Быстрее империй

На стороне — это значит за бугром. Как только Тропинин отправился изучать свой Алькатрас, я сел в лодку и рванул в Лондон.

Глава шестнадцатая. Fleet Street, London

Глава шестнадцатая. Fleet Street, London

Низкие арки Вестминстерского моста хорошая привязка для прыжка и отличное место, чтобы появиться на переполненной судами и лодками Темзе. Эта транспортная артерия не прекращала своего тока даже по ночам. Немного ниже по течению, на большой излучине начинался район Темпл, названный так по прежним хозяевам — тамплиерам. Теперь он был населен в основном баристерами и солиситорами, а по-нашему стряпчими и законниками, что отнюдь не делало его безопасным.

Берег между Вестминстером и Сити выглядел диким, заросшим, абсолютно необустроенным. Морские приливы регулярно гнали по Темзе большую волну и сносили по пути всё, что не имело прочного каменного фундамента или природных корней. В низинах, вроде берега Темпла, волна оказывала наиболее разрушительное действие. Здесь обитали только бродяги.

Благо, чуть выше по течению возле Кингс Бенч Уолк располагалось нечто вроде небольшой лодочной станции. Любезный хозяин мистер Аткинсон промышлял перевозками через Темзу и за шиллинг в неделю брался присмотреть за моей лодкой.

— Доброго дня, мистер Эмонтай! — приветствовал он меня, принимая швартовый конец. — Давненько вас не было видно, сэр.

— Дела в колониях, мистер Аткинсон. Ваша семья добром здравии, я надеюсь?

— Благодарю. С ней все в порядке.

— И сыновья на месте? Мне бы не помешала их небольшая помощь.

На самом деле свои вещи я мог бы дотащить и сам за пару ходок. До города здесь было недалеко, буквально сотня метров. Но, во-первых, я играл роль джентльмена, которому не пристало сгибаться под тяжестью сундучков и узлов. А, во-вторых, через комплекс зданий Кингс Бенч Уолк пройти к центру напрямик было попросту невозможно. Этот квартал, точно какой-нибудь Тауэр, был закрыт для посторонних. Юридическая корпорация, владеющая им, создала свой оазис в пустыне лондонского беззакония, и пускать туда кого ни попадя не стремилась. Возможно, имелось в природе волшебное слово, способное убедить привратников пропустить незнакомца через арку, но одного"пожалуйста" тут явно не хватало. Да и от монеты сторожа отказывались наотрез, не желая терять работу.

Чужакам, вроде меня, приходилось идти через пойму, запущенный сад, затем по узким переулкам, где его могли запросто ограбить, а то и прирезать. Поэтому пара дюжих парней, вооруженных дубинками приходилась кстати.

Парни (отец звал их Пег и Ног — то ли прозвища, то ли сокращения от имён) подхватили мои сундучки и узлы, точно те были наполнены пухом, и мы двинулись к городу. Топкая земля поначалу чавкала под ногами, норовя стянуть сапоги, затем грунт стал тверже, а корни растущих деревьев превратили тропинку в стиральную доску. Вскоре дикая аллея превратилась в проулок с чёрными кирпичными стенами по бокам. Стены постепенно приобретали более приятный вид, в них появлялись закрытые ставнями окна и двери. Наконец, переулок заканчивался и выплёвывал прохожих на оживленную Флит-стрит.

Для восемнадцатого века это была современная улица. Со множеством баров, кафешек, таверн, полными тусовок и сплетнями. Здесь я чувствовал себя почти как дома. Цивилизация с каждым годом отвоевывала у остатков средневековья позицию за позицией. Реку, давшую имя улице, убрали в канал, проезжую часть замостили, зловонные кожевенные промыслы куда-то перенесли, а банду, держащую район в страхе целыми десятилетиями, успешно ликвидировали.

На моих глазах улица понемногу освобождалась от грязи трущоб и приобретала респектабельный вид. Ничего общего с опасными для путешественника окраинами Сити. Но в то же время не ощущалось мрачного аристократизма и пустоты районов с большими особняками, где я выглядел бы белой вороной.

Здесь можно было запросто пообедать в стейкхаусе, выпить пива в пабе, снять комнату или даже целый этаж, приобрести в лавках навигационные или медицинские приборы, химикаты и препараты, карты и книги. Оптом и в розницу. Всё что пожелает душа. Но главное — во множестве заведений можно было найти контрагента для решения любого вопроса.

