Часть вторая. Свидетельство Густава Аниаса Хорна (Книга первая)
Шрифт:
Мой отец умер позже, чем мама, и позже, чем Тутайн. Он так состарился, что потерял слух. Он больше не мог услышать, что его сын написал новую музыку. Воспоминание о великолепном вечере в концертном зале, когда они сидели вчетвером в одном из первых рядов, потускнело. Может, отец влачил жалкое существование. И ему уже не доводилось встречаться с господином Дюменегульдом де Рошмоном. Может, отец с его уже нетвердым умом под конец обрел покой — в такой мере, что смог полностью позабыть меня.
(Весенняя усталость во мне. Душно, сладко, томительно, почти аморфно накатывает на меня это опьянение. Напрасно жду
Кобыла Тутайна принесла жеребенка. Тутайн обрадовался. Год спустя на свет появился еще один жеребенок. Тутайн обрадовался и этому животному. Ему казалось, благие дары Бытия никогда не иссякнут. Дом и двор торговца лошадьми были для него неизменно открыты, будто стали и его собственностью, Тутайн проводил дни в повозке или в маленькой конторе Гёсты, производя подсчеты и болтая с хозяином; кроме того, время от времени ездил на ярмарки. Он занимался торговлей, как научился этому прежде, и наслаждался каждым мгновением. Он все еще делил со мной жилище; но только изредка сердце его настолько переполнялось, что у него развязывался язык. Определенно у него были и другие друзья или приятели, помимо меня. Я с ними не знакомился. А когда однажды допустил исключение из этого правила, в нашу дверь постучалась беда.
Гёста заметно сдал. Он не изменил жизненные привычки, никакая болезнь его не поразила, из глаз не исчезли веселые огоньки. Но кожа потускнела и покрылась морщинами. Волосы, до тех пор лишь слегка тронутые сединой, внезапно сплошь побелели. Руки начали дрожать. Зубы и белки глаз подернулись желтизной. Гёста перестал ездить по хуторам. И не торговал больше. Оставил для своих ног лишь две-три дороги. По утрам его часто можно было увидеть в лавке виноторговца. Он там выпивал, стоя, несколько стаканов… По прошествии года хозяин уже пододвигал ему стул, чтобы он сел. И Гёста садился и не торопился вставать. Беседовал с хозяином. А как только в лавку заходил другой посетитель, говорил:
— Славное винцо. Оно мне по вкусу. Запакуйте для меня десять бутылок.
Он никогда не забывал произнести эту формулу. Он ведь сидел не в питейном заведении… Ближе к полудню Гёста наведывался в маленькую закусочную, съедал там два бутерброда с сельдью и выпивал рюмку обычного шнапса. Меня он тоже навещал. И не забывал прихватить с собой что-нибудь из выпивки. Ему нравилось бывать у меня. Я должен был играть ему на рояле, пока он пил.
— Тутайн старательный, — говорил он иногда; и его радовало, что не он сам, а Тутайн теперь ездит по хуторам, или сидит в конторе и ведет подсчеты, или болтает с крестьянами, или требует от конюха, чтобы тот добросовестно исполнял свой долг.
— Я проживу теперь дольше благодаря его старательности, — сказал как-то Гёста. Я не понял, что он имеет в виду. Встретившись со мной, он иногда говорил:
— Забавная мы с тобой пара: старый человек и великий человек. Старый человек счастлив, потому что он стар. Великий человек печален, потому что ему так на роду написано. Яркий свет отбрасывает большую тень…
Гёста льстил мне, а я это допускал.
Однажды утром жена Гёсты неистово заколотила в нашу дверь. И ворвалась в дом, прежде чем Тутайн успел полностью эту дверь открыть.
— Гёста умер! — крикнула она с порога. — Лежит мертвый в постели. Его не узнать. Лицо всё перекосилось… Я спала в комнате рядом. И ничего не слышала.
Мы хотели сразу пойти туда; но она нас удержала.
— Прежде чем вы его увидите (она использовала, когда обращалась к нам обоим, более фамильярную из двух форм местоимения «вы»{359}, а Тутайну говорила «ты»; хотя я был едва знаком с этой женщиной, Тутайн же всегда держался с ней холодно)… Прежде чем пойдете к нему, нам троим надо уладить кое-какие вопросы.
Тутайн нашел ее деловитость неуместной, но подчинился. Она пододвинула себе стул, села. Только теперь я заметил, как элегантно она одета, как молодо выглядит.
— Мы должны всё зафиксировать письменно, — сказала она. — Я наследую Гёсте. Только убийца ничего не наследует. А мой муж, само собой, умер естественной смертью. — Она выговорила такое. — Теперь насчет этого предприятия, торговли лошадьми. Я знаю, какую договоренность Гёста имел с Тутайном. Гёста был излишне щедр. Но письменного документа он не составил. Это его упущение, из-за которого я оказалась в неловкой ситуации. — Она еще колебалась, не решаясь высказать, что у нее на уме. — Я предлагаю, чтобы мы заключили письменный договор. Прямо сейчас. Тутайн, ты будешь по-прежнему вести дела. Однако во всем должен быть порядок. Это предприятие Гёсты, и по наследству оно переходит ко мне. Значит, теперь это мое предприятие…
Она хотела на десять лет приковать Тутайна к себе или к предприятию. Он, мол, должен будет отныне арендовать дом и конюшню — у нее как у наследницы Гёсты — и вносить высокую арендную плату. Предполагалось, что тяготы и труды руководителя предприятия он примет на себя безвозмездно, а доход от торговли будет распределяться на половинных долях между ним и ею.
Он не согласен, сказал Тутайн коротко, после того как она долго, со льстивыми ухищрениями, пыталась его уговорить. Вдова поднялась со стула, всем своим видом выражая негодование и решимость.
— Хорошо, — сказала. — Тогда считай, что с этой минуты ты уволен.
— Если вы не нуждаетесь в моей помощи на ближайшие дни, я больше не переступлю порога конторы, — ответил Тутайн. — Случайно так вышло, что позавчера я рассчитался с Гёстой, а с тех пор новых поступлений не было.
Вдова внезапно сломалась. Слезы брызнули у нее из глаз. Она стала жаловаться на свою женскую глупость. Дескать, она по простоте душевной открыто высказала, что думает, Тутайн же негуманно обратил сказанное против нее. Она, мол, теперь целиком и полностью в его руках. От него зависит, впадет она в нищету или нет.
От него ничего не зависит, спокойно возразил он.
— Назови наконец свои условия! — истерично выкрикнула она.
Ему было непросто разобраться в собственных мыслях. Гёста умер, и со смертью хозяина всё здесь изменилось. Гёста когда-то проявил по отношению к моему другу щедрость, но в последние годы Тутайн один нес на себе бремя текущих дел, и его половинная доля фактически оказывалась меньше, чем доля Гёсты… Вдове пришлось еще раз на него прикрикнуть, прежде чем он начал говорить. —