Будущее ностальгии

Тем не менее примерно через десять лет критика архитектуры собора, как и сведения о разрушении Алексеевского монастыря, была предана забвению. Собор стал важным религиозным центром и популярным городским пространством, излюбленным москвичами. Он вошел в коллективную память следующего поколения и появился на старых тонированных открытках «souvenirs de Moscou» с розоватым снегом и смеющимися гувернантками в меховых шапках, едущих на живописных санях. Даже в авангардной фотографии Александра Родченко есть собор, хотя мы не видим самой церкви, только геометрический ритм ее ступеней и фигуру неизвестной женщины с ребенком. Это произведение дает нам представление о том, как колоссальный памятник сверхчеловеческого масштаба стал частью бытовой городской жизни.

Прошло еще сорок восемь лет до того, как на этом печально известном месте с видом на Кремль разыгрался очередной акт урбанистической драмы. Во время яростной антирелигиозной кампании 1920-х и 1930-х годов собор был назван «поганкой» старого режима, «идеологическим оплотом пропаганды патриотизма, милитаризма и шовинизма» [286] . Собор также считался «угрозой для городской гигиены», местом, где инфекционные болезни старого мира угрожают здоровью нового государства. Революционная экология потребовала хирургической операции. Более того, видное городское место привлекло личное внимание Сталина, так же как оно некогда привлекло внимание царя. Советский вождь выбрал это место для строительства самого большого в своей жизни памятника – Дворца Советов [287] . В 1931 году большая часть церковного убранства была снята. Затем, по личному приказу Сталина, собор был взорван. Современники утверждали, что кроваво-красный туман окутывал Москву в течение нескольких дней. Красные кирпичные обломки церкви смотрелись как место преступления. Все это напоминало открытую рану в самом центре города.

286

Кириченко Е. Храм Христа Спасителя в Москве. С. 250. «Он был построен, как будто в ознаменование войны в прошлом, но на самом деле в оправдание будущей империалистической агрессии». В XX веке собор был местом религиозной оппозиции большевистскому режиму.

287

Это место было использовано в раннем классическом советском кино. Статуя Александра III, стоявшая перед собором, была деконструирована через идеологический монтаж в фильме «Октябрь» Сергея Эйзенштейна. Режиссер, который в 1930-е годы совершил путешествия в Голливуд и Мексику, разумеется, никогда бы не мог предсказать, что кинолента будет воплощена в жизнь, скажем так, предвосхищая судьбу статуй внутри собора, а также – самого храма.

Согласно плану Сталина, преемник собора должен был стать святыней победоносного атеизма. Колосс новой эры высотой 416 метров, террасированный, обрамленный колоннадами и украшенный скульптурами, – произведение архитектора Иофана, должен был стать советским ответом статуе Свободы и Эмпайр-стейт-билдингу. Архитектор с гордостью заявлял, что Дворец Советов будет на 8 метров выше, увенчанный статуей Ленина весом 6000 тонн, указывающего человечеству светлый путь своей протянутой рукой. (Молотов считал абсурдным, что глаза Ленина не будут видны советскими гражданами, Сталин и Ворошилов убедили его в обратном.) [288] Дворец Советов был представлен как антипод храма Христа Спасителя. Воинственно-атеистическая советская идеология строилась на множестве религиозных мифов – от древнеегипетского язычества до русского христианства. Ленин занял место креста и купола бывшего собора в качестве полубога. Дворец Советов был ответом на всеобъемлющий авангардный проект, памятник Третьему Интернационалу Татлина, который имел форму динамической спирали, возносящейся ввысь. Дворец Советов делал динамическую спираль неподвижной, обездвиживая гегелевскую диалектику в имперском синтезе и воздвигая гигантскую статую Ленина, в то время как скульптура Татлина отличалась открытостью и полной свободой репрезентации [289] . Архитектура Дворца Советов свободно заимствовала из всех архитектурных стилей, сочетая грандиозность египетских пирамид и американских небоскребов. Совершенное будущее и далекое прошлое слились вместе, обреченные гипнотизировать зрителя, приводя его в состояние полного забвения настоящего.

288

Нередко сообщалось, особенно в националистической прессе, что Лазарь Каганович сказал, глядя на обломки собора: «Мать Россия низвергнута. Мы разорвали ее юбки». Каганович, разумеется, не был святым, но нет никаких доказательств того, что он сказал нечто подобное. В личных мемуарах Каганович пишет, что он выступал за другой участок для Дворца Советов и сказал Сталину, что снос собора будет обращен против него, против партии и «вызовет волну антисемитизма». Его аргументы не убедили Сталина. См.: Чуев Ф. И. Так говорил Каганович. М.: Отечество, 1992; критический разбор см.: Colton T. Moscow: Governing the Socialist Metropolis. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1995. Р. 260.

289

Возможно, после разрушения храма Христа Спасителя Сталин изменил свою разрушительную политику, по крайней мере vis-a-vis с церковными зданиями. Фактически он включил элементы стилистики собора в свой официальной государственный стиль.

Конец ознакомительного фрагмента.