Часть вторая. Свидетельство Густава Аниаса Хорна (Книга вторая)

Я уже больше десяти лет живу в сельской местности. Я здесь считаюсь совершенно безвредным человеком; может быть, даже наивным. Никто не противится тому, чтобы я собирал свои скромные наблюдения. Я даже думаю, что некоторые простые люди, с которыми я знаком, хотели бы поговорить со мной доверительно. Во всяком случае, они постоянно рассказывают мне о своих болезнях, о том, что они недавно слишком много выпили или чересчур накурились. Я никогда не забываю поздороваться с батраком, работающим на поле; а если он и раньше мне часто встречался, могу перекинуться с ним парой слов. Я не заносчив, в отличие от какого-нибудь зажиточного крестьянина, и это идет мне на пользу. Мне сейчас вспомнилось: есть даже доказательства тому, что люди считают меня добродушным или понятливым. Мне хочется описать здесь одно происшествие. Это воспоминание, которое я не стал бы пересказывать устно.

Вскоре после нашего переселения сюда мы с Тутайном отправились на праздник стрелковой гильдии: потому что, в соответствии с традицией, я стал членом этой старой корпорации, существующей уже без малого сто пятьдесят лет. Дело в том, что членские взносы в ней взимаются с земельной собственности. И хотя это не налог, установленный местной администрацией, но владелец земельного участка размером больше пятидесяти тонн^{380} едва ли может уклониться от уплаты такого взноса… В праздничный день, до полудня, крестьяне стреляют по мишеням или по подброшенным вверх глиняным голубям. (Эти упражнения осуществляются в очень узком кругу «своих», к которому причастны немногие.) Вечером устраивается общее пиршество, в котором тоже принимают участие только «лучшие»: то есть те, кто платит взносы, и члены их семей, а также два или три почетных гостя и самые ловкие стрелки. После ужина доступ в праздничный зал получают батраки и служанки, и тогда начинаются общие танцы, льются рекой пиво и шнапс. — В нашем случае все это происходило в просторной, но пришедшей в упадок летней гостинице, которая, как строительная конструкция, состояла по преимуществу из деревянных столбов, досок и окон. Со всех сторон имелись еще и балконы, веранды, двери. Западный ветер, дующий с моря, легко преодолевал гряду утесов и через многочисленные щели проникал внутрь здания. Мы с Тутайном явились туда уже после ужина, вместе с батраками. Мы сели в сторонке, заказали бутылку вина. Один зажиточный крестьянин, которого мы едва знали или не знали совсем, подошел к нашему столу, сказал: «Вы что-то поздно пришли. Я, конечно, понимаю. Хочется сперва сунуть палец в землю, понюхать, что и как. Могу вас успокоить: с тем, кто появится здесь, никакой беды не случится». Выдав нам это наставление, он отчалил.

