Царская охота

– Как вы смеете задерживать нас? – чуть в стороне зазвенел голос Филиппы. Жива, Слава Богу, жива, и судя по голосу, не слишком пострадала. – Вы хоть понимаете, что с вами сделают, когда поймают? Вас сварят живьём в кипящем масле, а то, что останется, четвертуют!

Я не очень хорошо представляю, как можно четвертовать то, что останется от человека после кипящего масла, но её полёт фантазии впечатлял. Не думал, что моя принцесса настолько кровожадная. Практичная – это я заметил, когда она обнесла де Сада и выяснила, что именно она у него забрала, но вот кровожадная… Какие ещё черты Филиппы я смогу открыть совершенно случайно?

Стараясь не привлекать внимание, я пошевелил руками. Бесполезно, нужно время, чтобы выбраться из этих верёвок, а подозреваю, его у меня нет.

– Заткнись, – процедил первый, раздались шаги, а затем громкий звук пощёчины. Филиппа даже не ойкнула, зато мне пришлось приложить все усилия, что продолжить изображать из себя труп. – Забирай деньги на каминной полке и убирайся. С русским расплатишься сам. Да, оставь мне пистолет. Я сейчас завершу сам твою работу, раз у тебя кишка тонка, и тоже уйду. Пора уже покинуть эту страну и возвратиться в мой благословенный Йоркшир.

Послышалась какая-то возня, хлопнула дверь и стало на мгновение тихо, а потом тот, который остался, принялся, судя по доносившимся до меня звукам, заряжать пистолет.

Вот тут-то я задёргался, открыв глаза. Мы были в этом проклятом лесном домике Долгоруких, который вот уже в который раз играет главную роль в моей пьесе, под названием «жизнь».

Возле камина стоял невысокий, полноватый господин и торопливо пытался зарядить пистолет. Получалось у него плохо, видимо, господин не привык к подобным делам, но принцип знал, а значит, скоро нас с Филиппой без всяких сантиментов и длинных речей напоследок просто пристрелят. Господин увидел, что я «очнулся» и криво усмехнулся.

– Ну вот что вам стоило, ваше величество, ещё немного времени побыть в забытьи? Вы бы даже и не поняли, что произошло, – пробормотал он, не собираясь останавливаться, в процессе своего нелёгкого дела. Руки у него дрожали, и пуля упала на пол. – Проклятье, не мог оставить заряженные пистолеты, плебей, что с него возьмёшь.

Я молчал, глядя на лорда Ронда ненавидящим взглядом. Всегда знал, что от этого недопосла в итоге нужно будет ждать неприятностей. Филиппа тоже молчала, и со своего места я её не видел. Наконец, когда пистолет был уже практически заряжен, я открыл рот и глухо произнёс.

– Хотите войти в историю, как убийца Российского императора?

– Я бы с удовольствием не входил ни в какую историю, если бы вы, ваше величество, были хорошим мальчиком и пошли на некоторые уступки для моей страны. Она, как вы понимаете, вследствие ваших опрометчивых действий оказалась в довольно невыгодном положении. И я с ещё большим удовольствием остался бы в стороне, если бы вы, как и полагается императору, ехали в карете, когда ваши гвардейцы перестреляли многих славных английских ребят, – вот, значит, как. То покушение было всё-таки на меня. Погиб Миних, но на его месте должен был быть я.

– И что, в ваших действиях большую роль играет патриотизм и совсем ничего не значит тот факт, что ваша жена изменила вам со мной? – я откинулся на спинку стула и развязно улыбнулся. Если мне и суждено умереть сейчас, то, хотя бы этого козла доведу до белого каления, поиздеваясь напоследок.

– Сильные миры сего всегда берут то, что хотят: будь то какая-то вещь или женщина, даже если она принадлежит другому, – на его лбу налилась вена, значит, я попал в цель. Он знал о шалостях жёнушки и проглотил это унижения, но не забыл, как видно.

– Ну мне-то всё виделось совсем в другом свете, – я слегка наклонил голову набок. – Она так сильно тосковала по мужской ласке, что буквально сама залезла мне в штаны, как только мы остались наедине. Я всего лишь пожалел несчастную женщину, которой так сильно пренебрегают.

– Заткнись, – прошипел он и подошёл ко мне, приставляя ко лбу дуло пистолета. Его руки дрожали, и он никак не мог взвести курок. – Я знаю, как это бывает, когда взгляд короля или царя падает на понравившуюся ему женщину.

– Ну да, помечтай. К слову, ей понравилось. Она так страстно стонала, даже проходящий по коридору Юдин услышал. А ты думаешь, кто та дама, о которой он так красочно писал?

– Я сказал, заткнись! – он отвёл пистолет от моего лба и ударил другой рукой наотмашь.

Надо же, а я думал, что не решится. Лорд Рондо, выместив злость, внезапно успокоился. Руки дрожать перестали, а на лице появилась решительность. Ну, и чего ты добился, идиот, провоцируя мужика, который столько времени сдерживался, просто потому, что не мог ничего сказать против? Вспомни Трубецкого. Сколько тот терпел Ваньку Долгорукого, который при нём же его жены домогался, пока не понял, что Иван уже не в фаворе, и за то, что он его слегка покалечит, ему ничего плохого не сделают.

Вот и лорд Рондо понял, что его план наконец-то принёс успех, и успокоился. Пистолет снова поднялся и упёрся мне в лоб, но на этот раз рука, держащая его, не дрожала. Очень сильно захотелось закрыть глаза, но я не доставлю этому англичашке такого удовольствия. Секунды растянулись на века. Палец очень медленно опустился на курок и только начал тянуть его, чтобы взвести… Бам!

Закатив глаза, лорд Рондо упал прямо у моих ног, так и не взведя пистолет до конца. Над ним стояла растрёпанная Филиппа, на её щеке уже наливался цветом огромный синяк. А ещё она держала в руках кочергу.

Я перевёл взгляд с упавшего англичанина на свою принцессу и начал интенсивно дёргаться, чтобы освободиться, чуть не свалившись вместе со стулом. Кочерга выпала из внезапно ослабевших рук, и Филиппа на мгновение побледнела, поднеся руку ко рту, но быстро пришла в себя и бросилась прямиком к лежавшему на полу лорду Рондо. Дрожащими руками она вытащила нож из ножен, прикреплённых к перевязи рядом со шпагой, и подбежала ко мне, тут же принявшись пилить верёвки, стянувшими мои руки. Чтобы ей помочь, я напряг мышцы и максимально развёл руки в стороны, не обращая внимания на то, что жёсткие волокна разрывали кожу на запястьях до крови.

– Они меня тоже связали, прямо как вас, – быстро-быстро говорила Филиппа. Не переставая пилить верёвку. – Но у меня руки тоньше, а верёвка широкая, и плотно связать их не получилось. Когда он подошёл к вам, я сумела вытащить одну руку, потом вторую…

В это время верёвка поддалась и я, напрягая мышцы до предела, разорвал остатки. Кисти сразу же заболели от возвращающегося к ним кровообращения, но думать об этом было пока нельзя. Стряхнув остатки верёвки, я обхватил лицо Филиппы, стараясь не причинить ей боли, и поцеловал, чтобы прервать этот бессвязный поток слов, у пребывающей в полушоковом состоянии девушки.