Булгаков и Лаппа

— Люби меня, Мишенька. Как тогда любил…

10

На перроне у поезда с отправлявшимися на фронт призывниками духовой оркестр гремел «Прощание славянки». Михаил в шинели с докторскими погонами и кокардой на фуражке казался Тасе необыкновенно мужественным и желанным. Она прижалась к его губам, и он ответил. Мимо шли строем, толкая их, новобранцы, вопили провожающие. В водовороте чужой жизни муж и жена целовались исступленно, страстно, не замечая никого.

Что за власть у этого вокзала? Быть может, осеняет его звезда прощаний и потерь, открывая расстающимся истинную цену их неразрывной связи? Вот и теперь они стояли на перроне, как в тот, первый раз, когда разлука была равносильна смерти. Когда важней всего на свете был их неувядающий, жаркий, на всю жизнь данный май.

Михаил обнял жену крепко, словно боясь потерять.

— Браслетку дай, на счастье.

— Я не забыла, специально надела, чтобы тебе отдать. — Тася застегнула на его худом запястье замочек со своими инициалами.

— По местам! — скомандовал офицер с флажком. Оркестр грянул во всю мощь. Михаил вскочил на подножку. Поезд тронулся.

«Фронт. Я провожаю его на фронт!» — словно впервые, с леденящим ужасом осознала это Тася. И даже плакать не смогла — во все глаза, не моргая, смотрела на убыстрявшие ход вагоны, пока последний, вильнув на стрелке, не скрылся в морозной дымке…

Действие романа «Белая гвардия» обрывается зимой 1919 года. Неизвестно, что произойдет с его героями дальше. Некий свет оптимизма, исходящий от намеченного автором в финале предчувствия новой жизни, позволяет надеяться на лучшее. В духе советских романов об индустриализации и формировании новой интеллигенции.

Реальность же не оставила места иллюзиям. Булгаков завершил повествование о Турбиных, выведя действие к слабо манящей надежде, — иначе и мечтать о публикации было нечего. Но сам знал другое.

«Жизнь-то им перебило на самом рассвете… Мать сказала детям — живите!

А им пришлось мучиться и умирать».

«Пришлось мучиться и умирать» — это сказано в самом начале романа «Белая гвардия», над которым Булгаков работал в 1923–1924 годах. Слова оказались пророческими.

Варвара Михайловна умерла от тифа 1 февраля 1922 года в Киеве в квартире Воскресенского. Потрясенный смертью матери, Михаил отправляет письмо сестре Наде, в котором пишет о том, чем она была в жизни детей, напоминает о необходимости сохранить дружбу во имя памяти матери.

На похороны в Киев находящийся тогда в полной нищете писатель поехать не смог. Незадолго до своей смерти, безнадежно больной, Михаил Афанасьевич сказал Надежде: «Я достаточно отдал долг уважения и любви к матери. Ей памятник — строки в “Белой гвардии”.

Иван ушил с белыми, эмигрировал в 1919 году, те успев получить высшего образования. Попал в Париж, гди играл на балалайке в русских ресторанах, работал таксистом, писал прекрасные стихи. Оторванный от родных корней, этот сугубо домашний, воспитанный ютоша с огромным трудом выживал в эмиграции, что плохо удавалось и значительно более сильным людям. Но в конце концов спился, играя на балалайке по дешевым притонам.

В том же году с Белой армией ушил и Николай, осел в Загребе, где продолжил учение на биологическом отделении университета. Нищенствовал, голодал, изнемогал от одиночества и тоски по близким. Работал с тифозными больными и в оспяных бараках. Николай Афанасьевич, человек талантливый и целеустремленный, несмотря на все лишения эмиграции, стал видным профессором-микробиологом. Уехал в Париж, женился на дочери бывшего киевского профессора. Смерть Николая была нелепа. Он отправился искать игравшего в трущобах на балалайке Ивана. Простудился и умер от воспаления легких в 1966 году.