С танцами в тот вечер как-то не складывалось. Музыканты старались насколько могли: но дощатая площадка для танцев оставалась полупустой. Причина же заключалась в том, что общество собралось «смешанное». Численно преобладали батраки, которые свое право находиться здесь превратили в обычай. Девушки-служанки, в большинстве, на праздник не пришли. Молодые крестьянки предпочитали, чтобы их кружили в танце парни с таким же, как у них, общественным положением. Батраки занимались главным образом тем, что пили. Они хотели показать, что у них тоже есть деньги. Некоторые столы были сплошь заставлены пустыми пивными бутылками. Кое-кто приносил с собой и домашний шнапс. Если крестьянин случайно сталкивался со своим батраком, он покупал ему «что-нибудь годное для питья». Но иногда и батрак оплачивал выпивку хозяина. У каждого своя гордость… Нам не понравился этот странный бескрылый праздник. Но мы остались: мы были чужаками и нам хотелось почувствовать здешнюю атмосферу. Мы пока что ни с кем не знакомились. Но время от времени парочка полупьяных наталкивалась на наш стол, так что стаканы едва не опрокидывались. Мы каждый раз выслушивали благонамеренные извинения: не всегда безупречные в формальном плане, однако позволяющие заключить, что зла нам никто не желает. Я не припоминаю, чтобы кто-то напился до бесчувствия; однако совершенно трезвых практически не было. Мы сами тоже заказали вторую бутылку, потому что решили остаться. В зале становилось все более шумно. Все говорили очень громко. Перекрикивались от стола к столу. В какой-то момент мне понадобилось выйти по нужде. Нужду справляли под открытым небом… по крайней мере, представители мужского пола. Я вышел через парадную дверь. В темноте, возле живой изгороди, обрамлявшей большую подъездную площадку, уже стояло несколько фигур. Я не захотел к ним приближаться. Я обошел освещенный дом и оказался в саду, к которому вела наклонная рампа. Возле одной из высоких черных стен цокольного этажа я и облегчился. В то же мгновение в нескольких метрах надо мной распахнулась освещенная балконная дверь. На балкон с шумом вывалились три парня, и сразу, без какой-либо подготовки или перехода, сверху начала изливаться мощная струя, в непосредственной близости от меня. Оказалось, что струя не только мощная, но и продолжительная. Я разглядел, что оба товарища этого Третьего собираются запустить аналогичные фонтанные струи; поэтому — поскольку уже первая струя представляла для меня угрозу — решился возвысить голос. Не помню, какие именно слова я им крикнул. Как бы то ни было, трое мужчин — надо мной — тотчас поняли, какую беду могут сотворить. Двое Медлительных попытались ее предотвратить: ухватились за Третьего, чтобы он остановился. Но как раз этого он, очевидно, не мог. Добились они лишь того, что летящая по дуге струя, когда ей помешали, рассыпалась пылью и в самом деле меня обрызгала. Сверху обрушился целый шквал извинений. Потому что я, понятное дело, отпрыгнул в сторону. На меня теперь падало немного света, и они, возможно, увидели, кто я есть. Я бы никогда не подумал, что батраки могут быть такими речистыми. В течение немногих минут я не только услышал с высокого балкона, как сильно они сожалеют о случившемся, но и узнал их имена, а также то, что самый виновный из них работает на хуторе фуражным мастером, второй делит с ним комнату, а третий — их товарищ с одного из соседних хуторов. Когда струя наконец иссякла, все трое попросили разрешения спуститься ко мне, чтобы еще раз выразить свое сожаление и каким-то образом исправить причиненный вред… Высказав такую просьбу, они исчезли с балкона и чуть позже вынырнули в саду.

Мне было любопытно, что произойдет дальше, поэтому я не ушел, а ждал их. Помню, меня в тот момент чрезвычайно занимал один физиологический факт: значительные вариативные отклонения в устройстве человеческого организма. Что длина человеческих кишок может значительно колебаться, это мне было известно; об этом мы с Тутайном и раньше дискутировали. Ведь такой факт мог бы привести к обострению социального вопроса: если бы выяснилось, что богатый хорошо приспособлен для переработки пищи, а бедный, напротив, является на свет с укороченным кишечником. Что Природа порой меняет местами левое и правое, в животе и в груди, это тоже давно зарегистрировано моим сознанием. Но теперь мне были продемонстрированы инструменты мочеиспускания, отличающиеся совершенно необычной емкостью. Я вообще-то не питаю склонности к анатомии; зато со страстью наблюдаю за не-препарированной Природой. И у меня даже в голове не укладывается, как можно находить такой интерес непристойным. Эгиль долгое время внушал нам тревогу, поскольку его организм — похоже, без всяких затруднений — мог накапливать мочу на протяжении двух дней. Однако теперешнее ночное происшествие оказалось за гранью приобретенного мною жизненного опыта и моих представлений…

Эти три парня вскоре появились. Они были слегка навеселе. Они пригласили меня насладиться вместе с ними «чем-нибудь годным для питья». Я только позже понял, почему они не отстают от меня, почему выказывают такое доверие: дело в том, что я не повел себя как работодатель; я не накричал на них; я, вместо того чтобы затеять ссору, проявил к ним снисхождение… может быть, даже улыбнулся и произнес какие-то дружеские слова. Главный виновник происшествия взял меня под руку. Мы вернулись в гостиницу, протиснулись к барной стойке, заказали четыре рюмки шнапса. Я хотел, но не смог заплатить за эту общую выпивку. Один из троих бросил на стойку талер; монета сразу скатилась в выдвижной денежный ящик. Поэтому я привел своих новых случайных приятелей к столу, за которым сидел Тутайн. Нам принесли рюмки, и эти трое тоже стали пить наш портвейн… Так решилось многое, хотя мы с Тутайном тогда об этом не задумывались. Мы приобрели доверие местных работяг и потеряли уважение тех, кто владеет полями и скотом.

