Булгаков и Лаппа

— Уж раз доехали через такой ад — выживут.

— Ты рассуждаешь как… как деревенская бабка!

Миша вывел Тасю на прогулку — показать город, после того как все ее вещи были отданы в больничную прачечную, на суровую пропарку, а она сама вымыта в бане дезинфицирующим мылом. Единственную юбку и блузку из вещей, отданных в стирку, Тася спасла — собственноручно выгладила каленым утюгом.

Прогуливаясь по главному проспекту под руку с офицером, Тася ликовала: вот они снова вдвоем, но совершенно в иных условиях. И главное — никакого морфия!

Маленький симпатичный южный городишко: вьющиеся розы заплели балконы, пирамидальные тополя уходят аллеей до самых гор со снежными вершинами. Они так близко — только руку протяни. Главная улица с широким бульваром посередине — вся в кафе, столики вынесены на улицу, клумбы в цветах. Много офицеров, нарядных дам, на площади перед городской управой духовой оркестр играет Штрауса, пританцовывают даже извозчичьи лошади. На прилавках, витринах горки желтоватой выпечки.

— Миш, вот смешно, не знала, что кавказцы так бисквиты любят!

— «Бисквиты»! Это кукурузный хлеб, дорогая. Все эти шляпки и вальсики — хорошая мина при плохой игре. Чеченцы и осетины налеты устраивают. А с севера напирают красные. Сидим как на пороховой бочке, улыбаемся. — Он козырнул проходящему мимо офицеру. — Генерал Гаврилов, мой приятель, говорит: недолго продержимся. Хочешь мороженою? Ага, я угадал. — Они сели за столик в тени и сделали заказ. Михаил подманил паренька с корзиной лесных фиалок и протянул Тасе букетик.

— Ты такой галантный кавалер… Совсем как прежде. — Тася приколола цветы к блузке, выпрямила спину и пожалела, что не подкрасила губы. Ей сейчас так хотелось быть привлекательной. — Помнишь, какая у меня в Киеве была черная тафтовая юбка? Ты еще удивлялся, что на меня все оборачиваются.

Михаил поморщился:

— Помню, все помню. Но не в этом дело. — Он опустил глаза. — Я негодяй, Таська. Завел тебя сюда, чтобы подсластить признание.

— Горькое? — Тася улыбнулась, а у самой сердце оборвалось: «Другую завел!»

— Слушай. — Михаил достал портсигар, незнакомый Тасе костяной мундштук, зажигалку и, прикрывая огонек руками от ветра, закурил. — Еду я сюда, в Ростове стоим. Говорят, до вечера. Что делать?

Офицеры пригласили меня поиграть в бильярд на вокзале. Усидеть я не мог — и так нервы как струна натянуты, ведь ничего непонятно — куда еду, зачем. И вообще… Чем дело кончится? — Он выдохнул в сторону голубой дым, задумался.

— Короче, пошел… И все проиграл, — догадалась Тася.

— Точно. Но это не вся беда — отыграться хотел, брюнетик против меня уж больно задиристый стоял и арию Фигаро насвистывал.

— А ты бы ему спел! — Тася радовалась, что никакой другой нет. Есть проигрыш — ерунда.

— Петь я не стал, поскольку он меня ободрал как липку. Что делать? Пошел в ломбард и заложил твой браслет. Слегка отыгрался… Но не фартило мне, Таська! — Он в сердцах загасил окурок.

— Фу… Миш, ну зачем браслеткой было рисковать, сам же говорил — твой талисман, — огорчилась такому повороту Тася.

— И я так думаю, себя последними словами костерю. Иду к поезду злой и расстроенный вдрызг. И вдруг вижу… Думаешь кого? Константина нашего! Двоюродного брата. Отдал ему квитанцию и умолял выкупить вещицу. Выкупить и передать Варе. Они же часто в Москве видятся.

