Чабор

— Ну, расскажи, Говар, пока беседа к обеду, чем Лесдогор живёт? Как с Бардаком граничите, может, пособить чем?

— Что говорить, Вулкан? Царские это беседы о границах да врагах. Моё ж дело — мести бородой, пока ешшо живой.

— Ну, что ты, вольный Дух Леса. Ещё мой отец говорил, светлая ему память, что ты обещался его внукам и правнукам былины на сон целящий петь. В твоих былинах — великая сила, это я по себе знаю. Ты уж держи своё слово, не гневи усопших.

— Добро, царь. Пошли Род благодать тебе и царству за то, что усмирил слабость мою… Вести невесёлые в Светлолесе. Одолели меня думы тяжкие, вот и расскрипелся, как старая липа в бурю. Давай уж оставим беды на время после обеда?

— Вот, — сказал довольно Вулкан. — Узнаю. Это уже настоящий Говар, а то испугал меня. Ведь это же твои слова: «Оставляй все беды на после обеда, а после еды — уже не до беды»?

— Нет, царь. Это дед мой говорил, а не я.

— Скажи на милость, — покачал головой Вулкан, — а я уже слышал эту поговорку пересказанной от Кратора да думал — вот умно воевода речёт, наслушался умных людей.

— Раз речёт так твой воевода, значит, так и думает. А раз воевода думает, это уже неплохо.

— Это ты, Говар, точно подметил. Дум у него сейчас хватает. Это правда.

— Что за напасть? — обеспокоился старик. — Снова аримы[vii] напирают? Или в Свентограде что?

— Оно-то… и то и другое, — простецки вздохнул царь. — Но не в этом дело. У него во дворце враг объявился.

— Кто ж это? — всерьёз удивился старик.

— Божена…

— У-у-у, — улыбнулся Говар. — Старое предание. Красавицы всегда норовят обидеть или задеть побольней витязей. То от любви, никак не от ненависти. Видать, асур, так оно и есть. В таких играх — кресало с кресалом — быть пожару.

— Во-от, — подтвердил Вулкан слова старца, — ты меня понимаешь, Говар. Я давно про них в уме держу, да и не только про них. Всё выходит, что козни всякие по любви, а потом вдруг засомневался. Думаю, а что, ежели я неправ? Я ведь отец. Может, чего и не замечаю. А ты меня успокоил. Знать, и впрямь погуляем на свадьбе-любомире, а, дед Говар?

— Что ж, — отчего-то с грустью сказал старец. — Будет время, будет и бремя. Никуда они не денутся, только не торопи их…

Появился Уступ:

— Прости, Пресветлый, и ты прости, вольный старец. «Горные» лазутчиков поймали, у себя держат. Бородач просит к тебе привести, на допрос.

— Ко мне? — удивился Вулкан и потемнел лицом. — Ты что ж это? Сам хоть понимаешь, что говоришь? …Чёр-те что…

Уступ прямо побелел. Как же, кому-кому, а уж ему-то не нужно было объяснять, с какими делами ходят к асуру. И всё же придверный набрался смелости и выдохнул:

— У одного лазутчика вроде как меч Индры…

Грозные морщины на лбу царя стали ослабляться. Он вопрошающе скользнул взглядом в сторону старика. Гость в ответ на это трясущимися руками нервно огладил свою окладистую бороду.

— Пресветлый, — сказал слабым голосом Говар, — если можно учесть просьбу гостя, вели привести тех лазутчиков.

Царь веров кивнул придверному, и тот вышел.

Во взгляде Вулкана сквозило непонимание.

— Последнее, что я слышал, — сказал он, — это то, что Оружие Небесных кузниц у мальчика…

— Он был у него, — так тихо, чтобы слышал один Вулкан, ответил Говар, — «Нечистые» сгубили и старика Атара, и Чабора…

— Но кто, кроме мальчика, может владеть Мечом? Я чего-то не понимаю…

— Чабор погиб у Белой горы, — твёрдо заявил старик и встал, в нетерпении глядя на дверь. — Вот сейчас и посмотрим, кого «горные» поймали…

Следуя примеру старца, Вулкан тоже поднялся. Что ж, он сам совсем недавно спрашивал у него новостей. Вот тебе и новости. Всё же явились беды и до обеда. Да уж…

Первым, обгоняя придверного, в зал вошёл царь горных сайвоков Бородач. Вулкан и Говар вскользь поприветствовали его и тут же направили заинтересованные взгляды в дверной проём. На их короткое, едва заметное приветствие Бородач ответил целой серией поклонов. Он так увлёкся, что едва не забыл, зачем явился. Ещё бы, ведь не каждый день увидишь, чтобы царь веров тебя встречал стоя.

Главным достоинствам царя горных сайвоков была строгость и точность во  всём, а среди недостатков чаще всего проявлялась забывчивость. Как с царём (а он ведь тоже был царь!) люди обращались с ним крайне редко, поэтому он, само собой, опешил от подобного приёма, и его волшебная борода, способная передавать настроение хозяина, испуганно обвила кольцами его небольшое, но достаточно упитанное тело. Нервно постукивающий по ноге «хвост» (а бороду Бородача иначе никто и не называл) притянул к себе взгляды Говара и Вулкана. Они сосредоточились на сайвоке, ожидая новостей, а Бородач упорно молчал, рассуждая о том, как всё-таки здорово быть царём!

— Ну? — сказал, наконец, Вулкан, утомлённый ожиданием…

В ответ Бородач выдал новую, ещё более изысканную серию поклонов. Усердно выкидывая коленца, сайвок, вглядываясь в глаза асура и Говара, будто говорил: «… если уж и так вам не нравится, то я не знаю, как ещё поклониться»? И вдруг старую, седую голову осенило. Явился-то он сюда совсем не за тем! «Ну» царя Вулкана, обозначает совсем не «ну, чего не кланяешься»? Скорее всего, оно означало: «ну, где?» А то, зачем царь горных сайвоков явился, как раз в этот миг напрочь вылетело из его старой головы.

Вулкана же просто убивало его затянувшееся молчание. Гигант — а по сравнению даже с Говаром царь был высок — подошёл к сайвоку, нежно взял его за плечи, поднял, как куклу, и, шепнув ему в ухо: «Где лазутчики? Если плохо слышишь, я скажу громче, будет некрасиво», — поставил на место.

Бородач тут же всё вспомнил, часто заморгал и так же часто затараторил: «Да, да, да, да…».

Вулкан, глядя на это, даже подумал, а здоров ли сайвок? Оказавшись на твёрдой поверхности, Бородач долго извинялся, так долго, что едва снова не забыл, зачем явился. Снова повторённое Вулканом волшебное слово «ну!?» тут же вернуло ему память:

— Мы, это, — не зная, как начать, но стараясь замолить свою внезапную забывчивость, мычал и запинался сайвок. — Лазутчиков поймали… двух. Один, это… наш, а другой, значит, ваш.

— Уж не есть ли ты их собрался? «Ваш», «наш», — недоумевал Вулкан. — Как ты их там делишь? Может так статься, что они мне оба не нужны?

— Н-не, не так, — снова начал заикаться Бородач. — Один из них сайвок, это который «наш», а который «ваш» — не сайвок, у того с собой меч Индры.

— Ты уверен? — спросил Вулкан, все ещё не доверяя безсвязной речи Бородача.