Чапаев в бане

Всё когда-то заканчивается, не так ли? Через неделю я уехала. Но не забыла о Нём. Сейчас я дряхлая тридцатилетняя старица, но до сих пор храню в своём сердце тёплые, светлые и тихо-радостные воспоминания о моём незабвенном альфа-козле.

Платоническая элегия

О благодатные, милосердные, добрые, изобильные, целомудренные советские годы! Безвременно почившая, но не забытая эпоха! То были 60е годы, их завершение. Мы с сокурсниками отправились в лагерь дружбы народов «Скромная колхозница», что под Ульяновском. Туда же прибыли наши молодые товарищи из дружественной ГДР. Мы были юны, стройны и невинны, как небесные ангелы на фресках Леонардо. Впрочем, мой возлюбленный был не совсем стройным, скорее наоборот, толстеньким и малорослым; но мне это не представлялось чем-то отталкивающим, напротив – это привлекало меня в нём. Звали его удивительно – Фридрих! Фридрих как Энгельс, Фридрих как Шиллер, Фридрих как Барбаросса!

Мы тихо и трепетно полюбили друг друга с первого взгляда, слуха и вздоха – как Ромео и Джульетта, как Тристан и Изольда, как Антоний и Клеопатра, как рабочий и колхозница!

Свежий, словно эфир, благотворный сельский воздух, прогулки по тенистым липовым аллеям, которым не мешали толпы ГэБэшников в галстуках и тёмных очках, бдительно сновавших туда, сюда и обратно. Пламенеющие закаты, нежносветные рассветы, неторопливые беседы об искусстве Возрождения и французских философах… Мы часто держались за руки – грешны! – но ни одного, даже самого лёгкого и целомудренного поцелуя! Только такая любовь и имеет право быть на нашей грешной, многострадальной земле!

Неделя пролетела как мгновение. Он уехал в Восточный Берлин, я в свой любимый Ленинград. Мы писали друг другу каждую неделю, потом всё реже и реже. Мой Тристан быстро обратился в безобразно жирного бюргера (он прислал мне фотографию), я стала тучной целлюлитной советской домохозяйкой. Но что же делать? Се ля ви, как выражались французы прошлого. Пусть так, но любовь наша умрёт только вместе с нами!

Ворона у моря

У самой кромки воды ходит потрёпанная, битая жизнью, но всё ещё полная собственного достоинства ворона. Она не ищет себе пропитания – она словно прогуливается, любуясь осенним пейзажем. Ворона отводит взгляд от бесконечной воды и смотрит на немолодую женщину. Женщина пьёт дрянное красное вино из пластмассового прозрачного стаканчика и не переставая курит тонкие ментоловые сигареты. Ей сорок шесть лет. На ней красный раздельный купальник. Складки жира на животе, толстые целлюлитные бёдра, дряблые обвисшие груди. Лицо, никогда не отличавшееся красотой, несёт на себе неизгладимый налёт приближающейся старости, и чрезмерный слой косметики уже не делает его хотя бы мало-мальски привлекательным. У женщины есть взрослый сын, который с ней практически не общается. Муж, прожив с ней 15 лет, ушёл и женился на молоденькой пигалице. Через неделю она вернётся домой и пойдёт на ненавистную работу. Мужчины даже не смотрят в её сторону; иногда ей кажется, что она готова отдаться любому, кто обратит на неё внимание. Заметно холодает – начинает дуть северный ветер, солнце затягивает облаками, похожими на картофельное пюре; отдыхающие покидают пляж. Ворона, вспугнутая детским вскриком, величественно, гордо, будто орлица, улетает в сторону дюн. Немолодая женщина смотрит на изжелта-зеленоватые волны и думает о том, что никчёмная её жизнь уже давно закончена.

Эксцентричная барыня

(отрывок из романа «Понуровъ»)

Марла Андреевна Одоевцева сидела медной ванне перед распахнутым в сад окном и осторожно брила подмышку. Проходивший мимо мужик Михайло увидел барыню и остановился, уперевшись взглядом в голые титьки.

