Бутафория

— В чём ты меня обвиняешь?

Задумавшись, я понимаю, что вспылила, и моя подруга не могла предвидеть всего этого.

— Извини. Просто, я так глупо доверилась одному из Пенетраторов. Он сказал, что в комнате, куда он собирался меня отвести, находитесь вы с Крисом. А я как раз тогда потеряла тебя из виду.

— Прости, что ушла не предупредив, — Ева опускает голову, и я замечаю кучу царапин, ссадин и синяков на шее, ключицах, и, ниже, наверняка, под одеждой тоже есть ушибы.

— Мы должны были держаться вместе, — грустно говорю я.

— Это всё мальчишки, — вздыхает моя подруга. — К чёрту их. Стану лесбиянкой. Ты со мной?

Я поднимаю голову и вижу гинеколога, который смотрит на нас ошарашенными глазами.

— Кто из Вас Нура Амалия Сатре?

***

Выйдя из кабинета, Ева взглядом спрашивает, мол, «ну как?». Я молча киваю, что всё хорошо. Я рассказала врачу, что меня изнасиловали и лишили девственности. Хотя женщина уже и сама догадалась, сказав, что плева как-то странно разорвана, словно меня взяли силой. В общем, она посоветовала мне написать заявление на этих ублюдков, а она, как врач-гинеколог, предоставит все улики, говорящие о том, что меня действительно подвергли насилию.

Уже на улице я рассказываю Еве о том, что произошло в кабинете у врача, и она непонимающим взглядом спрашивает:

— Почему же ты отказалась заявить на Пенетраторов?

— Не хочу, чтобы каждый ученик в школе подходил ко мне и молча обнимал. Жалость… ненавижу.

— Но ты ведь понимаешь, что в противном случае этим парням за содеянное ничего не будет? Никакого наказания, понимаешь? — Ева на последних словах почти кричит.

— Понимаю, — спокойно соглашаюсь я. — Хотя, с чего ты взяла? Думаешь, написать вшивое заявление — это максимум, на который я способна? Ну отсидят они полгода, год или два максимум. Им наверняка скосят срок, найдут, за что скосить.

— Тогда, что ты предлагаешь? Изнасиловать их в ответ? Это ведь парни, им только в радость, — возмущается моя подруга.

— Их было пятеро, понимаешь? А я — одна. Это просто напросто несправедливо. Ненавижу, когда какая-то вшивая мразь ведёт себя так, словно имеет право так подло поступать с девушкой. Парни решили, если у них есть член между ног, то им должен отсасывать весь мир, ведь они, мать его, добытчики и повелители мира. Никто из этих маленьких писюнов ни разу не работал. Никто ни копейки в дом не принёс. Они сидят на шеях своих матерей, с радостью принимают в подарок очередной дорогостоящий телефон, и думают, что так и должно быть. Я не хочу отомстить этим парням. Я просто хочу вернуть их с пьедестала туда, где им и место, стащив короны с их тупых головешек.

Первое, что я делаю по приезду обратно в дом к Еве — удаляю Магнуссона из друзей. Всё равно он срать на меня хотел. Ни разу за целый месяц не написал. Этим он разрушил наши дружеские отношения. Хотя, дружба? Ха-ха. Он ведь парень, а парням от девушек нужна только нижняя часть тела. Та, которая не думает, а только берёт. Парням не нужны сообщения, им не хочется лишний раз думать, перегружать свой мозг, ведь, вдруг он лопнет. И от девушек они требуют того же. Может, поэтому Вильям не писал? Понял, что ему не очень-то и хочется общаться со мной.

Я понимаю, что «чистки друзей» мало, и удаляю свой аккаунт. Хватит прожигать свою жизнь, сидя в социальной сети. Пора выйти на улицу. Показать людям, кто я такая.

***

— С Днём ро-жде-ния! С Днём ро-жде-ния! С Днём ро-жд-ения! — пищит толпа в сторону моей лучшей подруги. Если бы я вела собственный дневник, в нём было бы две записи. 18 сентября умер отец, а 23 октября меня изнасиловали. В пятницу, кажется. Дневник я бы ни за что не прозвала банальным «Мой любимый дНевНичОк», как пятиклассница. Я бы написала «Причины, по которым я ненавижу себя за свою социофобию». Ведь, согласитесь, над трусами всегда издеваются. Социофобов и «забитых» в угол девчонок ебут во все щели и во всех смыслах, ведь они и доложить-то толком никому не смогут. Боятся. Моральному или физическому насилию подвергается чуть ли не каждый социофоб в нашем обществе. Пора это прекратить.

Если бы я тогда не бросила трубку, отец бы не ринулся ко мне домой, разговаривать с моей матерью. Он бы не полетел за мной в Лондон, чтобы поговорить. В его смерти виновата я, и никто не сможет переубедить меня в этом. В том, что меня изнасиловали на вечеринке, виновата я и только я. Хотя, каждая девушка, которую изнасиловала кучка парней, начинает рано или поздно винить себя. Мол, если бы она не пришла на эту вечеринку, если бы не вела себя, как трусиха, и умела давать отпор…

Да, это правда. С этим не поспоришь.

Ева задувает свечи на торте. Сегодня ей исполняется девятнадцать. А я, с натянутой на лицо маской, улыбаюсь гостям. Улыбаюсь матери, которая понятия не имеет, что со мной происходит.

Внутри я разбита. И теперь мне предстоит собрать себя по кусочкам обратно, вернув достоинство.

— Привет, — светловолосый парень не улыбается мне, а как-то странно смотрит, словно изучает меня, сканирует. Хочется сказать, чтобы он прекратил.

— Привет, — холодно отвечаю я. Улыбка исчезает с моего лица.

— Я друг Исака, мы живём вместе. Эскиль, — парень протягивает мне руку.

— Нура, — не думая, я пожимаю руку Эскилю. Хватит бояться людей. Нужно заводить новые знакомства.

В понедельник я впервые решаю прийти в школу с высоко поднятой головой, встречая взгляды третьекурсников. Среди них я узнаю тех самых парней, которые были со мной в одной комнате. Самодовольно улыбаясь, я смотрю этим людям в глаза и понимаю, что бумерангом всё возвращается. Хорошее, плохое.

Вильям снова прилетел из Лондона, ведь после той вечеринки он куда-то слинял. Ева рассказывала мне о том, что Магнуссон пытался связаться со мной через одноклассников. Но у него не вышло.

— Смотри, какую классную помаду купила, — Ева открывает крышечку и я замечаю чёрный цвет.

— Это же вульгарно, и тебе не пойдёт чёрный, — сидя на подоконнике между вторым и третьим этажами, я беру протянутую подругой помаду и начинаю её рассматривать.

— Она твоя, — улыбается Ева. — Я вижу, что ты меняешься. Хочешь показывать всем своим видом, что к тебе не стоит даже подходить — крась губы максимально тёмной помадой, выражая этим агрессию. Согласись, это действует. Некоторые третьекурсницы красятся тёмно-красной помадой, и их никто и пальцем не трогает. Боятся, наверное.

— Это очень глупо, Ева, — мотаю головой я. — Не могу согласиться.

— А ты попробуй.

========== Уберечь себя от других ==========

Рассматривая своё лицо в зеркало, я несколько раз тщательно обдумываю то, что собираюсь сейчас сделать. Ладно. Хорошо. Я попробую. Ведь я хочу меняться. Нужно действовать. Некоторые девушки, чтобы изменить свою жизнь, стригутся под каре, думая, что это должно помочь. Если так делают многие, может, это действительно работает? Только стричься мне уже некуда, волосы итак едва касаются плеч. Помада — то, что нужно.