Быть собой

Под стенами разрослись розы — первая зелень, которую Трегоран увидел за долгое время пребывания в Мертвых землях, а за стенами глаз радовали яблони и груши, чьи ветви ломились от плодов.

Впечатление портил лишь мерзкий дождь, шедший добрую половину дня и уже успевший изрядно промочить путников.

— Заночуем здесь? — предположил Трегоран, указывая на дворец.

— Почему бы и нет? — согласился Димарох, а Итриада лишь кивнула.

Едва только путники вошли внутрь, Итриада с Димарохом зажгли факелы — они заранее договорились не использовать магию без крайней необходимости, потому что никто не знал, что же тут может обитать. Они прошли несколько просторных помещений и оказались в огромном зале, который Трегоран, опять-таки, сразу же узнал — в дальнем конце зала стоял роскошный трон. Юноша подошел ближе и рассмотрел свое видение из сна внимательно — в подлокотники были вмонтированы огромные изумруды, а спинка украшалась целой россыпью рубинов и алмазов. По бокам же тускло блестели топазы с сапфирами. Сидеть на подобном троне было, как подумал Трегоран, невероятно муторно, зато выглядел он столь внушительно, что попросту не оставалось слов.

— Кажется, я знаю, куда мы попали, — благоговейным голосом прошептал Димарох. — Это легендарный Еширал, столица Ширримской империи. А мы стоим перед Самоцветным троном, на котором восседали правители.

— Как красиво, — прошептала Итриада.

— Да, — согласился Трегоран. — И дорого. На один этот камень можно жить годами.

— Но мы не станем их трогать, — заметил Димарох.

Юный чародей кивнул — его ужасала одна только мысль о том, что можно украсть что-нибудь из замершего во времени дворца. Вместо этого они прямо в зале развели небольшой костерок, наскоро поужинали и легли спать — с утра предстояло сделать очень многое. Когда Трегоран наблюдал за врагами в последний раз, тех отделяло меньше дневного перехода, а значит, с утра пораньше придется готовить поле боя, тем более что за вечер они немного изучили Еширал и придумали пару трюков.

С этими мыслями юноша погрузился в глубокий сон. Он был слишком утомлен, иначе заметил бы, что едва только его лошадь переступили через магический барьер, все голоса умолкли.

* * *

На сей раз кошмар не предварял видение из прошлого. Трегоран сразу очутился в тронном зале — том самом, где он и друзья заночевали, но на сей раз здесь никто не веселился.

Помещение это было до отказа заполнен людьми. Император — состарившийся еще на пару лет — восседал на своем троне, украшенном драгоценными камнями, и лицо его искажали гнев, вперемешку со страхом. Нет, конечно, он хорошо маскировал второе чувство, однако глаза выдавали все лучше слов — бывший раб неоднократно видел такой взгляд у людей, находящихся на краю гибели. Или считавших, что вплотную подобрались к этому краю.

Впрочем, он был в этом не одинок — в зале отчетливо витал запах ужаса, и исходил он не только от правителя, но и от придворных. Они шептались и, переглядываясь, смотрели на мужчину, застывшего перед троном. Тот был скован по рукам и ногам, а вокруг замерли стражники, нацелившие на него копья.

Мужчина этот лицом походил на правителя, из чего Трегоран предположил, что это — тот самый брат, о котором советник предупреждал своего господина. Был он тощ, нескладен, однако стоял прямо, гордо подняв голову и обжигая окружающих надменным взглядом пронзительных зеленых глаз.

«Его заговор провалился?» — подумал юноша. — «Или он сотворил что-то еще?»

— Я люблю тебя брат, а потому терплю многое, но всему приходит конец, — заговорил правитель. — Сегодня ты переступил черту. Скажи, Анатиан, неужели ты так жаждешь власти, что ради нее готов пойти на столь страшное преступление?

— Власти? — презрительно скривился тот. — Утариан, не смеши меня! О какой власти идет речь? Я хотел спасти нас всех, глупец!