У нас никогда не возникало желания, чтобы дело обстояло по-другому; незаметно накапливались случаи, когда четко определялся если и не наш социальный ранг, то наши социальные симпатии. Я заглядывал на танцплощадки, иногда посещал вечеринки «гильдий», которые устраивались в «зале» какого-нибудь большого хутора, главным образом как развлечение для батраков. Если пожертвовать для всей компании, в качестве угощения, умеренное количество пива или шнапса, то на такое сборище можно попасть, даже будучи чужаком. (Впрочем, сельские праздники постепенно отмирают. Сейчас даже хороший урожай не всегда становится поводом для общего пиршества.) Я много раз болтал и с лесными работниками — во время перерыва, когда они завтракают. Я не уставал слушать те маленькие истории, в которых речь идет о комнатках, где проживают служанки или батраки. Поэтому я знаю, что деревенские парни по ночам навещают девушек: вместе с ними прокрадываются в дом или влезают к ним через окно, предварительно взобравшись на дерево. Я даже знаю случай, когда у одного крестьянина потихоньку разобрали часть крыши… И ведь девушки принимают таких насильственно вторгающихся гостей. Тут нет повода для возмущения. Весну не остановишь запрудой. Не только деревья зацветают и выпускают молодые листочки, человек тоже живое существо. Не закон определяет срок его созревания, а Природа. Бывают четырнадцати- и пятнадцатилетние девочки, которые уже принимают возлюбленного. Закон в таких случаях угрожает только парню — но это очень несправедливо. Нельзя сказать, что парни слишком торопятся: на детей они не кидаются. Правда, большинство девушек теряют девственность в более взрослом возрасте. Но до двадцати лет ее сохраняют лишь в исключительных случаях: если девушка отмечена каким-то физическим недостатком или отличается особым высокомерием либо неестественной робостью.

Я не усматриваю в этом обычае ничего плохого. Я, правда, вижу, что здешние люди рано становятся израсходованными. Но думаю, их скорее сжирает пашня, требующая тяжелейшей работы. Как бы то ни было, я не знаю ритуала этой первой любви. Он должен быть очень древним. Я нахожусь в странном положении: потому что не знаю на языке жителей этого острова ни одного слова из тех, что произносятся украдкой. Я приехал сюда уже как зрелый человек; я не прошел ту школу, в которой учат важнейшим жизненным радостям… в соответствии с определенными учебными планами. И невозможно, чтобы я добыл такое знание задним числом. Я ни у одного человека не пользуюсь столь безусловным доверием, чтобы он меня в это знание посвятил. — Эти школы располагаются на лугах, в придорожных канавах, в конюшнях, в комнатах и каморках батраков.

Порой, заметив группу очень молодых парней, я подозреваю, что она и есть один из центров распространения тайного знания. Однажды мне даже представилась возможность незаметно понаблюдать за таким уроком. Это было на пляже в Косванге. Мероприятие носило полугородской характер: в нем принимали участие сыновья рыбаков и торговцев, даже парочка гимназистов, но и несколько ребят, чьи отцы были местными крестьянами. Летнее солнце изливало теплый свет на белый, грубого помола песок. Как второе солнце, лежали подростки: вытянувшись во весь рост, распределившись по кругу, обратив головы к центру, раскинув ноги-протуберанцы. Все они были обнажены, только плавки прикрывали их чресла. Они лежали ничком. Самый старший из них говорил. Остальные слушали. У этого старшего была оливкового оттенка кожа и над верхней губой — темная тень пробивающихся усиков. Мне удалось подслушать одну из его историй. Очень банальный двусмысленный анекдот, который рассказчик, наверное, где-то вычитал — не особенно непристойный, но удручающе заурядный… Потом звучащий голос перешел в шепот. И я теперь улавливал, время от времени, только прерывисто-сухой возбужденный смех слушателей…

