Были два друга
Шрифт:
– Ну, как?
– Напишем с тобой в ЦК.
– Почему в ЦК? Нет, это уж по твоей партийной линии, а я буду действовать по своей. Буду в Москве, зайду к заместителю министра, поговорю.
– Я думаю, обе статьи надо обсудить на парткоме. Пригласим Тараненко, ведущих конструкторов, изобретателей, рационализаторов. Послушаем, что скажет народ, - сказал Ломакин.
КОНФЛИКТ ОБОСТРЯЕТСЯ
Павел Захарович партийным работником стал два года назад. До избрания его секретарем парткома он работал начальником ОТК, был инженером с большим производственным стажем, на заводе - со дня его пуска, хорошо знал производство. После избрания секретарем у Ломакина месяца два происходили стычки с директором. Ломакин на каждом шагу новой своей деятельности чувствовал, что Пышкин старался во всех принципиальных вопросах навязать ему свое мнение, свое решение, свою волю. Но так
Ломакин из опыта знал, что новое часто с трудом пробивает себе дорогу. Он был убежден в ценности изобретения и решил отстаивать его. Посоветовался с главным инженером завода Пастуховым, человеком, знающим дело и очень осторожным. Как председатель заводского БРИЗа, тот высказал мнение, что в принципе изобретение Горбачева и Торопова интересно, a если есть какие недоработки, то их можно устранить. Такое же мнение высказал и Тараненко.
Обсуждение обеих статей Ломакин вынес на расширенное заседание партийного комитета. Пышкин на заседание не пришел, его вызвали в обком. Но зато пришел секретарь райкома и заведующий промышленным отделом горкома партии.
Ломакин зачитал обе статьи. Первым слово попросил начальник механического цеха Медведев. Он выразил сомнение в ценности изобретения.
– Я и мысли не допускаю, что в министерстве бездушные люди, враги передовой техники, - говорил; Медведев.
– Это все равно, что рубить сук, на котором сидишь. Если бы там работали чиновники и проходимцы, у нас не было бы в промышленности того, что мы имеем сегодня.
– Нельзя ли конкретнее высказать свое мнение о проекте Горбачева и Торопова?
– спросил Тараненко, сидевший в дальнем углу зала.
– Можно и конкретнее.
– Медведев бросил неприязненный взгляд на Горбачева.
– Мы знаем эти станки-универсалы. Они у нас вот здесь.
– Медведев показал на затылок.
– Хватит с нас и того, что мы столько времени возимся с таким же универсалом. Скажу откровенно: выпускаем мы заведомый брак. Чувствую, что нам рано или поздно всыпят за этот станок. Идея, конечно, заманчивая… - Начальник цеха развел руками и замолчал.
– Значит, вы не верите в ценность новой модели?
– спросил Ломакин, постукивая карандашом по зеленому сукну стола.
– Нет, не верю. В главке - там научены горьким опытом. Не одобряю статью Горбачева и Торопова. Это претензии на сенсацию. По-моему, они ввели в заблуждение редакцию газеты. Согласен со статьей начальника главка.
– Так их! Лежачего легче бить, - бросил реплику Тараненко.
За начальником цеха выступил рабочий рационализатор литейщик Демченко - здоровый голубоглазый парень.
– Я согласен, что в министерстве и главке работают наши товарищи, коммунисты, а не бездушные чиновники и бюрократы. Но это не говорит о том, что в главке не может быть деляг и волокитчиков. Да чего там далеко за примерами ходить. У нас тоже иногда маринуются ценные предложения рабочих. Как только дело доходит до крупных сумм, так дирекция чешет затылок. Взять хотя бы литье в формы без сушки. Сначала в штыки встретили. Полгода мялись, комиссии создавали. И если бы не вмешался в это главк, замариновали бы ценное предложение литейщиков. А оно дало заводу уже не один миллион экономии. Так может случиться и со станком Горбачева и Торопова. Я присутствовал на заседании нашего БРИЗа, когда рассматривали проект. Станок был всеми одобрен. Хорошее, нужное дело. Я, например, за то, чтобы наших изобретателей поддержать.
Демченко пригладил ладонью волосы, помолчал и собрался было сесть Медведев бросил ему реплику:
– Ваше заявление голословно.
Литейщик скосил в его сторону глаза, улыбнулся, показав крепкие молодые зубы.
– А какими фактами вы подтвердили свое заявление?
– спросил он. Его добродушное лицо стало хмурым и злым.
– Угробить изобретение - дело плевое. А насчет выступления товарища Медведева я вот что скажу: он всегда с оглядкой подходит к предложениям рабочих. Помните прошлогоднюю историю с усовершенствованием шлифовального станка? Кто больше всего противился модернизации? Медведев! Или взять пустячное приспособление к зуборезному станку. Кто гробил eгo? Тоже Медведев. Если бы в это дело не вмешался главный конструктор товарищ Тараненко, похоронили бы ценное предложение. Как будто пустяк, а производительность станка повысило почти в два раза.
– Это неправда, - заявил начальник цеха.
– Дай бог, чтобы это была неправда. В общем, я за то, чтобы поддержать наших изобретателей. Я предлагаю написать в министерство.
– Иван Леонтьевич, что вы скажете по этому поводу?
– спросил Ломакин главного инженера Пастухова.
Пастухов поднялся, опираясь о палку, у него болели ноги. Ему было за пятьдесят лет, лицо чисто выбрито, моложаво, темно-синий костюм безукоризненно сидел на его статной, чуть располневшей фигуре. Пастухова знали, как человека очень спокойного и осторожного,
который, кроме непосредственных производственных вопросов, ни во что не вмешивался. Говорят, раньше Пастухов был другим. Крупнейший специалист-станкостроитель и опытный администратор, он был первым директором этого завода, на своих плечах вынес все трудности его рождения. Завод только наладил выпуск первых моделей станков, министерство прислало нового директора - Пышкина, а Пастухова назначило главным инженером. Это ущемило самолюбие бывшего директора. Первое время инженеры, мастера, рабочие завода видели двух хозяев - Пастухова и Пышкина. С первым они сработались, привыкли к нему, а ко второму, как обычно, некоторое время настороженно присматривались. Пышкин не мог терпеть, если кто-нибудь отменял его распоряжение или что-то делал, не посоветовавшись с ним. Началась скрытая, но упорная борьба за упрочение своего авторитета. И Пышкин сумел победить Пастухова. Однажды летом Пышкин во время своего отпуска уехал на курорт. Пастухов, замещая директора, поставил перед собой задачу: завод по всем показателям должен сделать резкий скачок. Пастухову это нужно было для упрочения пошатнувшегося авторитета. Но получилось обратное. С первых же дней поставщики задержали доставку металла, угля, электрооборудования. План первой декады был сорван. Во второй декаде было еще хуже. Срывался ответственный государственный заказ - партия станков, предназначенная для экспорта. Как назло, в цехах участились случаи травматизма, один из них имел смертельный исход. Обком партии отозвал из отпуска директора. Пастухова осуждали за частые случаи травматизма, вопрос встал о снятии его с должности главного инженера. Пышкин проявил великодушие к поверженному противнику, упросил работников обкома и министерства оставить Пастухова на прежней должности. С тех пор главный инженер стал тише воды и ниже травы. Он делал только то, что непосредственно входило в круг его обязанностей, никогда и ни в чем не перечил директору. Ко всему этому Пастухов стал излишне осторожным.– Позволю себе несколько слов сказать о статье инженеров Горбачева и Торопова, - начал Пастухов.
– Она излишне резка, ей недостает такта. Конечно, абсурд, что в советском учреждении засилие бюрократизма. Но меня другое смущает. Новая модель станка вряд ли найдет применение в нашей промышленности. Сейчас, как мы знаем, идет узкая специализация профилей металлорежущих станков. Очевидно, эти соображения и имели в виду работники главка.
– Значит, товарищ Пастухов, вы не одобряете самое идею, станка?
– спросил секретарь райкома, сравнительно молодой человек в темном костюме в бордовом галстуке.
– Я только хотел подчеркнуть, что в промышленности такой станок не найдет широкого применения
– Но ведь ваш завод приступил к серийному выпуску примерно такой же модели станка, - заметил работник горкома.
– Да, приступил. Но перспектив у этого станка я не вижу, - ответил Пастухов.
– Разрешите мне сказать, - попросил слово Брусков. На заводе он считался одним из способных инженеров.
– Мне, как члену заводского бюро рационализации и изобретений, не раз приходилось иметь дело с моделью станка Горбачева и Торопова. Она у нас была одобрена, в том числе и уважаемым Иваном Леонтьевичем. Правда, он и тогда не высказал особого энтузиазма. Сейчас он выдвинул новую мысль: есть ли острая нужда в таком станке? Согласен, что для больших заводов в нем нет нужды. Но у нас в стране десятки, сотни тысяч небольших заводов, ремонтных мастерских. Колхозы и совхозы за такой станок скажут нам спасибо. Ремонтные мастерские вместо пяти-шести различного назначения станков могут иметь один, универсальный. При дополнительном оборудовании он может выполнять в два раза больше операций. Вот в чем ценность новой модели станка наших коллег.
Потом слово попросил Тараненко.
– Я - человек беспартийный, не берусь судить о работе главка, а министерства тем более. Скажу только, что отдел изобретательства нашего главка работает слабо Примером может служить модель УТС-258…
– Вы же подписали технический проект, - напомнил Ломакин.
– Як же его, черта, не подпишешь, если нажимают сверху.
Раздался смех.
– А насчет станка наших товарищей я так скажу: они у кого-то в главке отнимают кусок хлеба. Отсюда и пошла вся волокита. Даже начальника главка втравили в это дело. Я давно знаю его. Хороший человек, прекрасный специалист. А вот почитал его статейку, и ума не приложу, как это могло случиться. Не верится, что он писал ее своей рукой.
Тараненко помолчал и не без подковырки заключил:
– Изобретение Горбачева и Торопова - это ценная находка. Но вы понимаете, что значит похерить модель УТС-258? Это пустить на ветер миллионы рублей государственных денег. На кого мы спишем убытки? На работников главка?
Тараненко еще раз подтвердил догадку Николая и Василия, что в главке Зимин искусственно создал эту историю со станком.
Партийный комитет вынес решение: поддержать изобретателей перед главком и министерством. Но авторам станка не везло. Ломакин не успел оформить протокол заседания, заболел, и больше недели не вы ходил на работу.