Буковый лес

Или другое – всыпал мне в кофе ложечку сладкого порошка, а это оказались толчённые женские половые гормоны шимпанзе, и повисла я у партнёра на шее, забыв обо всём на свете. Всыпал полторы ложки – устроила стриптиз прямо у памятника Богдану Хмельницкому и так далее. Да, не бойся, не бойся тётя Света, не пересплю я с вашим «Володенькой» и уж тем более не заберу его у вас с вашей собутыльницей Клавой. Сто лет он мне не нужен. Нет, больше – тыщу лет не нужен. Вот закончатся завтра съёмки, оплатят мне эту неделю маразма, и укачу я с законным мужем в родные Салоники, и забуду я, тётя Света, как вас всех тут звали.»

При воспоминании о Салониках настроение стало портиться. Эндрю в эту минуту показался таким чужим, таким далёким, что Линда даже не представляла себе, как они снова будут жить под одной крышей. После всего, что было здесь, после такой высокой оценки её как личности, после недели свободы снова салоникская квартира три на четыре и супруг, лениво жующий на диване зёрнышки граната, которые Линда для него и купила, и принесла, и почистила?! А, вот о Сашеньке надо стараться не думать. Осталось совсем немного, они очень скоро увидятся, только надо надеяться, что у неё с «новой мамкой» всё сложилось хорошо.

– Готовы, или нет? – Иннеса была тут как тут, и Андрей-вторая камера дышал «помощнику режиссёра» в затылок.

– Едем, конечно! Вот моя гелибт немного задерживается, – Вальдемарчику неловко, – секундочку потерпите, – «второй муж» распахнул перед Линдой дверь в дом и, пропустив её вперёд, вошёл следом.

– Вы с Владимиром снова едете вдвоём в его мытой машине на работу, а мы приедем снимать прямо в сауну. Линда, ты бы оделась потеплее, а то погоды сейчас обманчивые, знаешь, как быстро можно простыть? – Таня чудесным образом оказалась дома первой. Как она успела туда попасть?

– Хорошо! Я только сейчас мокрое вывешу на улицу и можно ехать.

– Всё, расходимся, – Таня мимоходом отправила в рот конфетку, взяв её со стола на ощупь.

Как быстро проходят и забываются обиды. И снова от видов прекрасного города на Линду сошло благолепие. Она простила Вальдемарке все его глупые штучки, потому что на самом деле «важно то, чего не увидишь глазами». А её партнёр по съёмкам по сути своей очень хороший и добрый человек. Он на самом деле беспредельно близок Линде духовно

Как им нравилось ехать вдвоём, не проронив ни слова. Только когда встречаются такие, на самом деле родственные души, можно молчать часы напролёт. Молчать не в напряжённой тишине, ущербных чужаков, молчать не от того, что нечего сказать, не от зашкалившей гордыни, а от духовного благолепия, от счастья ощущать рядом свою вторую половинку.

Вальдемар в машине включил проигрыватель, и проникновенный французский шансон завершил в просторном салоне «Лексуса» иллюзию старого, провинциального кафе где-то на тихой окраине Парижа, живущего своей, особенной жизнью, без катастроф и воин, без боли и несчастий. Линда даже показалось, что в машине запахло круасанами и чёрным шоколадом. Зачем слова? Греки говорят: «Логия ине фтохья»! «Слова – ничто!» Они наслаждались присутствием друг друга, как раскалённая пустыня наслаждается, впитывая в себя первые капли дождя, дарящие прохладу усталым пескам.

– Далеко ещё? – тихо спросила она, хотя ей и было всё равно. Спросила опять просто так, чтоб ненадолго нарушить молчание. Вот так бы и ехала, и ехала с ним всю свою жизнь, медленно и величаво, пропуская вперёд глупые спешащие машинки и любуясь на золото украинской осени.

– А ты знаешь, куда мы завтра с тобой пойдём? – Тихо спросил он. В голосе всё – и бархат мимозы, и терпкость спелого граната.

– Нет… – отвечать трудно. Совсем не хочется открывать рот. Ничего не хочется. Не хочется думать, вспоминать, строить планы… Хочется только быть с ним рядом, слушать его, видеть его, подчиняться… Нет! Подчиняться пока не хочется!

– Мы завтра пойдём с тобой на одну гору. Это тоже святое место. Я очень давно хотел туда сходить. Там есть одна поляна, если на ней постоять, сосредоточиться и загадать желание, оно обязательно исполнится, каким бы на первый взгляд несбыточным не казалось. Это мой тебе будет подарок.

– А ты ходил туда с Клавой? – Вопрос ни о чём. Какая разница на самом деле «ходил, не ходил»? Всё это из в прошлой жизни.

От имени «Клава» Вальдемар поморщился, словно речь шла о дохлой кошке.

– Завтра когда увидишь это место, сама поймёшь. Давай не портить наш прекрасный день глупыми разговорами.

– Чего это они глупые?! Если я не ошибаюсь, речь, на секундочку, идёт о твоей законной жене – Клавдии Иванне Мирошниченко, урожденной Пупко, учителке начальных классов…

– Да, это так, но… давай потом? Сейчас так хорошо. А то будем дальше о твоём муже, потом ещё о чём то …Не ко времени всё это. Я сейчас принимаю очень важные решения в своей жизни. Поэтому – не будем, ладно?

– Как скажешь! Не будем, так не будем.

– Вот за это я тебя люблю!

– Та ты шо?! – Линда опять встрепенулась и кинулась разыгрывать представление.

– Тихо, тихо, тихо… а то мы тут мимо проедем. Постой, нам вот тут надо свернуть, а вот сюда встать. Осторожненько, осторожненько… Всё, приехали.

Вальдемар повернул ключ в зажигании, и отстегнул ремень безопасности.

Они вошли в подъезд многоэтажного нового дома. Два секьюрити в чёрных куртках за толстым, пуленепробиваемым стеклом сдержанно кивнули. Постройку, или ремонт закончили очень недавно, в лифте на полу стоят металлические банки с краской и воняет мокрой штукатуркой.

Он обнял её сильным движением крепких рук и рывком притянул к себе. Она про вчерашнее забыла, всё забыла от начала до конца. Вчера было рано. Он точно знает что делает. Сегодня – новый день, сегодня всё будет хорошо!

Краска бросила ей в лицо, она, смущаясь, не смея шелохнуться, опустила глаза в ожидании чуда.

– Вот мы и приехали!

Скоростной лифт поднялся слишком быстро, и подкравшееся чудо не успело произойти. Лифт остановился так мягко, словно не ехал вовсе. Двери снова открылись прямо в квартиру.

Такого не бывает! С ума сойти! Наверное, это и есть то самое знаменитое булгаковское «пятое измерение», только в отличии от «нехорошей московской квартиры» здесь широченные мраморные ступени поднимались, переплетаясь друг с другом в форме двойной гигантской спирали ДНК. Пока квартира не продана, заботливые руки прикрыли их прозрачным целлофаном. Но, разве простой смертный может навредить белоснежному греческому мрамору?! Мармаринес скалес… (мраморные лестницы (греч.) Парфенон живёт века и будет жить вечно.

Линда находилась в совершенно необъятном зале, где никто пока не жил. Высоченная колоннада и две хрустальные люстры отражались одновременно в ослепительном полу и в настенных зеркалах, создавая ощущение полной бесконечности. В углу, прямо между громадными окнами стоят два белых рояля спинками друг к другу.

– Здесь пока ни разу не было гостей, – Линда вздрогнула от голоса, показавшегося ей слишком резким в полной тишине, – мы с тобой первые нарушим безмолвие.

Разглядывая всё это великолепие, она напрочь забыла, что поднялась сюда не одна и теперь очень тщательно старалась придти в себя. Она не вертела головой, она в ступоре поворачивалась всем телом и каждый, брошенный взгляд зажигал в мозгу миллиардами ярких салютов. «Ведь тут кто-то скоро поселится и будет жить долго и счастливо, без трубы парового отопления в центре кухни, где я красным лаком написала русскими буквами „МОМЕНТО МОРЕ“. И дети здесь будут бегать наперегонки, и пускать с балкона мыльные пузыри из баночки. Какими они будут счастливыми! И клиентка скоро придёт эту квартиру смотреть. Нет, это не зависть говорит во мне, это говорит тихая грусть, живущего не своей жизнью, человека».