Цена памяти

Третий — этот новый Малфой из воспоминаний, который одновременно ведёт себя ещё более назойливо и отталкивающе, чем раньше, но при этом помогает Ордену и принимает помощь самой Гермионы.

И, в конце концов, реальный Малфой, который ждёт её прихода в грязной камере и производит пугающее и интригующее впечатление. Малфой с непонятной мотивацией. Малфой, который заставляет её вспоминать.

Гермиона тянет время, прежде чем снова пойти в Азкабан, уговаривая себя, что просто не хочет вызвать лишних подозрений у министерских работников, но на самом деле страшась того момента, когда все эти образы начнут соединяться в одного человека из плоти и крови.

========== 4. Четвёртая глава ==========

Гермиона зябко ёжится, вновь ступая по коридорам Азкабана. Сопровождающий, не оборачиваясь, ведёт её знакомым путём.

Всё по-прежнему, только вот снаружи море особенно сильно штормит, и гулкий ветер бьётся в коридорах.

Даже в отсутствие дементоров Азкабан производит пугающее впечатление, сеет тревогу в душе, а неразборчивые звуки, которые издают заключённые, посылают холодок по спине. Гермионе кажется, что по пятам за ней следуют призраки туманного прошлого, которых она забыла и, возможно, не должна вспоминать.

Кроме этого, приближается зима, и мороз начинает заявлять свои права, а каменные стены лишь помогают в этом, совершенно не удерживая тепло. И Гермионе холодно: и внутри, и снаружи.

Малфой привычно сидит в центре комнаты, но в этот раз он немного сутулится, облокотившись о столешницу. В камере ещё морознее, чем в коридоре, и Гермиона, сев на стул напротив Малфоя, плотнее запахивает мантию.

Заметив её движение, он светским тоном произносит:

— Согревающие чары в Азкабане ни к чёрту, — голос почему-то звучит ниже, чем обычно.

Его слова побуждают Гермиону достать палочку, и она быстро произносит заклинание, чувствуя, как температура в комнате мгновенно поднимается как минимум на несколько градусов. Гермиона облегчённо вздыхает, удивляясь самой себе, что не подумала об этом сразу, но тут же смущается, когда видит непривычно мягкую улыбку на губах Малфоя. Он кивает, но, впрочем, даже не смотрит на неё.

Его взгляд прикован к её палочке, и глаза неотрывно следят за движением руки, когда Гермиона быстро прячет её в карман. Он дважды моргает и мотает головой, будто скидывая наваждение.

Вдруг Гермиона осознаёт, что Малфой вот уже почти год в Азкабане — и, значит, почти год не держал в руках палочки, не колдовал, не чувствовал магию, покалывающую кончики пальцев. Ей неловко от этой мысли, и она чувствует отголосок жалости к Малфою, но отбрасывает эту мысль, когда обращается к теме их встречи.

— Я вспомнила лес и Бристоль, — быстро проговаривает она, — и то, что было после Сент-Олбанса.

По лицу Малфоя пробегает тень, но уже через мгновение он расслабляет плечи и склоняет голову набок.

— О, мой лучший день рождения, — неожиданно оживлённо произносит он, — ведь тогда я мог сдохнуть, истекая кровью, но обошлось.

Гермионе кажется, что он хочет добавить «благодаря тебе», но почему-то сдерживается.

— Тебя порезала Луна, ведь так?

Малфой морщится:

— Положа руку на сердце, я всегда считал Лавгуд ненормальной, — его голос звучит хрипло и под конец едва заметно срывается. Малфой прикладывает кулак к губам и прочищает горло. — Но в этот раз она превзошла себя. Хотя заклинание вышло отменно, не поспоришь.

Гермиона хмурится, чувствуя непонятную тревогу. Вообще-то, Малфой выглядит хуже, чем раньше, но Гермиона не может объяснить, с чем это связано. Она ещё раз обводит взглядом его лицо и замечает на лбу прямо над бровью тонкий шрам, понимая, что он остался от пореза, который она проигнорировала в тот самый день.

Проследив её взгляд, Малфой говорит:

— А вот ты была не так аккуратна, Грейнджер. Впрочем, на руке, — он жестом указывает на место чуть выше локтя, — и на бедре, — опускает взгляд, — ничего не осталось. Экстракт бадьяна всё-таки отличная штука, не находишь?

Гермиона медленно кивает и почти решается спросить про рану на животе. Но воспоминания о лоскутах его кожи и металлическом запахе крови в носу вдруг ярко ударяют в голову, и Гермиона чувствует, как её начинает мутить. Малфой, видимо, замечает её изменившееся лицо, так как неожиданно произносит:

— Грейнджер, я должен сказать тебе, — тон его голоса тревожный, и он тяжело вздыхает, воздух хрипло вырывается из горла, — это будет непросто.

Она вскидывает на него взгляд, но молчит, ожидая, что он скажет дальше. Малфой снова гулко вздыхает:

— Ты правильно сказала, что тебе теперь необходимо вспомнить всё, в полном объёме, но там будут и неприятные воспоминания, — он поджимает губы. — Я не знаю, что ты помнишь, а что нет, и…

— Шла война, Малфой, — перебивает Гермиона. — Само собой там была куча ужасных моментов.

— Да, но в твоей памяти не хватает событий целых шести месяцев. Важных событий. И, возможно, когда ты вспомнишь — это изменит твою жизнь.

— Моя жизнь уже меняется.

Он странно смотрит на неё и уже хочет ответить, как вдруг очередной сдавленный хрип раздаётся из его горла, и в этот раз Малфой заходится в тяжёлом приступе кашля, прикрыв одной ладонью рот, а второй крепко вцепившись в столешницу. На его лбу проступает испарина, и Гермиона осознаёт, что его лихорадит. Она поражённо следит, как Малфой дёргается всем телом, пытаясь совладать с дыханием.

— Мерлин, Грейнджер, тебе бы вспоминать поскорее, — откашлявшись, произносит он с подобием ухмылки на губах и чуть склоняет голову, будто предлагая посмеяться вместе, — а то не уверен, что доживу.

Но Гермионе не смешно.

Она резко оглядывает Малфоя и замечает нездоровый румянец на его скулах и болезненный блеск в глазах. Похожий поплывший взгляд она видела у Малфоя из воспоминания.

Тогда он был ранен, а теперь вот явно болен. Гермиона на секунду устало прикрывает глаза, задумываясь о чудовищных условиях содержания в Азкабане.

Малфой вновь прочищает горло и рукой смахивает капли пота со лба. Гермиона внимательно следит за этим движением и вдруг поддаётся порыву:

— Я могу чем-то тебе помочь? — тихо спрашивает она, голос заботливый, и она ощущает, как все сложные чувства, что вызывает в ней Драко Малфой, отступают перед банальным сочувствием.

Он смотрит ей в глаза долгим взглядом, а потом прикрывает веки, слегка запрокидывая голову, и не сдерживает тяжелого вздоха.

— Малфой…

— Всё хорошо, Грейнджер, — не открывая глаз, неожиданно умиротворённо произносит он. — Ты уже помогаешь.