Я наверняка не ошибаюсь, предполагая наличие некоего древнего учения и древнего ритуала. Устройство семьи на протяжении веков не особенно сильно менялось. Это относится и к беднякам. Девушки принимают возлюбленных; но беременеют редко. Только когда они достигают общепризнанного возраста вступления в брак, «несчастные случаи» умножаются. Этот феномен нельзя объяснить житейской мудростью, свойственной жителям больших городов. Она здесь практически неизвестна. Молодые люди, которые возвращаются после солдатской службы, образуют особую касту. Они в большинстве люди с извращенной натурой: их простодушие отравлено приобретенным опытом. По счастью, наши острова почти не подпадают под воинские призывы, поэтому батраки, побывавшие солдатами, у нас редкость. За плугами по полям шагают представители более простого человеческого типа: не алчные крестьяне, а всего лишь маленькие люди, чьи предки не занимают на кладбищах распознаваемых мест. — Пока они молоды, они тоже должны получать свои радости. А девушки как раз и созданы, чтобы дарить радость. Ночная любовь никого не позорит. Соседи не находят ничего предосудительного в том, что девушка меняет возлюбленного. Но конечно, это не должно входить у нее в привычку — иначе начнут распространяться нехорошие слухи.

Мне довелось наблюдать, как один батрак сделал предложение другому. Такое тоже порой случается. Природа не так щепетильна, как человеческая мораль. Бывают часы, когда Природа не знает колебаний. Время года? Кажется, это произошло осенью. Осенью или весной. Батрак вспахивал длинное поле, которое тянулось через холм. На востоке оно граничило с рощей. Я видел лишенные листьев заросли орешника и высокие тополя, в ветвях которых висели, черными шарами, вороньи гнезда. Две тяжелые лошади переворачивали коричневые пахучие пласты земли. Молодой парень упирался руками в рукояти плуга; поводья он перекинул через шею. Солнце не светило; но было тепло и безветренно. На своем пути с запада на восток парень, пропахав новую борозду в полсотни метров, остановился, похлопал одну из лошадей по дымящемуся крупу. Потом он повернулся ко второму, чуть более молодому батраку, который поблизости от него складывал в кучу вывороченные из земли камни, и сделал ему вполне понятный знак. При этом он засмеялся. Это был радостный смех — а вовсе не двусмысленный, не непристойный. Лицо второго парня я рассмотреть не мог. Но оно наверняка выражало согласие, поскольку младший парень приблизился к пахарю. Этот последний заметил меня слишком поздно. Его смех не замер из-за моего присутствия. Но и не сделал меня соучастником этой сцены. Смех оставался совершенно чистым. Лошади повлекли плуг дальше. Младший батрак следовал за упряжкой до вершины холма, а потом лошади и двое парней скрылись с моих глаз. На лице молодого пахаря я видел радость, этот редкий подарок судьбы. Всем нам в конце концов вырвут из груди сердце и его радости. Этому парню — тоже.

Они выгребают лопатами навоз из стойл, они вспахивают поля, они бросают в землю зерно, они боронят; и окучивают свеклу, и собирают урожай. Их день — это тяжкая непрерывная работа. От них требуют, чтобы они за небольшую плату отдавали свое тело, которое через двадцать или тридцать лет будет полностью израсходовано. Ради того, чтобы другие люди имели пищу. И потому я не нахожу ничего предосудительного в их радостях, какого бы рода эти радости ни были. Батраки пьют и танцуют так, что с них ручьями льет пот; они ходят к девушкам и ведут себя с ними неосмотрительно. Разве не странно, что ни один писатель не рассказывает о них? О них и об их несравненных лошадях? А если когда-нибудь это и происходит, то пишут одну только ложь — потому что люди не знают ничего ни о таких упряжках, ни о деревенских парнях — потому что люди не знают законов жизни и процветания и забывают закапывать в землю падаль мнимо-нравственных утешительных измышлений. Навоз не аппетитен, говорят нам; однако батраки говорят: «Мы живем благодаря навозу». И, между прочим, молоко не менее ценно, чем вино.