Бяк-бяк-бяк-бяк

Но и свои возможности товарищ Челомей оценивал исключительно трезво, поэтому для разработки нового изделия он привлек и старого уже приятеля Владимира Ивановича Мясищева:

— Ну как тебе идея?

— Это ты широко шагнул, штаны порвать не боишься?

— Боюсь? Да не то слово, я буквально паникую. Поэтому и к тебе пришел, причем не поплакать, а предложить соучастие. Тут, как ни крути, потребуется очень большой… да чего там словами играть, большой самолет, причем самолет сверхзвуковой. Я такие не делал никогда и даже как к разработке приступить — и то не соображу. А вот ты самолетик этот спроектировать точно сумеешь. Возьмешься?

— Взялся бы, да кто мне разрешит этим заниматься?

— Давай так договоримся: я уговариваю начальство эту работу запустить, как бы в инициативном порядке, но с выделением финансирования начиная с какого-то этапа. Как разрешение получим — ты делаешь самолет, я занимаюсь ускорителями и системой управления.

— Заманчиво. А самолет-то этот нужную систему управления поднимет? Ты же такого понаписал…

— Поднимет. Вот, смотри, — и Челомей, покопавшись в ящике своего стола, высыпал перед Мясищевым горсть крошечных стеклянных цилиндриков размером со стёрку, которую в карандаши вставляют.

— Это что?

— Это новые лампы электронные, их инженер Авдеев со «Светланы» изобрел. Стержневые какие-то, но важно то, что он изобрел сразу всю нужную номенклатуру ламп.

— Ну изобрел, а когда они в производстве окажутся? Сам знаешь, от изобретения до серии сколько времени…

— Уже в серии, Слава Вишняков уже и оборудование сделал, и на МАПовском ламповом заводе серию запустил. Девять серий, всю номенклатуру сразу. У меня электронщики уже на этой базе пересобрали систему управления корабельного самолета-снаряда, она теперь весит не полтора центнера, а два килограмма. Мореманы уже к натурным испытаниям готовятся, месяца через два проведут — но уже в припляску хотят все готовые машины доработать. Вроде пустяк, но лишних полторы сотни километров дальности…

— А астронавигационная система? Она же почти тонну весит, и она вообще полностью механическая.

— Полностью, да не полностью. Черток мне «сдал» разработчика, это некий товарищ Рубен Чачикян, я с ним уже успел поговорить, он в НИИ-1 работает. И этот Чачикян сказал, что можно и без кулачков обойтись если электроника позволит. Так он думает, что с этими лампами он задачку решит. Не сразу, конечно, но в НИИ-1 его тоже из-за веса пинают неслабо, а так как лампы эти есть только у МАПа… в смысле, он и с нами всенепременно поделится.

— Как-то ты заговорил…

— Да книжку я на днях почитал детскую.

— Никак жениться собрался? О детях задумался?

— Да нет, просто под руку попалась. Профсоюзники притащили мне пачку, которую в наш пионерлагерь отправлять решили, из библиотеки при КБ, спрашивали можно ли их списать до строка.

— С чего бы с этим к тебе-то приперлись?

— Опасаются: книжки-то про Ленина были, так как бы на них партком не наехал за «политическую близорукость». А в библиотеке КБ они вообще не нужны, их вообще ни разу никто не брал, только место занимают — но по приказу начальства, да в пионерлагерь место для нужной литературы освободить…

— У тебя в парткоме идиоты?

— Идиоты есть везде, наша задача — их не провоцировать. И пользоваться благосклонностью начальства на пользу делу. Ну так как, возьмешься за самолет?

— Возьмусь. Только ты на бумаге, что наверх понесешь, сразу пиши, что со мной согласовано, я подпишусь.

Вообще-то Иосиф Виссарионович хотел конструктора Антонова «примерно наказать», но товарищ Яковлев «отстоял» своего заместителя. Когда Александр Сергеевич Яковлев узнал о том, каким способом его заместитель попытался получить собственное КБ, он счел и себя виноватым в том, что случилось, поскольку «не проследил» и лично разрешил Антонову построить в Новосибирске «опытные экземпляры». Ну не знал он о старом «СХ-1», то есть знал лишь то, что такой самолет «когда-то был», а подозревать человека в том, что он попросту конструкцию «своровал», был не в состоянии. Поскольку сам он «чужие идеи не воровал», и — хотя ему и приходилось пользоваться сторонними разработками — никогда авторство таких разработок не скрывал, а наоборот всегда авторов включал во все списки премирования и награждения. Поэтому действия Антонова он расценил как подлость по отношению к Бедунковичу, а расследование в МАП точно установило, что об афере своего подчиненного он на самом деле не подозревал. Так что, после обещания Яковлева, что он «лично присмотрит» за действиями подчиненного, Олег Константинович стал всего лишь ведущим конструктором в отделе легкомоторных самолетов ОКБ Яковлева — и без малейших шансов на «карьерный рост». Что же до второго обсуждаемого персонажа…

Лаврентий Павлович, которому Иосиф Виссарионович рассказал о частном мнении товарища Мясищева, попросил «вопрос прояснить» министра госбезопасности, а товарищ Абакумов был товарищем очень исполнительным. И за неделю до «завершения» работы по Спецпроекту он принес Лаврентию Павловичу довольно толстую папку с результатами этого расследования. А так как Виктор Семенович был еще и членом секретной комиссии Политбюро по судебным делам, соответствующее «дело» тоже было тщательно подготовлено.

