Бывшие. Первая жена
Шрифт:
На Яна мне уже плевать.
Только пусть им не говорит.
— Ты им не скажешь?
— Нет, — он сжимает губы. — Помни, что я сказал, Вера.
Я отпускаю футболку.
От слабости не могу стоять. Роман набрасывает мне на плечи свою ветровку и снова сажает на вездеход. Разгоняется, и я обхватываю напряженный торс.
Через несколько минут вездеход выскакивает на поляну, окруженную елями.
Здесь группа домов, но не для отдыха — похоже на заброшенную лесопилку или лесную базу.
— Где тебя носило?! — орет Богдан, махнув
На забинтованную руку он натянул кожаную перчатку без пальцев. Все выглядят напряженными. Это плюс: Яна тоже боятся.
Оглядываюсь, надеясь увидеть кого-то из людей Горского.
— Его ищешь? — угадывает Роман, спешиваясь с вездехода. — Горский еще не приехал. Его люди с той стороны леса наблюдают.
Роман удаляется к группе мужчин, оставив меня на вездеходе. Кутаюсь в ветровку и смотрю в темный, холодный лес.
Даже наручниками не пристегнул.
А может быть, попробовать? Роман сказал, люди Яна близко, если сумею сбежать…
Богдан смотрит на меня.
Заметив мой взгляд, сплевывает и вытирает рот тыльной стороной руки. Сегодня он не такой расслабленный, как вчера. На взводе, как зверь: даже в глаза страшно смотреть.
Сегодня это другой человек: мерзавец и убийца.
— Он тебя трахнул?
Вздрагиваю от вопроса.
Ежусь.
— Ведь нет? Сраный моралист, — добавляет Богдан. — Что вы делали в лесу?
Я боюсь его внимания. Словно взгляд проникает в душу и выжигает все. Ищет правду, о чем говорили.
— Мне… нужно было в туалет, — бормочу я.
Богдан еще раз сплевывает.
Не поверил.
Взгляд недоверчивый, как у служебной собаки.
— Он всегда был таким, — Богдан поворачивается боком, и тут меня осеняет.
Выправка, камуфляж — он служил, но в нем есть что-то неприсущее обычным военным. Это что-то другое. Между ним и Романом что-то общее, я улавливаю это интуитивно. Они служили вместе и это не просто командировки по горячим точкам. Что-то более серьезное.
Где Ян с ними связался?
— Я тебя трахну, детка, — добавляет Богдан, следя за моей реакцией. — Я всегда выполняю свои желания. Клянусь своим сердцем, что ты станешь моей хотя бы раз.
Он ухмыляется, заметив, как я отвожу глаза.
— Они оба утрутся, красавица. Особенно Роман.
— У вас состязание?
— Что?
Слишком сложное слово для тебя? Богдан так одержим идеей меня поиметь, что это выходит за рамки разумного. Как будто его подзадоривает то, что Роман запретил меня трогать.
— Ты с ним соревнуешься, чтобы быть первым во всем?
— Ты что-то разговорчивая, малышка. Осмелела, что муж приехал? — он приближается. — Если бы не фирма Корнилова, он был бы трупом…
Его останавливает окрик:
— Богдан!
Застывает, только взглядом жрет.
Он обоих считает врагами: не только Яна. Романа тоже. Кажется, даже догадываюсь, почему. Три года назад Богдан облажался в «Небесах», и Романа послали расхлебывать.
Но шокирует не это.
Интонация, с которой он говорит. Я ее уже слышала раньше — на записи, которую показывал Герман. Я думала, это Роман позвонил с яхты Горскому, чтобы предупредить. Но зачем ему сдавать
самому себя? А вот звонок от Богдана более вероятен. Они враги. Он тоже мог быть на той яхте, и… «Фирма Корнилова». Голос изменен, но тон я узнала.Открываю рот, чтобы припереть его к стенке, но идея плохая.
Он может убить меня за это.
Он сдал Романа Горскому, чтобы подставить его.
Молчи, Вера. Ни слова.
— Богдан!
Сплюнув еще раз, удаляется к домику, а я закрываю глаза.
Урод!
Ко мне направляется Роман, чтобы забрать к месту сбора.
— Ты готова?
— Он здесь?
— Да.
Боже!
До сих не верю, происходящее кажется насмешкой со стороны Романа. Горский бросил Злату и насчет меня вряд ли почешется. Если он и приехал, то ради того, чтобы захватить Северного или выйти на врага. Не ради меня. Дыши, Вера.
В глазах Романа ищу подсказки о своем ребенке, но он непроницаем. Как будто разговора в лесу не было.
— Горский не хочет говорить, пока тебя не увидит. Сильно нервничает. Я тебя выведу, но к нему не подпущу, пока он не передаст мне все, поняла?
Киваю.
— Садись.
Я устраиваюсь на вездеходе, дрожащими руками вцепляюсь в Романа и зажмуриваюсь. На этот раз едем минут пять. Перед поляной, на которой раскидан тент из брезента, он тормозит.
— Спокойно, — за руку ведет меня через строй своих бойцов.
Мой взгляд мечется между ними. Затем догадываюсь сосредоточиться на палатке впереди или что это.
Ян, наверное, там.
Роман отбрасывает брезентовый полог и входит первым.
Я с трудом ковыляю. Каблуки — не для леса.
— Она здесь, — негромко говорит Роман и отходит в сторону, открывая меня.
В первое мгновение не узнаю Яна.
Непривычно выглядит.
Лицо осунулось сильнее. Он и раньше был худым, теперь черты заострились и под глазами темные круги, словно он болен. Но затем понимаю, что он не спит последние ночи.
Из-за меня.
Вместо костюма футболка под бронежилетом. Слева от него Герман в таком же, позади остальная группа поддержки.
От сырости и страха мелко дрожу.
Ян глубоко вдыхает, увидев меня. Холодный взгляд режет на куски.
Холодно, как тогда, в подвале.
Неосознанно обнимаю себя, прикрывшись руками — тоже, как тогда. Одной — латинской буквой V, взяв за плечо. Другой на бедрах.
Приоткрываю губы — мне многое есть, что сказать. Но молчу, как немая. В распахнутых голубых глазах стоят слезы.
Меня продают, как рабыню: за фирму и кровь.
— Она цела, — произносит Роман. — Сделаешь все, и сможешь забрать.
Ян отводит взгляд.
Бросает на стол папку с бумагами и быстро расписывается на каждой черной перьевой ручкой. Слежу за листами — в стопке еще штук двадцать. Бизнес-сделка в лесу. Всего лишь бизнес-сделка… Поставит печати и бизнес перейдет Северному.
— Подавись, — произносит Ян.
Впервые за столько дней слышу его голос.
Стальной, почти неживой — даже говорит вполголоса, но через безразличие проступает боль. Он ненавидит Романа за то, что одержал вверх. Ему больно за то, что приходится отдавать.