За пару шиллингов в неделю (и приплату за бронь) я снимал комнату у Марты Джеррард — вдовы рано умершего торговца. Дом — единственное что он оставил ей, но хотя бы не отяготил долгами.

Я постучал бронзовым кольцом в жёлтую дверь и вскоре на пороге появилась хозяйка.

— Рад видеть вас в добром здравии, миссис Джеррард, — поприветствовал я её. — Надеюсь, моя комната свободна?

— Да, мистер Эмонтай, — проскрипела женщина не особенно приветливо, но посторонилась. — Но мне пришлось отказать одному доброму человеку.

— Я компенсирую убыток.

Пег и Ног занесли вещи на второй этаж (его здесь называли первым) и, получив шиллинг на двоих, счастливые отправились в обратный путь.

Марта Джеррард была тёткой прижимистой — одно из окон моей комнаты было заложено кирпичом, а температура в холодное время мало чем отличалась от уличной. Зачастую на улице было даже теплее.

Тем не менее, здесь я чувствовал себя как дома. Наслаждался покоем и размышлял о судьбах своих начинаний. Благо времени на то и другое хватало с излишком. Я бы с удовольствием сократил визиты, но, во-первых, это была какая-никакая цивилизация, а мне иной раз хотелось отдохнуть от примитивной жизни фронтира. А, во вторых, даже здесь, в сосредоточии мирового капитализма, дела быстро не делались. Что ещё хуже, нельзя было определить точный срок, когда они двинутся с места. Нужный мне товар или человек могли появиться в любой момент, а на следующий день вновь надолго исчезнуть. Поэтому иногда приходилось зависать на неделю, иногда прыгать на лодке на две-три недели вперед и опять ждать.

* * *

Я бы многое мог покупать и в Нидерландах, но дела в республике шли всё хуже и хуже. Финансовый кризис, вызванный окончанием Семилетней войны, правители вроде бы ликвидировали, но торговля неудержимо сокращалась, вместе с ней сокращалось и мореплавание, а деньги утекали в другие страны. Так что я отправился вслед за деньгами.

Дорогу в Лондон мне пришлось торить изФлиссингена. Знакомые контрабандисты согласились подкинуть меня до места, не взяв даже плату. Я пару раз оказывал им услугу с поставками чая, так что парни просто вернули долг. На быстроходном тендере мы за сутки пересекли Северное море и посреди ночи высадились где-то в Саффолке. Пока друзья переправляли на берег груз, а местные крестьяне распихивали его по схронам и тайникам, я быстрым шагом отправился к ближайшему постоялому двору рядом с Ипсвичем, откуда уже утром отправился в Лондон.

Риск был велик. Мне некуда было бежать, случись облава или нападение разбойников. У меня не было пока даже лодки, на которой я мог бы уйти. С собой я нес лишь небольшой запас серебра и мехов, спрятанных под сюртуком. И от тяжести товара чувствовал себя Остапом Бендером, переходящим через Румынскую границу.

Всё обошлось. Документы мало значили в городах вроде Лондона. Если у тебя есть деньги, если ты выглядишь джентльменом (сюртук с шейным платком, бриджи, шелковые чулки, парик аллонж, треуголка), то ты и есть джентльмен, а если нет, то нет. Контрразведка, если таковая и существовала, мелкими типами, вроде меня, не интересовалась.

Правда выглядеть настоящим лондонцем мешала борода. Отказаться от неё на фронтире было практически невозможно, а сбривать всякий раз уже здесь означало бы привлекать внимание прохожих светлой полосой на щеках. По приезду я лишь подравнивал бороду и убирал опасной бритвой заросли с горла и скул. Так что скорее походил на шкипера или штурмана купеческого корабля, возможно, мелкого торговца, только что вернувшегося из дальнего путешествия. Этот имидж меня устраивал вполне.

Мой английский и в прежние (будущие) времена был далек от совершенства, в Лондоне же восемнадцатого века его вообще было трудно использовать. Однако акцентом здесь никого не удивишь. И улицы не зря назывались Польской, Ломбардской и прочими, указывающими на выходцев с континента. А если у вас были деньги, то у собеседника находилось терпение, чтобы выслушать вас столько раз, сколько нужно для понимания.