Человек, рожденный быть королем
Шрифт:
Едва скользил сквозь мрак древес.
Еще ни разу Михаил
В подобный лес не заходил
С родных смеющихся лугов,
Поросших купами дерев
И зеленевших от дождей,
От кротких солнечных лучей.
Теперь, вступив в дремучий лес,
Он с часу на час ждал чудес,
Слыхав на мельнице не раз
О том, что в тех лесах живет
Остаток древних их господ —
Семья гигантов-лесников
В одежде синих облаков.
И ждал он с трепетом, что вдруг
Услышит топоров их стук,
Или увидит пляску фей, —
Существ, которых нет милей,
Когда смотреть им прямо в грудь;
Но если в тыл им заглянуть,
То эта пестрая толпа —
Одна пустая скорлупа.
Так лесом ехали они,
Пока не замер ветр в тени
Густых дерев. И Михаил,
Среди видений адских сил,
Боязнью пробужденных в нем,
Вдруг задремал в лесу густом
И не заметил, как в тиши
Их конь из сумрачной глуши
К опушке ельника достиг.
Меж тем задумчивый старик
Невольно вспомнил день, когда
Другой дорогой вез сюда
Того, с кем ехал он теперь,
И, как пугливый, хищный зверь,
В душе почуял он испуг.
Тут ельник стад редеть вокруг
Крутого ската. Вел во мрак
Лесных трущоб под ним овраг.
Невзрачный, ливнями изрыт,
Он был кустарником покрыт,
А дальше гибким тростником;
На дне же самом рос на нем
Ольшняк, искривленный, густой,
И, весь заглохший осокой,
По почве глинистой струил
Ленивый ключ свой жидкий ил.
Поводья крепче натянув
И в глубь оврага заглянув,
Сквайр ищет взором, где на круть
Через овраг протоптан путь.
И видит — просека вперед
Меж лип и вязов в даль ведет,
И узнает он вмиг, куда
Ведет чрез лес дорога та.
Но, чу! спустясь в густую дичь,
В овраге страшно крикнул сыч.
Вставал, клубясь, с оврага пар,
И солнце, как каленый шар,
Светило низко меж дерев.
И сквайр, как ни был он суров
И груб душою, не посмел,
По окончаньи страшных дел,
Один остаться ночевать
В лесу и жизнью рисковать.
Меж тем повеял ветерок,
И бедный мальчик наш продрог.
К седлу прижавшись, он вокруг
Обводит робко взор, как вдруг
Сказал Самьель: «Приятель, слезь!
И без тебя увязнул здесь
Мой конь в трясине. Ну же, прочь!
Не то с тобой придется ночь
Провесть в лесу и до костей
Промокнуть от росы ночей».
Тогда спрыгнул с седла бедняк,
И стали медленно в овраг
Они спускаться. Бодр и смел,
Ребенок весело запел
Простую песню; а старик
Снял с шеи ножик свой, и вмиг
В глубоком рве коня сдержал
И хриплым голосом сказал:
«Мои подвязки, чорт возьми,
Ослабли! Друг мой, подтяни!»
При этом слове Михаил
Напев веселый прекратил,
И не заметя, как сердит
Был голос всадника, спешит
Не ослабевшую ничуть
Подвязку крепче затянуть.
И вот, пока он под коня
Нагнулся, голову склоня,
Сверкнул над ним стальной клинок
И пал, ему вонзившись в бок.
Назад отпрянув и вскричав,
На землю рухнулось стремглав,
Глаза в испуге обратя
К убийце, бедное дитя.
Тогда, весь бледен как мертвец,
С седла спрыгнул царев гонец
И, чтоб все кончить, перед ним
Стал на колена. Недвижим,
Лежал убитый; но еще
В нем было сердце горячо.
Свирепый сквайр, как лист дрожа,
Хватает рукоять ножа;
Но прежде чем извлечь успел,
Вдруг колокольчик прозвенел
Далеко где-то. Страх и дрожь
Его объемлют. Бросив нож,
К земле приникнул ухом он,
И — чу! все ближе, ближе звон