— Спасти?! — взревел император, вскакивая с трона. — От кого?

— От Бича Богов! Мы проигрываем войну, брат! Сколько еще лет продержится Ширрим, прежде чем столица падет? Год, два, десять? Нужно было что-то сделать, но ты боишься принимать тяжелые решения, ты спрятал голову в песок и не хочешь видеть ничего дальше собственного носа! Ты губишь империю!

— А ты, значит, спасешь ее? Да? Но для этого, конечно же, придется сменить меня на троне! — с горькой иронией отозвался император и сделал шаг вниз по ступеням. — Так? Ответь!

— Да! — выкрикнул тот. — Именно так! Я буду лучшим правителем, чем ты.

— Конечно, ведь додуматься до переговоров с Отцом Лжи может только очень хороший владыка!

Он сделал еще шаг навстречу брату.

— Скажи, о чем тебе поведал Древний? Чем соблазнял? Что предложил в обмен на силу, которой тебе не хватает для мятежа?

— Я не принял его условия, — процедил тот. — Не принял, ясно тебе?

— Испугался? — Утариан замер напротив узника.

— Я не боюсь ничего и никого, — прошептал тот. — Ты знаешь, брат.

— Знаю, — правитель прикрыл глаза. — Знаю.

И в этот момент Анатиан атаковал. Трегоран не знал, что это за заклинание, но выглядело оно эффектно — тень скованного неожиданно вытянулась и ударила, точно копье, метя в горло старшему брату.

Тот лишь презрительно скривился, и его собственная тень, превратившись в щит отбила атаку, а затем почти сразу обернулась сотнями тонких жгутов, которые пробили руки и ноги младшего брата, намертво пригвоздив того к полу.

— Ты всегда был слаб! — прогрохотал император. — И всегда жаждал того, чего не заслуживаешь! Но это…Ты предал меня, предал свой народ. Ты — Предатель и грядущие поколения запомнят тебя под таким именем!

— Только я могу спасти нас от напасти! — отчаянно прокричал младший брат. — Ты не сумеешь несмотря на всю силу и талант!

Император не удостоил его ответом. Он дал жест своим подчиненным отойти подальше, и когда те послушно расступились, вытянул правую руку вперед, нацелив ладонь точно в грудь брата. Туда, где билось сердце.

— Прощай, брат. Видят боги, я не желал этого, — с горечью в голосе проговорил император.

Трегоран замер, боясь даже вздохнуть. Ему показалось, что время в зале остановилось, юноша готов был поклясться, что видит замершие в воздухе пылинки. Неожиданно по его ногам прошелся холодный ветер, и ушей Трегорана достиг тихий шепот:

— Сделка…

От этого шепота юношу обдало морозом. Он сообразил, кто произнес слово, и кому оно адресовано. Никто кроме Трегорана и приговоренного не услышал ничего, а тот сразу все понял.

На лице Анатиана отразилась сложная палитра чувств: отчаянная надежда, ужас, отвращение, радость, злоба и грусть. Трегоран постарался представить, какая же страшная борьба развернулась в сердце младшего брата, и ему стало жалко этого несостоявшегося заговорщика. В какой-то момент юноше показалось, что тот предпочтет смерть…

Но тут губы Анатиана приоткрылись, и он, выплюнув кровь, прохрипел:

— Пусть под ликом Девятерых не будет ни воина, ни мага сильнее меня!

Лица присутствующих вытянулись от ужаса, а император скороговоркой затараторил заклинание, формируя печати одной рукой, но было поздно. Тихий шепот сменился громовым раскатом, разлетевшимся под сводами дворца:

— Слово было сказано. По слову и будет!

И в этот момент император ударил! Его заклинание не выглядело столь же эффектно, как предыдущее, однако в направлении приговоренного понеслось нечто невообразимое, превосходящее самые смелые представления Трегорана о боевой магии. Это нечто, нацеленное на пригвожденного к мраморным плитам, должно было не просто убить, нет. Заклинание, принадлежавшее к пятой школе, разрушало саму душу!