Человек с крестом

Но вся трагедия была в том, что сама-то Марфа Петровна верила в бога, была всю жизнь очень набожной, а к старости тем более. Она и замуж-то вышла за Десяткова потому, что он был священник. Правда, отец Иосиф происходил из бедной крестьянской семьи и чудом выбился из своей среды. Зато Марфа Петровна вышла из семьи купеческой, состоятельной. И трудно передать, что было с нею, когда она узнала, что ее муж, «слуга господень», сам заявлял, что нет никакого бога на небесах, что все это обман, от которого люди потом будут столетиями ходить красными от стыда и собственной глупости.

Когда началась война, Десятков отправился в военкомат с просьбой послать его на фронт. Работники, ведающие мобилизацией, решительно не знали, что с ним делать, и, наконец, отказали. Десятков стар был, к тому же у него давно болело сердце, но сейчас это его не останавливало. На его счастье в тот же день он встретился с заместителем председателя райисполкома, который знал его еще по бурному времени двадцатых годов.

Выслушав Десяткова, он сказал:

— Ладно. Оставайтесь здесь, отец. Если понадобитесь, мы вас разыщем. Но никакой самодеятельности, а то я вас знаю… Договорились?

А потом пришли фашисты. Марфа Петровна еще загодя предлагала мужу перебраться к дочери в Казахстан. Но он наотрез отказался уезжать куда бы то ни было.

Некоторое время Десятков не прекращал службы в церкви. Месяца через четыре к нему явились двое гражданских из какого-то церковного союза и предъявили обвинение, что он своими проповедями не прославляет оружие «освободителей».

Разговор был не очень деликатный. С того времени Десятков совсем прекратил службу, ссылаясь на застарелые свои болезни.

С визитом к нему пожаловал Кутаков. Но протоиерей уехал от Десяткова с прыгающими губами и притом слишком уж быстро. Потом он два раза приглашал Десяткова к себе, и все же служить немцам тот отказался. Этот свой отказ он преподнес в таких выражениях, что, если бы не Марфа Петровна, висеть бы ее мужу на первой перекладине.

В Кутакове Марфа Петровна нашла единомышленника. Но человек он оказался надломленный. Почувствовав в ней могучий характер, Кутаков стал с ней советоваться, рассказывать о многих своих трудностях и опасениях. Но даже дружба с протоиереем не спасла Десяткова от крутых мер, которые были применены к нему немецкими властями.

К тому времени отца Иосифа разыскали партизаны, и он стал успешно выполнять задания сначала командира небольшого партизанского отряда, а потом распоряжения стал получать уже лично от Федосякина.

Поручения сначала были небольшие, но потом усложнились. Наконец получил Десятков и ответственное задание: связаться с каким-то «Русским православным братством» и узнать, что это за сборище.

Он честно вознамерился выполнить и последнее задание, но Чем же он виноват, если этот подлец бургомистр вызвал его к себе.

Предписание, которое он получил из районной управы, задело и оскорбило священника, поэтому он и ответил дерзко.

К счастью, один из тюремных надзирателей был связным Федосякина. От него-то командир партизанского отряда и узнал об аресте Десяткова.

Иметь своего человека в тюрьме для партизан было огромной удачей. И все-таки пришлось снимать его оттуда, чтобы спасти Десяткова от верной гибели.

Побег должен быть дерзким, притом на глазах у народа.

В распоряжении партизан были три отличных легковых автомобиля немецких марок, которые были захвачены во время операций, но еще ни разу не были в деле. Их-то и решили использовать для освобождения Десяткова.

Тюремный надзиратель сообщил, что получен приказ доставить мятежного священника в резиденцию господина советника фон Брамеля-Штубе.

Операцией руководил Болвачев. Когда тюремная машина, в которой везли Десяткова, замедлив ход, стала поворачивать вправо, навстречу ей, будто бы случайно, двинулся легковой автомобиль, которому нужно сделать левый поворот. Так как в легковых автомашинах ездили офицерские чины и притом немалые, водитель «черного ворона» резко затормозил и тут же свалился на сиденье с простреленной головой. Убит был и офицер, сопровождавший арестованного. Легко справился с двумя охранниками и надзиратель, находившийся внутри тюремной машины. Но когда перед Десятковым распахнулась дверь и ему было приказано бежать к легковому автомобилю, он вдруг заартачился:

— Подождите вы бога ради! — раскричался он на всю улицу. — Дайте мне встретиться с этим Брамелем-Штубе. Я ему покажу, почем сотня гребешков! Вы думаете, я с ним не справлюсь? Разложу под орех! Паук несчастный…

— С ума вы сошли! — тормошил его тюремный надзиратель. — На выстрелы нагрянет патруль. Как цыпленок погибнете.

— А что мне смерть! Зачем жить, когда слова человеческого сказать нельзя. А ведь они, сволочи, бьют себя в грудь: «Мы — христиане».

— Да идите же, идите…

— Но я хочу к советнику.

Надзиратель, схватив в охапку отца Иосифа, потащил его в машину. И как раз вовремя. Выстрелы, наверное, услышала охрана, резиденции советника. Из переулка выскочили три мотоцикла с установленными на! них пулеметами. Двоих удалось сбить автоматными очередями, а третий мотоциклист успел укрыться за каменной тумбой, на которой обычно клеили объявления. Он успел дать очередь и ранить Десяткова.

Все три машины благополучно достигли лагеря.

…Побег священника вызвал переполох в городе. Это была на редкость дерзкая операция, и произошла она на глазах у горожан, среди белого дня и почти в центре города. Было много шуму, толков, разговоров…

Партизаны спасли священника!.. Это было необычно, удивительно!

«Русское православное братство», с целью привлечь верующих на сторону оккупантов распространявшее слухи, что «коммунисты вешают всех священников», потерпело фиаско… Десятков долго не мог понять, каким образом он стал «важной персоной», а когда до него дошел смысл им содеянного, отец Иосиф мучительно покраснел.

— Попал я в историю, — сокрушенно качал он головой. — Какой же я политик? Просто русский. Люблю матушку-Родину… Нет мне жизни без нее…

Глава 8 Визит к епископу

Весь вечер Проханов не находил себе места. Все его угнетало, все раздражало. А тут, как на грех, когда он шел домой после разговора с Десятковым, навстречу попалась Маргарита. Она не прошла мимо, а проплыла с поднятой головой. Не заметила, не поклонилась, только злобно пробормотала что-то себе под нос.

Вот глупая и скверная баба. Пришлось все-таки порвать с ней; терпеть ее тупость и обжорство было просто невозможно. Растолстела, опустилась, не женщина, а какое-то животное. Она стала еще более религиозной. Молилась по целым часам. Начинала она со сладостного шепота, а потом все громче, громче и наконец принималась петь. Голос у Маргариты был визглив, слуха, конечно, никакого; псалмы ее, исполняемые фальшивым голосом, да еще с каким-то нездоровым подвыванием, доводили отца Василия до бешенства.