Бывшие. Я не смог ее забыть
Шрифт:
– Извинялась за то, что случилось той ночью и…
– И?
– хрипло нарушаю нелепую паузу.
Шуршит бумага.
– Она просила тебе передать.
Поворачиваюсь и смотрю на Серого. В его руках какая-то бумажка. На мгновение сердце снова пропускает удар, и я смотрю на его руку, как будто бы он держит в ней королевскую кобру. Что там? Мне страшно пиздецки…
– Заберешь?
Киваю пару раз и беру сначала себя в руки, потом листочек в них же.
«Сережа ни в чем не виноват. Он ничего плохого не сделал, а наоборот.
Не дышу. Серый молчит. Но опять не выдерживает.
– И что там?
Усмехаюсь со злостью.
– Выгораживает тебя.
– Серьезно?
– Ага. Говорит, ты вел себя, как джентльмен. Просит ни в чем не винить. Потрясающе…
Сжимаю в руках бумагу с ее почерком. Так мы теперь и будем общаться? Пиздец…
– Знаешь… - прикрыв глаза, киваю, - Ты сегодня чем занят?
– Да ничем, собственно.
– Супер. Мне надо выпить. Проследи, чтобы я не наделал ошибок, окей?
– Ну…иногда ты очень настойчив в желании наделать ошибок, сэр.
Издаю смешок и киваю.
– Знаю. Сделай так, чтобы у меня ничего не получилось.
– Оке-е-ей…смотри. Сам меня попросил.
Киваю и иду на кухню, он за мной следом. Через час половина бутылки виски пуста, а мы разговариваем…сначала обо всем и ни о чем, но рано или поздно острая тема должна была всплыть.
Серый ставит стакан на стол и пристально смотрит мне в глаза.
– Я хочу понять.
– М?
– Какого хуя ты натворил, Ром?
Я издаю смешок и киваю.
– Если я сам смогу понять, то обязательно тебе сообщу.
– Ясно. Значит, эта подлая сука нихрена не изменилась…
Выгибаю брови. Помню, как раньше поджигался от одного косого взгляда в ее строну, а сейчас пустота…но.
– И что это значит?
Серый издает свой смешок.
– А ты не помнишь? Какой пиздец был, когда вы играли в любовь, бегая за ручки?
Пару раз моргаю.
– Нет, не помню, - это правда, - Обычные отношения…
Меня перебивает настойчивый, громкий смех.
Который бесит.
– Что?!
– Ты серьезно?! Обычные отношения?!
«А-ХА-ХА-ХА!»
Какого черта?!
Фыркаю и отвожу взгляд в окно.
– Да, я признаю, что ехал от нее крышей, но…
– Без «но», приятель. Тут «но» нельзя употреблять вообще. Она не просто рвала тебе крышу, ты безумный был…и главное, всегда так…правильно безумный.
– А это что еще значит?
– Сколько мы знакомы, Рома?
– Вопрос со звездочкой.
– Я серьезно.
– Сколько я себя помню. При чем здесь это?
– Да притом. Я тебя знаю, как облупленного, а когда она появилась...ты на себя перестал походить. Кристина твоя играла на тебе, как пианист. Ты помнишь, как полез на дерево, потому что она сказала, что…
Серега отгибается от стола, расправляет плечи, а потом начинает ими активно крутить и ронять голос на высокий, подобный женскому.
«Ню, канечно. Ти прёстё стрюсиль. Тяк и скяжи, чтё ни мёзись!»
В оконцове он надувает губки, а потом снова начинает ржать. Мне не до смеха. Ту историю с деревом я помню, но помню ее совсем иначе…Я просто хотел сделать
ей приятно, может быть, впечатлить. Но это? Было же не так…или так?…– Неужели это было так?
Он вздыхает и закатывает глаза.
– А как еще?! Сколько драк было организованно под ее чутким руководством?! Ты даже с химиком чуть не сцепился, потому что КРИ-СТИ-НО-ЧКА сказала, что он ее специально валит, ведь она отказалась остаться-с-ним-после-уроков.
Хмурюсь сильнее, глядя в окно. Серый продолжает ржать, а я роюсь в памяти. Снова. Я эту ситуацию помню, но помню совсем иначе.
Мы погружаемся в тишину. Через мгновение Серега вздыхает и наливает в стакан выпивку.
– Что притих?
– Вспоминаю.
– И как?
– По-другому это воспринимал. Хотел ее защитить…
– Да если кого-то и нужно было защищать, так это нас всех от этой мымры.
– Химик к ней…
– Да-да-да. Все к ней приставали всегда, Рома. Каждый, блядь. Она же звезда. Ты забыл, что у химика в тот год молодая жена родила двойняшек?! Он уроки отводил и сразу домой, чтобы ей помочь! Какая в жопу Кристина?
– Я…
– А на той тусовке?! У моего брата? Ты помнишь?
Неприятно ежусь.
Конечно, блядь, помню. Меня тогда жестко избили, и если бы не его брат, то, возможно, избили бы еще жестче. Мама плакала…папа онемел, когда увидел меня в больнице.
– На нее всем насрать было, дорогой мой. Она - просто малолетка для них. Тем более, у них там свои мутки были. Они играли в покер. Брат тогда привез целый набор из-за границы, так что…ну, правда. Нахер эта Кристина никому не упала. Ей просто нужно было, чтобы ради нее каждый день Пушкина убивали. Или пару подвигов совершали, как тот…как его там? Немейский лев. Шкура. Бам! И нет его. Лишь бы во имя ее - нашей богини…
Смотрю в стакан с виски, а по коже идут мурашки. В моей голове все отложилось по-другому, почему? Я помню каждое событие, но со своей колокольни. Для меня Кристина была ангелом. Чистым, теплым, нежным, нуждающимся в защите. Я хотел оберегать ее, как отец оберегал маму…
– …Ты всегда называл ее светлой, но, как по мне, от света в ней ничего ровным счетом нет. Она - прирожденный манипулятор. Паучиха чертова. Как только словила мужика в свои сети, начинает из него соки тянуть. Мозги делать. Ты реально не помнишь, как жестко вы срались? И дело даже не в том, что у вас существовали "непримиримые разногласия". Просто Кристина выдумывала какую-то херню, типа ты на нее не посмотрел, когда писал тест по математике, и начиналось. Она доводила каждую ситуацию до абсолюта кретинизма, а ты бегал вокруг и психовал. Забыл, как нажирался, пока она тебя накручивала и мозги делала?! Даже по телефону! Особенно по телефону!
– Мы ссорились, потому что были далеко и…
И. Нету у меня никакого «и». Я видел ее совершенно другой, представляя на ее месте маму. Неужели нарисовал себе образ и поверил в него? Мне до сих пор сложно осознать. Я обманывался?… после того, что случилось в этом доме…после того, как она осталась. Убралась здесь, блядь, будто бы имеет право…после того, как почти устроила истерику за то, что я поехал за женой, а не остался с ней…кажется, я начинаю прозревать.
Поднимаю глаза на лучшего друга.