Бунт на «Кайне»

Вилли остолбенел. Ему и в голову не приходило, что сейчас он рассказал то, что до сих пор не было известно суду.

— Видите ли, во всем виноват я. Это я его упросил. Я отвечаю за моральное состояние личного состава корабля, и я считал, что моральное самочувствие… что состояние Стилуэлла… Я считаю, что он попал в больницу из-за постоянных притеснений и придирок капитана…

Челли повернулся к председателю суда:

— Я прошу суд предупредить свидетеля, что он должен приводить лишь те факты, которые имеют отношение к делу.

— Придерживайтесь фактов, мистер Кейт, — недовольно пробурчал Блэкли.

Вилли переменил позу в кресле и почувствовал, как его одежда неприятно прилипает к телу от выступившего холодного пота.

— Итак, мистер Кейт, — продолжил допрос Челли, — вы показали, что вместе с Мариком и Стилуэллом вступили в сговор с целью обойти недвусмысленно изложенный приказ вашего командира, и случай этот имел место за год до 18-го декабря…

— Я и сейчас поступил бы так же при аналогичных обстоятельствах.

— Следовательно, верность присяге вы понимаете как выполнение только тех приказов вышестоящего офицера, которые вы сами тоже одобряете?

— Нет, я понимаю это как выполнение всех приказов, кроме тех, которые носят характер необоснованного преследования.

— Вы считаете, что на флоте нет других способов борьбы с необоснованным преследованием, кроме нарушения приказов?

— Я знаю, что можно направить рапорт высшему командованию, но обязательно через капитана…

— Почему же вы не сделали этого в данном случае?

— Мне предстояло плавать под командованием капитана Квига еще год. К тому же главным было в тот момент помочь Стилуэллу съездить домой.

— Странное совпадение, не правда ли, что все та же строптивая троица — Марик, Стилуэлл и вы снова объединились, на этот раз, чтобы отстранить капитана от командования?

— Просто так случилось, что именно в то утро, когда нервы у капитана сдали, вахту несли я и Стилуэлл. Любые другие вахтенные повели бы себя так же.

— Возможно. А теперь расскажите суду о других случаях притеснения и плохого обращения.

Вилли заколебался. Он чувствовал на себе неприязненные взгляды судей.

— Возможно, некоторые мои примеры покажутся вам незначительными, даже не заслуживающими внимания, сэр, но тогда все они казались очень серьезными. Капитан запретил на полгода показ кинофильмов только потому, что однажды по чистому недоразумению его не пригласили на просмотр. Он наложил запрет на необходимый рацион воды, когда мы находились у экватора потому, что был раздражен решением командования отозвать одного из его офицеров. Он взял в привычку созывать совещания офицеров по ночам, как только они сменялись с вахты, сократил количество офицеров, несущих ходовую вахту до трех человек и запретил сон после ночной вахты. Фактически у офицеров не было возможности отдохнуть и выспаться после вахты…

— Мы уже выслушали немало жалоб по этому вопросу. Война, не война, а офицерам «Кайна» главное хорошенько выспаться, не так ли?

— Шутить легко, сэр. Куда труднее после трехсменного дежурства и четырех часов сна держать судно в общем строю в штормовую погоду, снег и дождь.

— Мистер Кейт, капитан Квиг когда-нибудь прибегал к физическим мерам наказания?

— Нет.

— Заставлял команду «Кайна», как офицеров, так и матросов, голодать, прибегал к рукоприкладству или другим видам физического принуждения?

— Нет.

— Он прибегал к наказаниям, нарушающим Морской устав?

— Нет, он не выходил за рамки устава, а если такое случалось, он тут же шел на попятный. Зато он хорошо продемонстрировал, как можно притеснять и унижать подчиненных в рамках устава.

— Вы не любите капитана Квига, не так ли, лейтенант?

— Мне он вначале нравился, даже очень. Но постепенно и начал прозревать и понял, что он мелкий тиран и совершенно некомпетентный командир.

— Вы тоже разделяете мнение, что он психически болен?

— Я так не думал, пока не увидел его во время тайфуна.

— Марик когда-нибудь показывал вам свой «медицинский журнал»?

— Нет.

— Он когда-нибудь обсуждал с вами состояние здоровья капитана?

— Нет. Мистер Марик не разрешал в своем присутствии критиковать капитана и его действия.

— Так ли? И это вы говорите после того, как Марик нарушил приказ капитана и превысил свои полномочия в декабре 1943 года?

— Старший помощник немедленно покидал кают-компанию, когда кто-нибудь произносил хоть одно плохое слово в адрес капитана.

— А такие слова произносились в кают-компании? Кто же произносил их?

— Все офицеры, кроме Марика.

— Вы можете сказать, что офицеры «Кайна» были надежной опорой своего капитана?

— Все его распоряжения всегда выполнялись.

— Кроме тех, которые, по-вашему, можно было не выполнить… Мистер Кейт, вы заявили, что не любили капитана.

— Да, это верно.

— Вернемся к утру 18-го декабря. Ваше решение выполнять приказы Марика, а не капитана, объяснялось вашей убежденностью, что капитан в тот момент потерял рассудок, или же вашей неприязнью к нему?

Вилли несколько секунд смотрел прямо в злое лицо прокурора Челли. Он понимал, какую грозную опасность таит в себе его вопрос, и видел острые зубья расставленного капкана. Он знал, что у него есть только один ответ — правда, но она может погубить не только его, но и Марика. Однако лгать он уже не мог.

— Я не могу ответить на этот вопрос, — сказал он наконец тихим голосом.

— По какой причине не можете, лейтенант Кейт?

— Я должен указать причину?

— Отказ отвечать на вопросы без уважительной причины означает неуважение к суду, лейтенант Кейт.

— Я не помню, в каком состоянии я тогда находился. Это было так давно, — глухим голосом ответил Вилли.

— Вопросов больше нет. — Челли круто повернулся и сел на свое место.

Вилли, глядя на застывшие и лишенные выражения лица судей, решил, что своими показаниями вынес приговор не только себе, но и Марику. Он дрожал от бессилия и негодования. Эти идиотские судебные правила и процедуры не давали ему возможности встать и, наплевав на все церемонии, закричать, что он ни в чем не виноват! И в то же время он понимал, что никогда не сможет полностью оправдать себя в глазах офицеров, сидевших за судейским столом, и всего флота. Если быть честным, он подчинялся командам Марика по двум причинам — во-первых, он был уверен, что только Марик мог спасти от гибели тральщик, а во-вторых, он действительно ненавидел Квига. До того как Марик отстранил капитана от командования, Вилли никогда не приходила в голову мысль, что капитан психически болен. Более того, в глубине души он никогда этому не верил. Квиг, неумный, злой, мстительный, трусливый человек и никудышний командир, но он не псих. Однако версия о психическом расстройстве Квига была единственным оправданием для Марика, да и для него, Вилли, хотя и не соответствовала действительности. И Челли знал это. Знали это и члены суда. А теперь это знал сам Вилли.