доме. Я хотел её откопать и не смог…

Стало очень тихо. Я увидел, как Любовь Тимофеевна подняла голову и вдруг взялась за виски, стиснула их так, что побелели пальцы. А потом в этой тишине родился и врезался в мозги тонким буравом вой сирены…

…- Спать, спать, спать, - командовала Лизка.
– Быстро и без разговоров. Поспите, а там будет день, днём они не летают. Младшие слушались её безропотно - укладывались, тихо помогая друг другу, кто-то добавочно объяснял: "Днём они не летают, не бойся. Днём они наших "мигов" боятся. Я тебе потом картинку покажу…"

Очень испугались, подумал я, подхватывая эскаэс из шкафа и одновременно перебрасывая через плечо сумку с противогазом. На весь юго-восток - сто пятьдесят машин. Без единого командования. А у писькоделов сколько?.. Что вы сказали? То-то же… Ребята вставали у входа, кто-то курил, отворачиваясь от родителей и учителей, прервавших свои посиделки в углу. Я нашёл взглядом маму и тут же отвернулся. Снаружи продолжало выть, но к этому звуку примешался ещё один - торжествующе-слитный гул десятков двигателей в небе.

–  Готовы?
– Дюк оглядел нашу банду.
– Ну, тогда что - пошли…

…- Я с вами.

–  Ты же не в отряде, - сказал Дюк, и все на него поглядели - впервые наш командир сморозил глупость. Он и сам это понял и махнул рукой: - Ладно, двигаем. Лишним не будешь.

–  Он же почти без рук!
– завопила Оксана, но уже нам вслед…

…- Он там!
– крикнул Сержант.
– Лихач, давай туда, он там, я же видел парашют!

–  А ты?
– крикнул я. Сержант отмахнулся со зверским лицом:

–  Потом подберёшь!
– и откинулся на асфальт. Я рванул бегом и даже не сразу осознал, кто бежит рядом со мной в грохочущей, стонущей огненной тьме - а это был Генка. Мы обменялись короткими взглядами и ничего друг другу не сказали…

…- Погоди, Лихач, - Генка тяжело дышал.
– Смотри. Вон он.

От удивления я онемел. Мы бы пробежали мимо. Человек, которого заметил Генка, стоял среди теней пламени, среди шевеления веток и сам казался их частью. Но сейчас я вдруг увидел его очень отчётливо и поразился тому, какой он огромный, этот первый увиденный мной вблизи враг - настоящий враг, янки, не наёмник из Восточной Европы. Длинноногий, широкоплечий, в могучих ботинках на толстенной подошве, с ёжиком волос, отливавших латунью… Я не мог понять, какого цвета у него комбинезон, многочисленные нашивки отливали одинаково-алым, казалось, что форма сбитого лётчика тут и там испятнана кровью. Но он, похоже, даже не был ранен и не видел нас - глядя в другую сторону, он возился с чем-то на поясе… Я увидел большую кобуру и, охваченный внезапным страхом - не дать ему достать оружие!
– заорал, вскидывая карабин и от испуга вспомнив английский:

–  Дроп ё ган!
– хотя, чтобы бросить оружие, он должен был его минимум достать.
– Фризз! Хэндз ап!

Тут тоже была неувязочка - как он мог поднять руки, если я приказал ему замереть?.. Он повернулся - быстро, резко - и я обмер, ожидая, что сейчас он, как в кино, ловко выхватит оружие и я просто не успею ничего сделать с этим огромным мужиком. Отсветы пожара упали на лицо - мужественное, гладко выбритое…

…Лётчик как-то странно присел и вдруг улыбнулся криво. Губы у него дрожали. Он замотал головой и заторопился словами:

–  Донт шут… Плиз, бойз… донт шут… - потом, словно что-то вспомнив, торопливо полез в нагрудный карман, и я, так же стремительно забыв английский, завизжал:

–  Стой, гад!!!

Он тихо вскрикнул, отдёрнул руку и снова криво улыбнулся:

–  Но… но, бой… Вэйт э минэт, плиз… Донт шут… Плиз, итс мани, онли мани… - он всё-таки влез в карман, что-то там драл и рвал, не переставая жалко улыбаться, потом достал ладонь и протянул её к нам.
– Фор ю… анд юо фрэнд, фор хим, бойз… Мани, голд… Тэйк, донт шут…

Я не сразу понял, что за кругляши у него в ладони - их там было больше десятка, явно тяжёлых, отсвечивающих красивым медовым блеском. А он всё улыбался, тянул дрожащую руку и говорил:

–  Фор годнесс сэйк… донт шут… Ай хэв чу бойз ту… чу бойз, ю андестенд?

Тэйк голд, энд ай го…

–  Чё он хочет?
– тупо спросил я, не опуская карабина. Генка тихо сказал:

–  Даёт деньги, чтобы отпустили… Лихач… Леш, дай карабин.

–  На… э, зачем?
– я сжал пальцы на ложе. Генка посмотрел мне в глаза и тихо сказал:

–  Дай.

Я разжал пальцы, как под гипнозом…

…Золотые монеты посыпались из ладони. Лётчик вдруг подломился в коленях и, рухнув на землю, уже не тянул руку к нам, а как бы закрывался ею, трясущейся, с растопыренными пальцами, и его глаза блестели какой-то масляной животной плёнкой. Он открыл рот - и вместо слов оттуда вырвался вой. Это был дикий, непереносимый звук - я отшатнулся, не в силах его слышать - вой, в котором уже не было ничего человеческого, никаких чувств, кроме одного бесконечного ужаса. Так не кричали даже сгоравшие заживо в домах, которые, может быть, сжёг этот крепкий, красивый человек, похожий на героя боевика.