Бывшие. Мне не больно

— Почему ты бежишь от меня как от огня? Я ничего не помню, не понимаю, Тань! — спрашивает с горечью и смотрит на меня потерянным взглядом.

— Удобно иметь выборочную память, — невесело усмехаюсь и вытираю слезы, затем поднимаю взгляд и смотрю уверенно в темные глаза напротив. — Напомнить, как пришла к тебе? Как сказала, что беременна от тебя? Ты тогда обозвал меня охотницей за бабками и шлюхой. Смеялся надо мной, унижал. А ведь у меня до тебя никого не было, Слав.

По его лицу проходит нервная дрожь, и он весь будто сереет на глазах.

— Т-ты что? О чем ты, мать твою?!

— Ты дал мне денег на аборт, Слава. Знаешь, что я сделала с ними?

Отшатывается, как от пощечины. Трясет головой, у него в глазах собираются слезы, но ни одна из них не падает вниз.

— Нет, — хрипло. — Нет! Скажи, что ты не сделала этого!

Последнее выкрикивает. Парадоксально, но в этот момент мне так спокойно становится на душе. Вовсе не от радости из-за того, что Слава раздавлен. Я будто отпускаю сама себе этот грех, перекладываю его на другие плечи. Я несла бремя этой ошибки пять лет, теперь его очередь.

— Как ты понял, детей у меня нет, — развожу руками. Из меня разом выходит вся спесь. — Я бы могла выбросить эти деньги, но я использовала их по назначению, Слава. Все, как ты и просил. Пока ты куролесил, бухал и трахал других баб, я медленно умирала вместе с нашим малышом, которому не суждено было увидеть этот мир. Вот и вся правда. Теперь ты понимаешь, что никакого будущего у нас с тобой быть не может и исправить ничего нельзя? Уходи, Слава. Уходи и не возвращайся.

Кутаясь в теплую кофту, разворачиваюсь и ухожу, оставляя парня в одиночестве. Раздавленного и сломленного. Именно в таком состоянии он однажды оставил меня.

Если карма в жизни и существует, то только что я видела ее воплощение своими глазами.

Слава

Нагибаюсь, хватаю ртом воздух. Дыхание спирает так сильно, что на какой-то миг я задумываюсь о том, что умереть от инфаркта было бы слишком легко для меня. Я чересчур много наворотил, чтобы мир так просто избавился от меня.

Сажусь на лавку, в ушах шум. Как будто смотрю кошмарный сон с собой в главной роли. Но то, что рассказала мне Таня, не является сном, к сожалению. Смысла ей врать нет никакого, я видел ее глаза. Несмотря на то, что прошло много времени, ее боль не утихла, это видно.

Она плещется в адовом котле на дне глаз. Таня носит ее на себе, как вторую кожу. Ложится спать и просыпается вместе с ней.

Трясу головой. Башка моментально наливается кровью, хочется с разбега приложиться о стену, чтобы стало легче. В лечебнице, где я провел некоторое время, я видел людей, с которыми случались похожие приступы. Им могли помочь только медики.

Хаос затапливает меня.

Дышу: вдох-выдох. Не знаю, как еще остановить это.

Она живет с этим пять! Пять блядских лет! Держит все это в себе.

Господи… у меня бы мог быть ребенок. Девочка или мальчик? Сколько бы ему сейчас было? Чуть больше четырех лет. Он бы ходил в сад, на какие-нибудь кружки, а каждые выходные мы бы выбрались в парк и катались на аттракционах.

Еще вчера я даже не думал о том, чтобы завести ребенка. Я не имею ничего против них — у меня несколько племянников, которых я безумно люблю. Но осознание того, что сейчас рядом со мной могло бы расти мое продолжение, убивает.

Я собственными руками оборвал жизнь своему ребенку.

Бью себя по карманам, нахожу сигареты и трясущимися руками выбиваю одну, подкуриваю. Скуриваю ее буквально за две тяги. Хватаюсь за дурную голову, сжимаю виски. Думай, черт тебя возьми, думай!

Подрываюсь, бегу за Таней в сторону ее дома.

Нагоняю около подъезда, хватаю за плечо, сгребаю в охапку, разворачиваю к себе. Все лицо рыжей мокрое от слез.

— Скажи, что соврала! — глупо отрицать правду.

Таня закусывает губу и ревет. И я вместе с ней. Зарываюсь носом в ее волосы, сжимая их до боли, и реву как баба. Внутри все разбито — душа, тело, не осталось ничего, одни осколки. Боль разворотила грудину так, что я теряюсь в пространстве. Слабак я, а не мужик, раз рыдаю на Танином плече.

А у кого на плече рыдала она? Нашелся ли кто-то, кто был с ней в тот момент? А ведь она оплакивала потерю, да что там… оплакивает ее даже сейчас. Все там, внутри. Не помогло ей время, не залечило. Хрень все это — не лечит оно. И я еще добавил.

Господи… Каково ей было? Слышать о том, что я не помню ничего? Что у нее там осталось внутри после всего этого? Выжило ли что-то?

— Таня?! — голос вообще не мой.

Рыжая дышит мне в шею, хлюпает носом. Поднимает лицо и смотрит в мои глаза. От ее зеленых глаз не осталось ничего, все потемнело, потонуло в этой утрате.

— Если бы это была ложь, — отвечает сипло. — Как бы я хотела, чтобы это была она…

И снова роняет голову на грудь. Плачет тише, медленно успокаиваясь. У меня немного проясняется в голове.

— Нихера не помню, — бормочу в никуда и выкрикиваю. — Какого хера я не помню ничего?! Какие-то отрывки бессмысленные! Блядь, я бы никогда так с тобой не поступил, рыжая!

Зарываюсь пальцами в волосы, сжимая их с такой силой, что кажется, сейчас вырву.

— Но ты поступил, — отвечает как робот.

— Если бы я только мог отмотать все назад… Таня, я был не в себе, бухой в доску! — мне сложно держать себя в руках. — Почему ты снова не нашла меня? На следующий день, через неделю?!

— Я звонила и писала, но ты везде заблокировал меня, — отходит от меня и вымученно улыбается, слезы новым потоком стекают по ее щекам.

Молчу, вспоминаю обрывки тех дней.

— У меня украли мобильник, — качаю головой. — Я не блокировал тебя. Никогда.

Таня разводит руками. Что уж тут скажешь? Чертова сука-жизнь свела в ненужное время в ненужном месте двух людей, которые могли встретиться при других обстоятельствах и решить все иным способом.

— Я думала его оставить, честно, — вся она дрожит, ее трясет. — Мне бы хотелось что-то дать этому ребенку. Еду. Одежду. А у меня ни работы, ни жилья. Мать сказала, что выгонит меня, если нагуляю. И она бы выгнала, Слав.

Я делаю шаг ей навстречу. Просто прижать к себе. Остановить. Что я еще могу сделать? Я абсолютно дезориентирован.

Но Таня выставляет вперед руки, обозначая между нами границу, не подпуская ближе к себе, и уходит. Просто разворачивается и уходит, оставляя меня наедине со своими демонами.