Царство полуночи

Бенедикт с удовлетворением осматривал любимое семейство.

Взор вампира задержался на одной из Избранных — Эве. При виде актрисы Бенедикта охватывал неизменный восторг. Сердце его радостно пело, и сам он трепетал от переполнявших его эмоций. Эва Клермонт сидела среди Избранных, пила кровь и одной рукой обнимала Робби. Маленький вампир робко держался за ее платье. Мастер поймал ее взгляд и подозвал актрису к себе.

Эва послушно встала и пошла к его ложу — ах, как она двигалась! — ведя за собой Робби. Двенадцатилетний мальчик испуганно съеживался, когда Избранные братья и сестры тянулись к нему с поздравлениями. Ему нужна была только Эва.

Она так заботилась о ребенке, что Бенедикт почувствовал укол… ревности! С мальчуганом актриса держалась свободно и непосредственно. Почему она не оказывает такие же простые и приятные знаки внимания своему создателю?

Эва и Робби поднялись по ступеням; вампирша поклонилась, приветствуя Мастера. Мальчик освоит этикет Подземелья позже.

— Мастер, — почтительно сказала Эва, поднеся пальцы ко лбу и склонив голову так низко, что светлые волосы закрыли лицо.

— Посиди со мной.

Актриса выпрямилась, отбросив назад длинные пряди, и дружелюбно улыбнулась создателю. Она усадила Робби по правую сторону от Бенедикта, а сама хотела сесть по левую. Ребенок уцепился за нее тонкими ручонками, не желая, чтобы она уходила и жалобно воскликнул:

— Эва!

Бенедикт ласково потрепал нового сына по макушке. Робби был развит не по годам и быстро стал знаменитым актером. Еще до превращения в вампира он слегка изменил внешний вид — этакий подростковый бунт: превратил аккуратную стрижку в лохматую гриву, а в довершение проколол нос и бровь.

Мальчик-вампир. Как противоестественно!

Мастер посмотрел на Эву, и его улыбка погасла. Все это он сделал лишь ради нее.

Держась на почтительном расстоянии от правителя, актриса села на ручку кресла, в котором сидел Робби, и обняла ребенка за плечи. Эва выглядела довольной, как обычно; в течение года, проведенного в Подземелье она всегда себя вела одинаково, хотя порой в глубине ее глаз Бенедикт замечал грусть.

До сих пор…

— Ты не рада?

— Ну что ты! Очень рада! — Она еще крепче обняла Робби, а он ответил ей полным обожания взглядом. Мастер кивком указал на мальчика.

— Он вроде притих. Ты на него действуешь успокаивающе.

Эва посетила покои Мастера в тот день, когда к создателю привели Робби. Инсценировать смерть оказалось нелегко: мальчишка доставил немало хлопот, убил экономку Пеннибейкеров — одним словом, чуть не выдал себя. После того, как Робби доставили в Подземелье, Сорину пришлось стереть ребенку память. Конечно, подобное отклонение от стандартной процедуры никому не понравилось. Эва помогла утихомирить Робби, у которого вызвало шок превращение, продолжавшееся несколько часов, и все это время новоиспеченный вампир непрерывно орал. Наконец его угомонили.

Внешне Эва изображала удовольствие и улыбалась Бенедикту, а свои истинные чувства выплеснула в Наитие, которым пользовались исключительно создатель и его дитя.

«Ты думал о последствиях, когда обращал ребенка? Он навсегда останется двенадцатилетним малышом, Бенедикт!»

Ее слова поразили вампира. Он молчал. Оказывается, Эва разыгрывала спокойствие только для Робби!

Она неизменно казалась Бенедикту ангелом, сошедшим с экрана, — цветы в волосах, аромат невинности… Ночи напролет Мастер убеждал себя, что улыбка актрисы — как былые улыбки его давно умершей жены, Терезы, — предназначалась исключительно ему.

Наконец он ответил любимице: «Натан Пеннибейкер сказал, что они обсуждали с сыном его будущее. Робби хочет продолжить карьеру в кино. Он мечтает о новом взлете, и я могу помочь ему. Эва, пойми, мальчика ждет великолепное будущее! Став вампиром, он проживет вторую жизнь, третью, чет…»

«А ты спросил Робби?»

Услышав резкий вопрос, Бенедикт догадался о страданиях актрисы. В глубине души Эва понимала, что совершила ошибку, когда согласилась уйти в Подземелье. Она жалела, что позволила сладкоречивым посредникам и менеджерам уговорить себя. Они сыграли на ее слабостях: страх утратить молодость и красоту, страх лишиться работы и, как следствие, возможности содержать семью.

— Я тебя люблю, — ответил вампир, — и никогда не причиню тебе боль.

— Любовь! — Улыбка Эвы мгновенно исчезла. — Да ты представления не имеешь о любви!

— Имею. Мне знакомо это чувство.

— Какое чувство?! О чем ты говоришь? Ты хочешь невозможного и принимаешь иллюзию за желание.

Избранные выпили всю кровь и потребовали от Обожателей добавки. Бенедикт с нежностью смотрел на них: вот его дети! Воплощение его мечты.

Обожатели подобрались поближе к Избранным. Гладкая кожа низших вампиров матово блестела под платьями и рубашками из тонкой сетки. Кто-то включил маленькие телевизоры, в хаотическом беспорядке расставленные по Эмпорию. Все экраны показывали канал «Эм-ти-ви»: шло выступление Мадонны. Певица крутила бедрами, а Обожатели копировали ее движения, дружной толпой извиваясь перед Избранными в замысловатом танце. Тут исполнительницу показали крупным планом, Обожатели заметили на ее шее крестик — и в ужасе отпрянули назад.

Избранные какое-то время ошарашенно смотрели на украшение, а потом разразились смехом. Они унаследовали иммунитет Мастера, и крест на них не действовал. Однако, и отличие от Бенедикта, они еще не утратили веру, и вид распятия их немного пугал.

Через мгновение все забыли о происшествии.

Голод становился сильнее и сильнее. Высшие вампиры хватали своих любимцев, ласкали их тела под сетчатой одеждой и игриво покусывали.

«Вот бессмертные божества, — думал Бенедикт. — Его потомство, вечные идолы Верхнего мира». Он чувствован себя частью вселенной, где вращались эти светила. Он разделял их славу, как луна делит с солнцем его сияние.

Вампир услышал тихий смешок Эвы.

«Ты бы себя видел! Если ты так любишь нашу „избранность“, то почему бы тебе самому не попробовать стать звездой?»

Он закрыл от нее сознание, не желая признаваться, что считает себя луной, а их — солнцем. У него не хватало смелости заниматься тем же, чем они. Он боялся испытывать свои силы в Верхнем мире, в их мире.

— Опять игнорируешь «неудобные» вопросы! — раздраженно заметила актриса.

Бенедикт медленно повернулся к Эве. Ее гнев его уязвил. Она ласково прижимала к себе мальчика.

— Кроме того, ты сильно заблуждаешься на счет Робби. Ты еще хлебнешь с ним горя. Я его хорошо знаю: он трудный ребенок, который станет настоящим чудовищем. Зря ты связался с Пеннибейкером.

— Я думал, что хороший друг…

— Хороший друг?! — Ее глаза засверкали. — Как далеко ты готов зайти?! Неужели попытаешься обратить моего мужа? А может, как дочь подрастет, и ее тоже?

Вампир, вздохнув, приготовился к новому потоку упреков и насмешек.

— Не смей, слышишь, не смей никогда приближаться к моим близким! — продолжала бушевать Эва. — Ясно?!