Буревестник
Шрифт:
– Да, сэр.
Как же так!? Их же было семьдесят штук!!! И всего за год... Правда, я купил громадный дом с землёй, большую машину, спровадил родню в Австралию, а потом все эти лакомства, дамские капризы. Они меня разорили!
Ну, вообще-то у меня ещё есть три тысячи в виде алмазно-сапфирного колье, и самое время его вернуть!
На двор вышел обгорелый Ленни, мистер Преисподняя, как кличут его приятели, муж Теи.
–
В серых сумерках сыпет мокрый снег, а я сижу в фургоне, оцепенелый, впившись пальцами в руль. Ехать даже не могу - такой у меня шок. Пытаюсь кумекать, как жить дальше? Снова работать? Только не клерком! Только не среди этих тупиц и пошляков!
Кое-как улеглось на душе. В конце концов, я уж дважды за последний месяц был готов к смерти, а тут - какое-то банкротство, подумаешь!
Вернулся, рассказал Мэриан. Она ни капли не смутилась.
– Вот и отлично. По тебе давно работа плачет. Парень молодой, здоровый, а дома бьёт баклуши, над книжками киснет...
– В офис я не вернусь!
– И не надо. Фоткай для журналов и газет, на фургоне таксуй - вози компашки к морю.
– Этих хиппи? У них же в карманах ветер свищет.
– Ну, натурой бери...
– Какой ещё натурой? Хватит вздор молоть!
– А не хиппи, так семейки на вокзал или в порт, если кто в путешествие едет. Как раз и чемоданы все поместятся.
– Но это летняя подработка.
– Ничего, каких-то три месяца перекантуемся.
Да. Запасы еды сделаны, одежда имеется, так что деньги можно будет поберечь. И их не так уж мало.
– Потом у тебя же сад! Там можно овощей насадить, чтоб не покупать те же лук и фасоль.
Она даже воодушевилась, от меланхолии не осталось следа.
– А с видеокамерой можешь свадьбы снимать. Там тебя и накормят! Или сам чего слямзишь. Так что нос не вешай, всё наладится. ...... Но мотик - чтоб был!!! И дом не вздумай продавать.
Конечно, я не мог его продать. Вдруг новый хозяин станет копать, где не надо...
Снова снится мёртвая девушка в лодке. Грязная река, в которой плавают окурки и бутылки, приносит её в Камелот, похожий на старинный док или верфь. Рабочие, все в перепачканных смолой лохмотьях, закоптелыми баграми цепляют расписной челнок, притягивают к берегу и восторженно ахают. Старшой вытирает руки замызганной тряпицей, благоговейно наклоняется и берёт холст с голой тёткой.
–
Ё-моё! Братцы, да это никак Пикассо! Во ништяк-то!– Верно, Джо. Этот самый его голубой период...
– Да какой ещё Пикассо? Это Модильяни. Чё-то из раннего.
– Не, Модильяни глаза не так рисует. Гоген, мужики. Как пить дать, Гоген.
– Сам ты Гоген, дубина. Такие цветовые гаммы характерны для позднего Ваг Гога.
– А пожалуй, Чарли. Это я слегка напутал: там Гог и тут Гог...
– Белены вы все обелись. Это же Кокошка, во всяком случае, весьма похоже.
На прекрасную леди никто и не взглянул. Забытую лодку снова влекут тёмные воды. Она теряется в высоких сухих тростниках.
Бросаюсь в реку, пытаюсь плыть туда, к моей принцессе, но вода, что чёрное густое тесто, и меня в нём крутит, крутит, ничего не могу сделать. И просыпаюсь. Еле живой от ужаса, гадливости, злости.
Но это был не просто сон. Я голову на отсечение дам, что в реальности слышал те слова и видел изображение, о котором спорили грязные уроды. Но где?
Утром, на свежую голову, даже после кошмара соображается лучше. Я быстро вспомнил о так сказать произведении моего соперника, которое по заказу Миранды мне втюхал столичный галерейщик. Я тогда торопился и не стал просить чего поприличней... Она, эта похабная пародия на портрет, валяется где-то на чердаке.
Пора от неё избавиться!
Отыскал, обтёр от пыли, спустился, показываю Мэриан.
– И сколько это может стоить?
– спрашивает она крайне скептично.
– А ты бы сколько дала?
– Да ни пенса.
Я не удержался и поцеловал её в щёку.
– Пожелай мне, аферисту, всяческой удачи!
Имя мне известно, только называть как-то трудно, стыдно, что ли. Но в магазине, куда я повёз картину, надо будет побороть себя.
– Добрый день, сэр, у меня тут полотно знаменитого современного художника.
– Так-так, - бормочет торговец прекрасным и вечным, - кто же это у нас? Оо, Чарльз Вестон!
– Ранний.
– Сколько за него хотите?