– Здрасьте, Марья Андревна!

– Марла Андреевна, – молвила графиня, не прекращая бритья и не глядя на мужика.

– Язык у меня не поворачиваецца так говорить, Марья Андревна! – хмыкнул тот виновато.

Одоевцева закончила с левой подмышкой и, споласкивая в воде бритву с перламутровой ручкой, посмотрела на Михайлу.

– И долго ты на мои сиськи пялиться будешь? – спросила она даже с интересом.

Михайло глупо ухмыльнулся, но взгляд не отвёл. И тут получил увесистый подзатыльник.

– Ах ты охальник! За барыней подглядывать! Ужо я тебе! – в окне появилась его жена Василиса. – Здрасьте, Марья Андревна!

– МАРЛА, блядь, Андревна!! – рявкнула графиня. – Пошли вон отсюда!

Она задёрнула занавеску и принялась за вторую подмышку.

Марла, по паспорту Марья, Андреевна Одоевцева и её супруг Виктор Сергеевич были заядлыми англоманами. Графиня неустанно, но безуспешно пыталась добиться того, чтобы дворовые называли её на английский манер – но крестьяне только недоумевали и частенько шептались между собой: «А баре-то у нас ебанутые!»

И причиной тому было отнюдь не только требование барыни называть её басурманским именем. Хозяева вычурно одевались, разговаривали между собой на чужом языке, имели странные привычки (как, например, мыться с не зашторенным окном и ходить по дому голыми), и бесстыдно занимались блудом, в том числе свальным, привлекая к этому и самих крепостных). Кроме того, они были единоутробными братом и сестрой.

С весны по осень они жили в Разумовском, родовом поместье Марлы Андреевны, урождённой Разумовской, а на зиму уезжали на Туманный Альбион. При них постоянно находились лакей Иван, которого супруги называли Джоном, и горничная Лизавета, Лизбет – эти слуги были их постоянными эротическими компаньонами.

Марле Андреевне 26 лет. Это худощавая молодая женщина среднего роста, малогрудая и долгоногая. Она брюнетка, прямые волосы до плеч, резкие, но приятные черты овального лица.

Закончив с бритьём, графиня смазала подмышки оливковым маслом и выправила бритву (английскую, разумеется) на кожаном ремне. Препоясавшись полотенцем, она вышла в гостиную, где Джон, смазливый белокурый парень с бритой бородой, накрывал на стол к завтраку.

– Good morning ma'am, – он весьма сносно, даже хорошо говорил по-английски.

– Hello, Johnny.

Одного взгляда на полуголую барыню хватило, чтобы его штаны встопорщились – что не осталось ею незамеченным. Графиня усмехнулась, с готовностью скинула с себя полотенце и легла грудью на стол, выпятив маленький зад. Лакей, поспешно спустив штаны до колен, овладел ею сзади.

В гостиную вошёл Виктор Сергеевич.

– Ух, уже приступили к утренней гимнастике! – весело сказал он по-английски. Подобные развлечения со слугами были у супругов обыкновенны. – Какие молодцы!

Минут через десять Джон закончил, и граф подменил его.

На завтрак были тосты с маслом и малиновым джемом, овсянка на молоке и чай со сливками.

– Сегодня, похоже, опять будет невыносимо жарко, – заметила Марла Андреевна, промокнув салфеткой губы и прикурив пахитосу.

– Похоже на то, – отозвался Виктор Сергеевич, также закуривая.

– Тем не менее, мы же поедем завтра на боксёрский турнир? Да, Вик?

– Разумеется. Здесь слишком мало развлечений, чтобы пропускать подобное зрелище из-за жары.

– Говорят, будет участвовать сам князь Понуров, – сказала графиня.

– Да, это обещает быть интересным, – сказал граф.

– Может быть, потом пригласить его к нам? В прошлый раз мне весьма понравилось – он красивый мужчина и исключительный любовник, хоть уже и не молод.

– Но ещё и вовсе не стар, – заметил Виктор Сергеевич, затягиваясь. – Давай пригласим, почему бы и нет?

Случай в деревне

Случай лисы