— Ну прости-прощай наш талисман… — насупилась Тася. Михаил завелся:

— Ты что, Косте и Варе не доверяешь?

— Так времена какие, Мишенька? Сегодня был ломбард, а завтра и след простыл…

Так могло случиться и случалось в те годы сплошь и рядом. Но браслет вернулся. Через три года Варя передала его Мише с нотациями за безалаберное поведение. Но ведь вернулся! И это возвращение талисмана оказалось символическим.

2

Вскоре Михаила направили в перевязочный отряд на линию боев. Утром, явившись к госпиталю, Тася и Михаил увидели арбу с возницей в лохматой папахе. Вытащив из соломы на дне винтовку, он протянул ее Михаилу:

— Отстреливаться будете. В кукурузных полях ингуши прячутся. Им пострелять — одно удовольствие. — Он хлестнул лошаденку вожжами, арба заскрипела по брусчатой мостовой.

Кукурузные поля начинались прямо за городом. Тася смотрела во все глаза, не шевелятся ли макушки низкорослых, покрытых белой пылью зарослей, не блеснет ли среди жухлых листьев зоркий кавказский глаз. Доехали благополучно. Доктора приняли в отряд.

«В плоском Ханкальском ущелье пылят по дорогам арбы, двуколки. Кизлярогребенские казаки стали на левом фланге, гусары на правом. На вытоптанных кукурузных полях батареи. Бьют шрапнелью по Узуну. Чеченцы как черти дерутся с “белыми чертями”. У речонки, на берегу которой валяется разбухший труп лошади, на двуколке треплется краснокрестный флаг. Сюда волокут ко мне окровавленных казаков, и они умирают у меня на руках.

Грозовая туча ушла за горы. Льет жгучее солнце, и я жадно глотаю смрадную воду из манерки. Мечутся две сестры, поднимают бессильно свесившиеся головы на соломе двуколок, перевязывают белыми бинтами, поят водой.

Пулеметы гремят дружно целой стаей.

Чеченцы шпарят из аула. Бьются отчаянно. Но ничего не выйдет. Возьмут аул и зажгут».

Так описан этот эпизод в «Необычайных приключениях доктора».

Не запечатлена в отчетливо прописанной картине лишь Тася. Она была рядом, помогала переворачивать раненых, наполняла шприцы.

— Вы, медсестра, откуда? Почему не в форме? — К Тасе подошла женщина-врач в пенсне на сухом, желтом лице.

— Это моя жена. Она помогает мне, — объяснил ситуацию Михаил начальнице перевязочного пункта.

— Я хотела вас попросить разрешить мне остаться… Образования медицинского у меня нет. Но я опытная, на фронте с Михаилом работала, — затараторила Тася. Женщина в белом халате посмотрела на нее с явным пренебрежением, головой качнула возмущенно:

— Ну, милая! Куда ж вы без образования? Дома сидите.

— Я жена доктора. Сейчас лишние руки не помешают, — не сдавалась Тася, которой от мысли, что она оставит тут Михаила одного, становилось плохо.

— Уж извините, голубушка, но с женами на военные точки ездить не полагается, — не смилостивилась начальница. — Обстановка военная, может бой завязаться. Ваш муж — военный врач, я имею институтское образование и работаю по демобилизации. — Она поправила переносье пенсне. — Добра вам желаю, поймите меня правильно.

На обратном пути Тася хмурилась:

— Опять я не нужна.

— Глупая, ты мне очень нужна, мне. Сиди в городе и жди. А я буду знать, что должен вернуться живым.

Обстановка на фронте накалялась с каждым днем. Булгакову пришлось дежурить на перевязочном пункте ночами.

Помогая изувеченным людям, Михаил все меньше понимал, за что и с кем он сражается. Обидно умереть вот так — непонимающим, непонятым. Не успев израсходовать силу, ниспосланную свыше. Не силу кулаков или пули — силу слова. Чем круче затягивался узел событий, тем сильнее было желание запечатлеть происходящее.