Цена времени. Книга 3

— Командир! — Неумело остановив неподатливого скакуна, обрывисто крикнул он. — Там это, муж какой-то приехал. Один, на коне, говорит, сотник из полка Новгородского, Григорий. Ну его Климентий щас, значится, пасёт с самострелов. А то, значится, вдруг оный тать какой, что честным человеком прикидывается? — К слову, к своей работе хозяева шлагбаума относились с невероятной ответственностью, припоминая, как я каждый раз наказывал преступников. Постовой с трудом справился и натянул удила и сейчас с непривычки eрзал в седле, ожидая моих указаний.

— Молодец, Емеля, — Припомнил я имя крестьянина, в свободное время активно промышляющего свозом отходов в селитряницы и получением за это неплохого дохода. Он один из немногих крестьян, кто имел у себя на подворье приемлемого качества телегу, а потому сначала стал брать отходы у своего соседа, меняя пуд на две полушки, то есть на пол копейки, а потом этот самый пуд отходов свозил на селитряницу, что стояла на другом берегу речушки и получал за это уже целую копейку. Потом, с моей подачи, мужик додумался собирать таким образом мусор со всей улицы, зарабатывая на этом не меньше рабочих мануфактуры. А когда ему удалось сколотить неплохой капитал, я, как государство, заинтересованное в развитии малого и среднего бизнеса, продал ему за пол цены хорошего коня и даже в подарок привёл телегу в отличный вид, в котором она, наверное, не была с самого своего создания. Так что теперь, наверное, половина села сдаёт ему каждое утро отходы вeдрами, экономя таким образом время и позволяя предприимчивому крестьянину богатеть. А богатеть просто так он не собирался, уже подумывая купить ещё одну телегу и лошадь к ней, привлекая к работе кого-нибудь из своих родичей. Однако сейчас была его очередь стоять на посту. Она доходила до каждого мужчины, который не работал на мануфактуре в возрасте от шестнадцати до сорока лет, что позволяло ежедневно не только контролировать тех, кто въезжает и выезжает из деревни, но и помогало составлять примерное представление о численности населения и его росте. Ведь мигранты прибывали до сих пор. Сейчас, конечно, лишь из города и не так активно, как в период Юрьева дня. Да и были это в основном бедняки, как-то и где-то услышавшие о месте, где людям на Руси жить хорошо.

Мы с Григорием не торопились обсуждать казалось бы кричащие темы по пути к моему поместью, поскольку простому народу подробности были неизвестны, а долетали, как правило, обрывки информации, построить всю картину из которых у народа зачастую не получалось. Однако когда мы с ним закрылись в совещательной комнате моего поместья, нас как будто прорвало, подобно информационной плотине.

— Ты знаешь? — Коротко буркнул он себе в густую бороду.

— Да, — Так же мрачно отозвался я. — Но почему ты приехал только сейчас? — Старый воин насупился и, хмуря брови, тяжело вздохнул.

— Когда в полку прознали о царевиче — молва недобрая пошла. Многие о бунте всерьёз задумались, а кто и вовсе бежать вздумал. Ну, с моей сотни таких почитай что и нет. — С какой-то невесeлой гордостью заявил он. — Однако же Михаил с недюжей строгостью наказывал всех баламутов. Головы полетели только так. В основном среди простых вояк, но и десятники многие тоже получили. За их место Михаил взял воинов из отроков. То странно, обычно кого поопытнее берут, — Григорий пожал плечами и замолчал, видимо обдумывая, что сказать дальше.

— Обычно так делают, когда хотят увеличить собственный авторитет за счёт поддержки новопришедших. — Переварив информацию, сотник задумчиво хмыкнул.

— То-то я приметил, что средь десятников многих почем зря казнили. Ведь волновались то все, даже сотники.

— А сотников трогать опасно, у них авторитет выше. — Резонно подметил я. — Однако, мне кажется Михаил просто хочет сохранить боеспособность полка на случай угрозы.

— Так ведь вроде свеев побили, — Наивно поднял взгляд на меня старый воин. Эх, не хватает политинформации в современной армии, ох не хватает.

— Шведы получили по зубам, это верно, — Кивнул я. — Однако мирного договора с ними царь так и не подписал. Король Олаф сумел сбежать и по рассказам купцов вновь зазывает германских и швейцарских наeмников в Стокгольм, стольный град Швеции.

— Думаешь, по весне снова на нас пойдут? — Сглотнул повидавший не одно сражение вояка.

— В этом году вряд-ли, у них сейчас разборки внутри страны. — Я припомнил, как последние в году ганзейские купцы рассказывали о восстаниях не севере Скандинавии как среди простых людей, так и среди местной знати, огорчённой неудачами в войне. — Однако в следующем году очень может быть. Да и ливонцы с поляками спят и видят, как Русь развалится, чтобы не подавиться слишком большим куском, а съесть нас по чуть-чуть. Крымчане, опять же, при поддержке осман побегут возвращать южные рубежи. — Я закончил мысль, после чего воцарилась звенящая тишина.

— М-да, тяжко выходит. — Ещё больше помрачнел Григорий.

— Да. И поэтому сейчас важно сохранять сплочённость, не давать русским землям развалиться.

— Если царь-батюшка богу душу отдаст…

— Ничего хорошего не будет, Григорий. Под Москвой останутся многие княжества, однако без законного царя все они начнут вскоре бунтовать и откалываться. Власть возьмут бояре, а они этой властью делиться не любят и потому в междоусобной грызне продадут к чертям всю страну. — Припомнил я события смуты из моей истории. — У нас же ситуация ещё хуже. Ведь ежели Иван Васильевич и правда… — Я сам от тяжести сглотнул. — Того. То Новгород отделится тут же, потому как князя местного у нас нет и мы рискуем полностью пропасть в Смуте.

— А тебе-то что с того? — Вдруг скептически подметил Григорий. — Ты ж сидишь себе тут, да самострелы строгаешь. А какое тебе дело, русичи в Новгороде, ляхи или свеи? — Сотник впервые за всё время посмотрел на меня так… Так необычно. Вот вроде и с уважением, но при том с каким-то странным привкусом презрения.

— Ты знаешь, Григорий. В древности в Греции, что сейчас под османами находится, жил один розмысел. Башковитый был, всем на зависть.

— Это к чему ты? — Скосился он на меня.

— Так вот ты слушай, Григорий. Вот представь, набираешь ты воды в бадью до краeв. А как ложишься в неё, так вода и выливается.

— Ну то вестимо, а розмысел греческий тут причём?

— А розмысел тот сказал, что заставить воду не выливаться из бадьи нельзя. Однако можно увеличить её глубину и ширину, чтобы можно было налить больше воды.

— Не пойму, — Помотал головой он.

— Ежели ляхи или свеи Новгород займут, то меня может и не тронут. Однако и развиваться, расширять мою бадью мне также не позволят. Потому что они придут со своими бадьями и своей водой. Свеи с давно забытой всеми верой станут переделывать всех под себя огнeм и мечом, как они это сделали с финнами и норвежцами. Ляхи же со своим католичеством тоже не дадут житья, ведь ничего нового, а тем более иноземного терпеть не могут ни по вере, ни по нраву своему. А сидеть с той водой, что есть у меня сейчас я уж точно не собираюсь. Мы не можем сделать ничего с тем, что царь болен. Однако мы в силах не дать иноземцам русскую землю топтать, когда для нас тяжелое время наступит.

— Когда б всё так просто было. — Уже более мягко буркнул он.

— Не может в целом полку столько людей о бунте помышлять. — Начал рассуждать я. — Значит, вероятно, кто-то намеренно разводит слухи и сплетни.

— Но для чего? — Взвился сотник.

— Ясно для чего, — Хмыкнул я. — Чтобы выслужиться перед перед будущими хозяевами. Или выполняет ими данную задачу.

— Ах он… — Григорий до хруста сжал морщинистые кулаки.

— Не горячись. Мы пока даже не знаем кто он. А возможно, это и вовсе не один человек. Нужно узнать, что за крыса засела в детинце и баламутит весь полк.

— А как же выведать это? — Озадаченно почесал он затылок.

— Есть у меня одна идея…

Глава 13. «Непогода»

11(25) февраля

Сегодняшний день, как и вся неделя до этого, сопровождался заунывным завыванием вьюги на улице, которая рушила все наши планы обучения местного ополчения до хоть какого-то подобающего уровня. Сейчас в деревне базировалось ровно сто шестьдесят четыре фактических солдат. Это если сложить три с лишним десятка гвардейцев, составляющих даже самостоятельным подразделением мощную силу, шесть десятков рабочих мануфактуры, которые успели провести лишь две полноценные тренировки совместно с гвардейцами и лишь на днях получили свои мундиры. Только не чeрные, как у гвардии, а серые. Взвод Ивана уже в полной мере освоил ружья и штыковой бой. Елисей, некогда в совершенстве овладевший арбалетом, показывал лучшие результаты и с огнестрельным оружием. Он без проблем поражал ростовую мишень с дистанции в семь десятков шагов, а относительно прогрессивный протез ноги, выполненный из дерева и стали и спроектированный Жаком, позволил ему принимать участие почти во всех тренировках отряда. Было заметно, что сержант работал больше остальных, прогрессируя почти каждый день.