Бабочки умеют очень правильно крылышками махать. Махнула вон одна — и Владимир Михайлович Мясищев в очень подходящий момент высказал свое сугубо личное мнение. Просто мнение, ведь у авиаконструктора никаких подкрепленных точно установленными фактами оснований так думать не было, мысль ему ветерок от крыльев бабочки вероятно навеял. Но когда за обдумывание этой мысли берется лично товарищ Абакумов — в отличие от членов «вежливой семерки» сомнений не испытывающий — то факты откуда-то всплывают и тайное становится явным. Правда способы доставания тайного в явь у товарища Абакумова были, политкорректно выражаясь, не совсем политкорректными — но проявленное им почему-то оказывалось неопровержимым. Всегда оказывалось — со вполне предсказуемыми последствиями…

Слава Вишняков — то есть уже давно Вячеслав Николаевич, дважды лауреат Сталинской премии — занимался тем, что делать любил, умел и чему, собственно и учился. Вот только это были три разных дела: учился он разработкам технологий производства всякого электронного, умел делать машины-автоматы, технологии эти реализующие, а любил всякие электронные штуки придумывать. И сейчас он придумывал — в тесном взаимодействии с Мстиславом Всеволодовичем — разные «управляющие машины», сугубо электронные. Но для этого требовались новые «стержневые» лампы, и требовалось их очень много — поэтому он заодно и автоматы, которые эти лампы собирают, разрабатывал.

Как он сам любил говорить, «две вещи навсегда останутся покрытыми мраком тайны: как товарищ Шахурин смог оставить в МАПе электроламповый завод в Чулыме и почему я сам решил остаться в МАПе». Хотя ответ на второй вопрос был всем понятен: в министерстве Слава уже занимал должность заместителя министра по разработке радиоэлектронной авиационной аппаратуры, и ему никто не мешал делать то, что он сам считал нужным. Правда часто то, что сейчас необходимо считать нужным, ему объясняли другие люди — но задачи-то они ставили такие интересные! Впрочем, должность для Славы была далеко не самым главным, быди для него и другие пряники заготовлены. Например в ВИАМе придумывали весьма интересные материалы и способы из обработки, а из этих материалов и всякие радиоизделия получались тоже… интересные. Взять хотя бы новую керамику с теплопроводностью чуть похуже чем у серебра: если из этой керамики изготовить корпус той же радиолампы… То есть такие корпуса уже делались, и делались во множестве: иногда людям были нужны лампы довольно мощные, а стеклянная мощная лампа без водяного охлаждения могла просто расплавиться при работе. То есть стеклянный корпус мог расплавиться — а керамический без малейших последствий выдерживал нагрев во многие сотни градусов. Или тот же титан: если крепления элементов лампы из него делать, то в лампе и геттер становится ненужным, все газы в лампе титан адсорбирует. Но и керамика эта, и титан — только в МАПе в свободном доступе имеется, ну как тут из министерства-то уходить?

Вот он и не уходил, с огромным удовольствием «напитываясь новыми знаниями» от Мстислава Всеволодовича. Правда процесс был все же взаимным: товарищ Келдыш от молодого замминистра тоже очень многое узнавал. Все же один человек не в состоянии знать все, а вот дружный коллектив…

Или даже коллектив совсем не дружный, но объединенный общей целью. Товарищ Сталин умел недружных людей объединять — и объединил довольно склочную компанию советских архитекторов. Поставил перед ними задачу, обрисовал меру ответственности за ее невыполнение в срок — и осенью сорок девятого молодой замминистра Вишняков въехал в новую пятикомнатную квартиру в новом восьмиэтажном доме, построенном в новом районе Москвы «Сокол». Но получил он эту квартиру вместо прежней трехкомнатной не за то, что «замминистра», а в качестве дополнительного поощрения к двум своим Сталинским премиям: второй степени на «глушилки» и первой — за ламповый завод. Но не за завод в далеком Чулыме, а за «почти такой же» в подмосковном поселке Фрязино — его (завод в смысле) выстроило уже министерство радиопромышленности, «для собственных нужд» выстроило. Молча выстроила, Славу вообще не вспоминая, ведь в СССР «все изобретения принадлежали всему народу». Однако, вероятно прослышав о судьбе авиаконструктора Антонова (или, скорее о судьбе того, кто Антонова «прикрывал»), в министерстве немедленно «вспомнили» кто именно разработал все оборудования для лампового завода и Славу Вишнякова номинировали на премию. Оказывается, дурной пример не только заразителен, но и поучающ. А пример положительный вообще людей на трудовые подвиги толкает!

Однако важнейшим «выводом» из всех этих примеров было то, что нужно следить, чтобы все «толкалось» в правильную сторону. Однако кому за этим проследить, в стране было…

Глава 16

После того, как в начале августа состоялось успешное испытание изделия РДС-1 перед Спецкомитетом в очередной раз поднялся вопрос «на чем изделие доставлять к месту использования». То есть определенные варианты уже имелись, но они не удовлетворяли ни товарища Берию, ни товарища Сталина. Да и товарищу Голованову они нравились не очень: