Были два друга

Пружина продолжала закручиваться все туже. Из главка позвонили Пышкину, чтобы он срочно выслал производственную характеристику инженера Горбачева. Пышкин поручил сделать это Пастухову, тот на писал ее в сдержанных тонах, мол, с работой справляется, подготовка достаточная, но в работе горяч и опрометчив.

Потом Пышкину позвонили из редакции отраслевой газеты и сообщили, что в ответ на статью замести теля министра в редакцию поступило письмо, в котором Горбачева и Торопова обвиняют чуть ли не в присвоении чужого изобретения. Письмо подписали изобретатели станка УТС-258. Редакция просила срочно внести ясность в этот вопрос и прислать свои соображения. Позже из главка приехала комиссия, чтобы на месте разобраться в скандальной истории изобретения. В тот же день из главка позвонили, чтобы дирекция и партийная организация обсудили бестактный поступок инженера Горбачева, написавшего грубые письма руководящим товарищам.

Один из членов комиссии познакомил Пышкина с материалами, очень плохо характеризующими Горбачева. Кому-то понадобилось вытащить на свет старую историю с исключением Горбачева из института. Авторы станка УТС-258 на имя директора прислали письмо, в котором обвиняли Горбачева и Торопова в нечистоплотности, возмущались, протестовали, требовали принять меры и сообщить им.

Работник отдела изобретений, главка Виктор Максимович позвонил Пышкину и сказал, что поведение Горбачева, его пасквильные письма в адрес руководящих товарищей главка и министерства вызвали нехорошую реакцию. Посоветовал как можно скорее избавиться от Горбачева.

Пышкин рвал и метал, ему надоела уже вся эта возня вокруг Горбачева и его изобретения. Он с нетерпением ожидал, когда выздоровеет Ломакин, чтобы познакомить его с материалами о Горбачеве. Если он безрассудно полез в драку с работниками главка и министерства, то что же можно в будущем ожидать от него здесь, на заводе. Комиссия не внесла ясности в развитие конфликта, а еще больше запутала и обострила все. Она сделала свое дело: подготовила почву для увольнения Горбачева. Пышкину казалось, - что она для этого и приезжала на завод.

Геннадия Трофимовича больше всего беспокоило то, что в серийное производство пошел заведомо некачественный станок. Это прежде всего лежало на его совести, хоть с формальной стороны все обстояло благополучно. Если снимут с производства станок, а этого можно ожидать, вот тут-то и даст знать о себе Горбачев.

ДОКТОР РАКИТИНА

Николай вот уже несколько дней чувствовал недомогание, и сегодня пришел домой пораньше, чтобы хорошенько выспаться. Осмотрел комнату, и на душе, стало беспокойно и грустно.

Комнату он занимал на втором этаже. Письменный стол был завален книгами, журналами, газетами. Ими же была плотно заставлена четырехполочная дубовая этажерка. В углу кровать, возле глухой стены диВан, рядом с ним тумбочка с радиоприемником.

В комнате все стояло на своем месте, но бросились в глаза пустота, необжитость. Раньше Николай не замечал этого. Сунув руки в карманы, прошелся по комнате. Было такое впечатление, будто он попал в чужую квартиру. Включил приемник.- Передавали грустную симфоническую музыку. От нее на душе стало еще тягостнее.

«Наверное, я все-таки заболел», - подумал Николай, потягиваясь. Будто что-то давило на плечи, тяжесть чувствовалась во всем теле. Не сходить ли к врачу? Глянул на часы, вспомнил, что заводская амбулатория работает до шести. Значит, успеет. Оттуда заглянет во Дворец культуры, поиграет в биллиард или просто поболтает с товарищами за кружкой пива. Сегодня там, кажется, концерт художественной самодеятельности.

Перед дверью терапевта Николаю пришлось ожидать минут двадцать. Он хотел было уйти, потому что ясно выраженной болезни у себя не чувствовал. Стоило ли по пустякам беспокоить врача. Из кабинета вышел рабочий, держа в руке рецепт и больничный лист, кивнул Николаю, мол, можно заходить. За маленьким столом сидела врач - молодая женщина с милым лицом. Она что-то быстро писала. Из-под шелкового чепчика на плечи падали темные волнистые волосы.

–  Извините, я одну минуточку. Садитесь, - сказала она, указав на стул.

Николай удивленно и растерянно смотрел на ее сосредоточенное лицо, на губы, черные глаза, опушенные длинными ресницами. Неужели Даша? Не может быть! Когда же она успела стать врачом? В памяти мелькнули обрывки воспоминаний: стройка, хорошенькая девушка в синем комбинезоне и беленькой косыночке. Первый взгляд, первое рукопожатие… Письма, полные тепла. А потом боль, обида. Давно это было.

–  Даша!
– взволнованно сказал Николай.

Она слегка вздрогнула, будто ее испугал его голос, выронила ручку, на бумаге осталось фиолетовое пятно. Лицо ее порозовело. Подняла голову - в глазах радость, испуг, удивление.

–  Коля!
– воскликнула она. Смутилась, растерялась.
– Николай…

Николай взволнованно смотрел на врача Ракитину. Как она похорошела за эти годы, повзрослела. Неужели эта красивая молодая женщина несколько лет назад работала у него подручной на стройке завода, подносила ему кирпич, цементный раствор, улыбалась ему? Тогда он серьезно думал, что Даша - его судьба. Было столько радужных надежд и планов на буду-

щее. И все это ушло, в душе осталась застарелая боль, осадок горечи и обиды.

Несколько секунд они стояли в неловком молчании. У Даши строго нахмурились брови, лицо сделалось, непроницаемым.

–  Что у вас?
– спросила она официально, гораздо суше, чем спрашивала любого другого из своих пациентов.

–  Нездоровится мне что-то, - в тон ей ответил, Николай.

–  И давно это с вами?

–  Несколько дней.

Даша посмотрела ему в глаза долгим, испытующим взглядом. Николай не выдержал этого взгляда, отвел глаза, невольно подумал: как обстоятельства и время меняют отношения людей.

–  Давно отдыхали?
– спросила Даша. Николай пожал плечами. Когда он отдыхал? Отдых для него был понятием относительным. Николай принадлежал к тем людям, которые не умеют организовать свой отдых.

–  Как сон? Аппетит? На сердце не жалуетесь? спрашивала Даша, бросая на него короткие цепкие взгляды.

–  На сон и аппетит не обижаюсь, ну, и сердце не беспокоит.
– Ему было неловко, что с такими пустяками пришел в амбулаторию. Оба они понимали что говорят не то, о чем хотелось поговорить. Слишком много они пережили за годы разлуки, у каждого много накопилось обид и слишком неожиданной был встреча, да и обстановка для разговора - не особенно подходящая.

–  У вас очень усталый вид. Вам надо отоспаться побольше бывать на свежем воздухе, заниматься спортом, - говорила Даша.

Она пыталась говорить с ним, как со всеми больными, но это не давалось ей Она то брала зачем-то со стола ручку, то опять бросала ее, выпачкала чернилами пальцы. Лицо ее непрерывно менялось: вдруг становилось грустным, то заливалось румянцем, слегка подрагивали губы, глаза то вспыхивали, то вдруг становились холодными и колючими.

Николай видел и понимал все по-своему: Дашу тяготит эта неожиданная и неприятная для нее встреча. Надо уходить. Когда молчание стало неловким для обоих, Николай сказал: