Человек без собаки
Шрифт:
Я выдержала, с удивлением подумала она. Я выдержала. Я сумела…
Она вернулась на веранду и собрала посуду.
Выбросила орхидею в мусорное ведро и отнесла в контейнер. Никаких следов остаться не должно.
Глава 29
Вечерние таблоиды просто задыхались от счастья.
заходилась в истерике рубрика в одной из них,
с извращенным наслаждением трубила
50
Копрофилия — поедание экскрементов.
Широко обсуждалась также еще одна печальная новость с корнями на «Fucking Island». Оказывается, у мисс Хельсингланд, которая девять месяцев назад, ко всеобщему удовольствию, получила три с лишним миллиона крон на двоих за публичную случку с хоккейным жеребцом Гурканом Юханссоном (плод этой случки должен был появиться на свет со дня на день), — так вот, оказывается, у мисс Хельсингланд еще в феврале произошел выкидыш. К тому же Гуркан под шумок сбежал к двадцатилетней звезде тяжелого рока из никому не известного городка Шене. Звезда эта была так богато украшена татуировкой, что ее многочисленные любовники всегда сомневались, голая она или на ней все же что-то надето.
Гуннар выкроил с опозданием часа на полтора пятнадцать минут на ланч — мини-батон с ветчиной и сыром, стакан сока и банан. За едой он пробежал глазами газеты и со злостью швырнул их в корзину для мусора.
— Как видишь, мы с тобой в центре внимания, — сказала вошедшая Эва Бакман. — Когда пресс-конференция?
Гуннар посмотрел на часы:
— Через четверть часа. Ты успела пробежать протоколы?
— По диагонали, — пожала Эва плечами. — Ничего интересного.
— Ничего?
— На первый взгляд ничего.
— А что говорят врачи?
Эва присела:
— Я говорила с тремя. Остались еще двое, у них, может быть, еще появятся какие-то другие мысли. Но эти трое утверждают в один голос — Джейн Альмгрен должна была проходить лечение в закрытом учреждении с наивысшим классом охраны.
— Вот оно что! Как ни странно, я тоже пришел к такому заключению. Пусть мне выдадут врачебный диплом.
— Они утверждают, что во всем виноваты политики. Они дореформировались до того, что от психиатрии остались рожки да ножки. А с другой стороны… в клинической картине прямых указаний на склонность к насилию не было. Никто и не подозревал, что она настолько… настолько не в себе.
— Этого можно было ожидать…
— Да. История с попыткой убийства всей семьи для кое-кого из врачей вроде бы факт не такой уж важный. «Правильно проводимое медикаментозное лечение…», «У нас есть превосходные препараты…» ну и так далее.
— И все дарят друг другу цветочки. А если она не жрет эти превосходные препараты, а выкидывает их в унитаз?
— По нынешним параграфам за это вроде бы никто и не отвечает… Знаешь, если мы начнем искать козлов отпущения, выгребем тину. Прямая атака на здравоохранение ничего не даст. Собственно
говоря…— Я слушаю.
— Собственно говоря, мне кажется, наше дело уже сделано. Убийцу нашли. Не считает ли господин инспектор, что преступление раскрыто?
Гуннар Барбаротти сдвинул бумаги, положил локти на стол и спрятал лицо в ладонях. Потом раздвинул пальцы и посмотрел на Эву, как из-за решетки:
— Раскрыто? А неизвестный труп?
— Спасибо, что напомнил.
Эва Бакман сунула в рот жвачку и начала ее жевать, стараясь при этом придать лицу умное выражение. Такая задача никому не по плечу, решил Гуннар Барбаротти и дал себе слово никогда не пользоваться жвачкой публично.
— И как ты считаешь, кто он? Этот труп?
— Хороший вопрос. — Гуннар порылся среди бумаг и достал протокол вскрытия. — Вот что пишет Вильгельмссон: «Труп принадлежит мужчине тридцати пяти — сорока лет. Признаки бродячего образа жизни. Сильно пораженные кариесом и не залеченные зубы, следы инъекций…»
— Да, я слышала. Наркоман, короче говоря. И сколько он пролежал в морозильнике?
— Долго. Может быть, дольше, чем Роберт. Пока они еще не знают, несколько дней придется подождать.
— А как ты думаешь, есть какие-то связи?
— Какие связи?
— Между ним и Робертом?
Гуннар почесал затылок:
— Сама подумай, откуда мне знать? Оба знали Джейн Альмгрен. Вот и связи. Одна связь, по крайней мере.
Эва Бакман скривилась:
— Алло, констебль, не будьте занудой. Радуйтесь, констебль, что у нас есть убийца, хотя и тоже мертвый. Пазл сложен, констебль, не хватает кусочка.
Гуннар Барбаротти фыркнул:
— Сложен? О чем ты, черт возьми, бредишь? У нас есть… слушай меня внимательно. У нас есть все основания полагать, что Джейн Альмгрен убила Роберта Германссона. С той же высокой степенью вероятности мы можем сказать, что она расчленила труп и спрятала его в морозильнике. Вместе еще с каким-то бродягой, который к тому времени уже там лежал и дожидался Роберта. Вот и все, что мы знаем. У нас тысяча вопросов и только один ответ. Убийцу зовут Джейн Альмгрен. Это мы знаем точно. Почти точно. Не на сто процентов.
— Успокойся! — чуть не крикнула Эва. — Я хотела сказать… редчайший случай: мы узнали имя убийцы раньше, чем жертвы. Или жертв. Обычно бывает наоборот. Но для меня совершенно ясно: Хенрик Грундт по-прежнему числится в графе «Без вести пропавшие».
— Вот и хорошо. Хоть в чем-то согласились.
— Не волнуйся. Узнаем, кто составил Роберту компанию в морозильнике. Я уверена. Проверить пару сотен исчезновений за последние сто лет — и ответ в кармане… Ладно, ладно… согласись, что мы хоть немного сдвинулись с места, и скажи спасибо Джейн Альмгрен.
— Да-да, — буркнул Барбаротти, — сдвинулись… только в каком направлении? The road to hell [51] , или как ты это назовешь?
Эва Бакман спортивным жестом отщелкнула жвачку в корзину и поднялась.
— Хотела тебя подбодрить, — сказала она, — но потерпела поражение. Ладно, удачи тебе на пресс-конференции. Тебе пора. И не скрипи зубами, это производит скверное впечатление.
Гуннар с отвращением натянул пиджак и последовал за ней.
— Если этот лысый идиот с телевидения там, я его задушу, — сказал он, закрывая дверь.
51
The road to hell (англ.) — дорога в ад.