После выхода в свет романа «Белая гвардия» Варя написала Михаилу гневное письмо: «Какое право ты имел отзываться так о моем муже? Ты мне не брат после этого».

Леонид Карум, сбежавший в Москву в 1919 году, когда Киев заняли белые, поселился у Нади Земской — сестры жены. Потом скрывался еще где-то. В конце 1920-х его и мужа Надежды — филолога Андрея Земского, не имевшего никакого отношения к Белому движению, — арестовали. Земского выслали в Красноярск, куда к нему приезжала жена Надя. Карума — в Новосибирск. Варя оставила квартиру в Киеве и уехала к нему. В Новосибирске давала уроки музыки, Леонид Сергеевич преподавал немецкий и латынь. Однако Карум оставил Варю, женившись на молодой женщине. Варвара Афанасьевна — знаменитая «Елена рыжая», обворожительная, трепетная, мужественная и хрупкая героиня «Белой гвардии», умерла в 1954 году в больнице для слабоумных.

Сынгаевский (Мышлаевский) и баритон, послуживший прототипом Шервинского, ушли с белыми и оказались в эмиграции.

Печально сложилась судьба инженера Листовни-чьего (Василисы). Полковник деникинских войск, служивший на оборонительном участке, был арестован красными и погиб в тюрьме.

Был арестован и, вероятно, расстрелян священник церкви Николы Доброго А.А. Глаголев.

Этот трагический финал судеб представителей семейства Булгаковых и их окружения отличается от перспективы, смутно, но все же оптимистически намеченной писателем в “Белой Гвардии”. Булгаков издавал свой роман в большевистском государстве, и расставленные в нем политические акценты вполне объяснимы. Верным же остается отсчет от данной в романе характеристики Алексея Турбина, «постаревшего и помрачневшего после 25 ноября 1917 года». Эта дата явилась определяющей и в трагедии семьи Булгаковых, народа, России.

А также в судьбе писателя — «отщепенца», «чуждого элемента» Булгакова, замученного нищетой, творческой нереализованностью, преследованиями литературной просоветской клики.

Часть четвертая Кавказ

1

Через две недели после отъезда Булгакова во Владикавказ на Андреевский спуск пришла телеграмма: Миша вызвал Тасю к себе.

Она добиралась до Владикавказа через Екатеринослав, в переполненном беженцами поезде. Несмотря на все лишения, настроение было приподнятое: мужу вызвал срочно, не может совсем без нее.

И вот он — в длинной шинели с врачебной нашивкой на рукаве — встречает ее на галдящем, заплеванном перроне.

— Миша! Я тут! — Ощущая себя немытой, измочаленной, она все же бросилась ему на шею, жадно вдыхая новый запах — шинели, табака и карболки.

Он легонько отстранил ее:

— Погоди, не до объятий. Надо быть очень осторожными — тиф людей косит. Вон в какой давке ты ехала.

— Так у меня же никаких признаков — живот не болит, жара нет. Здоровая! — В доказательство Тася приложила ладонь ко лбу. — Я так рада! Доехала все же! А ведь и не чаяла — там всю территорию Махно занял и поезда со своей бандой грабил. На обочине прямо расстрелянные лежали кучами. Так жутко! Господи, добралась!

— У тебя нет первичных симптомов, но это ничего пока не значит. Дезинфекция необходима. — Михаил быстро зашагал к выходу из вокзала, не взяв даже ее чемодан. — Пойми, я же врач, а не обыватель, имеющий роскошь делать глупости и рисковать своей жизнью и жизнью близкого человека.

— Я думала… — Тася растерялась, стараясь поспеть за быстрым шагом мужа, — разве тебе не хочется обнять меня?.. Ты вызвал, и мне показалось…

— Да, мне хочется обнять. А разве тебе хочется, чтобы я заболел и умер? Я видел, в каких условиях ты ехала, и могу сказать: среди твоих попутчиков половина смертников.