Чары кинжала (Дэверри - 1)

–  Райс не прав, говоря о недовольстве. Родри испытал себя в этой войне и кое-что доказал всем нам.

–  Ну конечно. Райс хотел только разозлить меня, продемонстрировав свою спесь. Надо сказать, он делает это довольно успешно.

Они сидели в большом зале, в котором было непривычно тихо. В помещении, способном вместить около двухсот человек, сидело всего около десятка выздоравливающих раненых.

–  Ты думаешь, мне надо попросить Райса вмешаться? У меня болит сердце, когда я думаю о том, что другие люди погибнут из-за этого.

–  Я вас понимаю. Но если Райсу каким-то образом удастся лишить Родри наследства, тогда начнут роптать его сторонники - все, кто восхищается им. А это может привести к новому восстанию, и тогда погибнет еще больше людей.

–  Ты прав.
– Ловиан осторожно свернула пергамент и положила его в карман платья.
– Мне надо успокоиться. Потом я отправлю ответ Райсу. Я напишу, что его вмешательства не потребуется.

Продолжалась осада крепости Браслина, превратившаяся для осаждающих в рутину - одновременно напряженную и утомительную. Так как Корбин в любой момент мог предпринять вылазку, то все были готовы к бою и держали оружие наготове. Пока же делать было нечего кроме как чистить оружие, которое и так было уже безупречным, да ездить с бесцельным патрулированием, для того чтобы поупражнять лошадей, да бесконечно заключать пари, переходя от одной игры к другой.

Джилл старалась держаться подальше от Родри, но в таком маленьком лагере было невозможно избежать встречи. Иногда она приходила получать паек и замечала его среди телег обоза, или сталкивалась с ним лицом к лицу, когда возвращалась утром в лагерь после ночного дежурства. При встречах он был немногословен и не предпринимал никаких попыток, чтобы удержать ее. Но всегда, когда они смотрели друг на друга, она ощущала, что погружается в синеву его глаз. На седьмой день осады Джилл чувствовала, что начинает сходить с ума от этого бесконечного ожидания сражения. Этой ночью она призналась Адерину, что боится неизвестной опасности...

–  Отец говорит, что каждый перед сражением испытывает необъяснимый страх, - сказала она.
– Я надеюсь, что смогу взять себя в руки. По крайней мере, если надену эту проклятую кольчугу. Я тренировалась с Амиром сегодня, и она казалась мне уже намного легче.

–  Так и должно быть. Страх надо гнать, он плохой советчик.

Джилл почувствовала, как холодная дрожь побежала по ее спине.

–  Лослейн - ключ ко всему, - продолжал Адерин.
– На Корбина так долго оказывалось давление, что без Лослейна его нервы сдадут: или он будет окружен, или сам предпримет вылазку. Я уже говорил с Калондериэлем и Дженантаром о том, чтобы они помогли мне справиться с Лослейном. Ты присоединишься к нам, когда мы пойдем на охоту за ястребом?

–  Обязательно, но как мы его поймаем?

–  Главное, чтобы он вылетел из гнезда. Держу пари, что смогу выманить его, я его хорошо знаю.
– Адерин медленно поднялся.
– Правда, на это нужно время, но я уверен, что в конце концов он придет к нам.

После того как Адерин ушел, Джилл еще долго сидела возле лагерного костра и размышляла. Около полуночи из темноты появился Родри, шагая тихо, как могут ходить только эльфы, и сел рядом с ней. Он был так близко, что сердце Джилл начало бешено колотиться.

–  Скажи мне, - заговорщицки произнес Родри, - как ты считаешь, Невин прав, когда говорит, будто моя судьба - это судьба Элдиса?

–  Да, Родри, я верю Невину. Ты снова терзаешь себя из-за того, что девушка призвана защищать тебя?

–  А у кого от этого не заболит сердце? Это не только вопрос чести. Мне отвратительна мысли о том, что ты можешь быть ранена. Я думаю, что скорее соглашусь на то, чтобы барды опозорили мое имя, чем на то, чтобы ты получила хотя бы царапину в сражении.

–  Ваша милость перепили меда?

–  О, не будь со мной так язвительна. Ты ведь знаешь, что я люблю тебя. И надеюсь, что ты тоже любишь меня.

Джилл поднялась, подбросила веток в костер и затем стала наблюдать, как дикий народец подпрыгивает над длинными языками пламени. Так прошло довольно много времени. Она услышала, как Родри неслышно встал позади нее.

–  Джилл, - прошептал он, - я хочу услышать, что ты любишь меня. Хотя бы один только раз. Я знаю, что не принесу тебе ничего кроме боли. Наверное, ты поступаешь правильно, проявляя ко мне холодность. Джилл ничего не отвечала.

–  Пожалуйста!
– продолжал Родри.
– Все, что я хочу, - это услышать, что ты меня любишь. Произнеси это хотя бы однажды, и я буду счастлив.

Родри обнял ее сзади и крепко прижал к себе. Простое человеческое участие и тепло его прикосновения опьянило Джилл.

–  Я люблю тебя, - сказала она.
– Я люблю тебя всем сердцем.

Он крепко обнял ее... и пошел прочь. Она не мигая смотрела на огонь. Ей казалось, что если она увидит, как он уходит, то обязательно заплачет.

–  У нас есть еще одна последняя надежда, - сказал Новек.
– Райс так сильно ненавидит своего младшего брата, что только из-за этого может вмешаться, дабы насолить ему.

–  Да, в самом деле, он на это способен, - согласился с ним Корбин.

Лослейн просто пожал плечами, когда они оба посмотрели на него.

Они находились в осаде уже восемь дней - восемь мучительных дней в жаркую, сухую погоду. Восемь дней жизни за каменными стенами - испытание для человека, привыкшего ездить верхом с эльфами. Он хотел отомстить им за свои муки, сказав правду, но у него еще не было конкретного плана побега.

–  Мне надо еще поработать над сознанием гвербрета, - лицемерно соврал он.
– Но теперешняя ситуация не нравится ему. Он предпочитает не вмешиваться.

–  Сколько можно?
– произнес Новек.
– Нам надо подумать о настроении в армии. Не мог бы ты действовать поживее?

–  Двеомер не выносит, когда ему приказывают.

–  Ах вот как ты заговорил! Ты действовал довольно резво, когда втянул нас в эту беду.

Лослейн гипнотически уставился на него. Из своей ауры он посылал энергию, нанося удары по Новеку, закручивая ауру лорда. Глаза Новека остекленели.

–  Мне не нравится, когда меня оскорбляют, - бросил Лослейн.

–  Я понял, - прошептал Новек.
– Извини.

Лослейн крутанул ауру еще раз, а затем отпустил лорда на свободу.

–  Кроме того, - продолжал Лослейн, - уверяю тебя, что моральное состояние армии меня волнует не меньше, и я смогу поддержать в людях уверенность в нашей окончательной победе.

Лослейн вскочил, поклонился и выбежал из комнаты. Ему необходимо было остаться наедине со своими мыслями. Больше всего ему сейчас хотелось вызвать пожар и сжечь эту вонючую крепость дотла.