Буревестник
Шрифт:
Ладно, думаю, вот как разыграется хворь, как начнётся воспаление лёгких - сама попросишь! На коленях!
Лёг, раскрыл Портрет, чтоб отвлечься от этого бедлама..............................................
Господи! Дориан убил Бэза!
Значит, я уморил мисс Грей за то, что мистер Грей прирезал художника?
Но в нашем-то случае художницей была Миранда, и она рисовала меня... И она покушалась на мою жизнь. Да что там! Чуть
Во сне Миранда зарубила меня. И не тем мелким топориком, а тяжёлым колуном, которым Дин щепил чурбаны на поленья. Вязкая, горячая жижа обволокла меня всего, затекла в рот, прожгла горло. Только ступням и ладоням было мучительно холодно. Локти и колени казались вывихнутыми. Такими ощущениями встретил меня новый день.
Я заболел. Силы встать ещё были, но желания - никакого.
Всё же прошёлся по дому, сделал самое необходимое и снова упал на подушку.
Мэриан явилась, как видение в тумане цвета сырой свинины, заполнившем комнату.
– Я заразился... Бде плохо... Бде дужед доктор!...
Тупое жало градусника тычет возле сердца. К губам жмётся скользкий фаянсовый край, и мне приходится глотать кисло-сладкую тёплую влагу. Затем на языке что-то сухое и горькое.
– Это аспирид. Я уж выпила. Тебе тоже побожет. ... Давай ещё водички.
Постепенно прилипла и грелка к пятками, и уксусный компресс на лоб, и снова питьё, и последний апельсин, и неизбежное чесночное канапе. Я пробовал отвертеться, но меня дёрнули за ухо.
– Ду-ка, ешь! Де кобедься бде тут! ...... Воот, болодец. А то как балое дитё!...
Наконец я пропотел, лихорадка отступила, мысли прояснились. Снова взял книгу: а что ещё делать?
Труп химик растворил в кислоте. Как и не было ничего...
Дориан - это Миранда: "он заметил, что все лица, которые он рисовал, имели удивительное сходство с Бэзилом".
Бэзил - это я. Просто ей в этот раз не удалось меня убить.
Ч.В.
– лорд Гарри, причём злостно так, умышленно, прям слово в слово шпарит, гад: "Мужчина может быть счастлив с какой угодно женщиной, если только он её не любит" - "Никогда не отправляюсь в постель с теми, кого люблю".
А кто Сибилла? Может, Кармен, чахнущая от тоски?
Вечером возвращается жар. Добрая Мэриан уже бежит с таблеткой и чашкой лимонного чая, одновременно поглощая трёхэтажный сэндвич с сыром и беконом.
– Я, - говорит, - всё дикак де дождусь твоих извидедий за дочдое дападедие.
– Ду, извиди. Я просто
боялся, что ты убрёшь, как Бирадда...– Ха! Да да таких харчах захочешь - де побрёшь! ... Тебе колбаски отпилить?
– Спасибо, де хочу.
– Есть дадо депребеддо! Еда - это сила.
– Лучше дай бде капли в дос.
– Да оди де работают ди хреда!
– Блид! В последдий раз дапобидаю: в боёб добе - де выражаться!
За такими душевными разговорами мы коротали наш сопливый вечер, по очереди ползая то в ванну полоскать горло или парить ноги, то на кухню за чаем и перекусом.
Последней мыслью дня стало вот что: Миранда извела себя дурацкими голодовками. Её иммунитет развалился. И почему-то апельсинов она не заказывала. Неужели не слыхала об изобретении доктора Полинга? ... Да и вообще была ли она так уж образованна? В Ледимонте их, поди, только банты завязывать учили для открытки красиво надписывать, а в художественном училище и подавно не до книжек...
За четверг я дочитал "Портрет"...........................................................................
В пятницу Мэриан была уже совсем здорова и, рассекая по дому, хвасталась своим лёгким, глубоким дыханием, а меня всё сильнее плющило. В панике я непослушными пальцами взломал ампулу пенициллина и немедленно выпил...
Гадость несусветная! Меня вырвало. К счастью, рядом стоял таз с остывшим за ночь горчичным отваром.
– Ой, дурак!
– вздохнула моя санитарка и утащила грязную посудину.
Я решил сдаться, дать болезни убить себя. Глотаю последнюю пилюлю - и всё. Пить буду, а есть - уже нет.
К вечеру накатила смертная тоска. Попросил Мэриан надеть синий мирандин свитер и рассказать мне сказку.
– Про что?
– Про старика-водядого.
– О`кей, - она забралась ко мне на постель, сложила руки на коленях, - Жил-был молодой король, только что в должность вступил после отца. И вздумалось ему провести в своей земле учёт всего и вся: и население записать, и дома пересчитать, и скот, и птицу, и мельницы, и мосты; и дороги измерить вширь, и леса-поля - по площади, и реки-озёра - в глубину. Колесил он так по стране больше полугода со свитой секретарей, составлял перечни, карты и диаграммы.
Вот у самой границы в дремучей чаще он нашёл круглый каменный колодец, открыл и опустил лот, но какая-то сила рванула его на дно, а из дыры вылез старик-водяной, злой, что покой его нарушили. Король объяснил, что просто собирает сведения о своих владениях, а старик ответил, что вся вода принадлежит только ему, если же кто не верит, то он в единый миг осушит все водоёмы государства до последней лужи, только пруд у главного дворца оставит полным, но вода там будет чёрной и горькой. А для возвращения рек, озёр и ручьев нахальный смертный должен бросить в тот последний пруд то, чего он в своём хозяйстве не знает.