Челтенхэм

Но вот однажды ударил час. Обсуждали наступающий сезон отдыха, подгонку сроков, и Дин, отодвинув пиццу и пиво, в который раз осторожно предложил договориться по-хорошему и на время отпуска заключить пакт о ненападении – не пожалеем усилий и попробуем прожить две недели мирно. В ответ он получил стандартные вопли и обвинения, понял, что впереди еще одни загубленные каникулы, что все идет по кругу, и в приступе минутного просветления до него дошло, что характер Айрис не изменится уже никогда. Вслед за известным Хосе из новеллы Мериме Дин признал, что его подруга ни в чем не виновата, просто она такая, ее так воспитали, есть, видимо, такие семьи, где скандал – это не событие, а норма общения. Невольно вспоминаются дикие племена, живущие у водопада, – в любом случае, чтобы услышать друг друга, приходится орать. В это же вещее мгновение он ясно ощутил, что резервы исчерпаны и сил для смягчения, удержания обстановки и компромиссов больше нет. Точка. Керосин выбран досуха, пропеллеры остановились в воздухе.

Все для себя решив, Дин не стал звонить с обычными извинениями и расшаркиваниями, и Айрис уже меньше чем через сутки забила тревогу. Не получив ответа на первые вопли, она сообразила, что на сей раз перегнула палку и напрасно посчитала еще не состоявшийся очаг такой уж неприступной крепостью. Ко всему прочему, любила она по-настоящему и наверняка даже сквозь красную пелену гнева различала, где кончается ее власть и начинаются уступки Диноэла. Оценив масштаб угрозы и не жалея телефонных аккумуляторов, она каялась, говорила «бедный ты мой, бедный», клялась, что осознала, обещала стать другой и предлагала начать сначала. До нее стал доходить размер потери. Но Диноэл уже сидел в кабинете у Айвена. Он не представлял себе, как можно что-то начинать заново на том месте, где все вокруг – вода, земля, самый воздух – безнадежно отравлены на много десятилетий вперед. В итоге осталась лишь боль, и еще – два неразделимо перемешанных чувства: страшнейшая злость и досада; двое искренне любящих людей потратили три года, чтобы мучить друг друга, не жалея сил, и еще – нездоровое облегчение от того, что кошмар наконец закончился.

Об Айрис и связанных с ней проблемах Айвен мог лишь догадываться, он думал, что по-прежнему имеет дело с эхом от развода с Черри, но ситуацию понял правильно. Бедняга и не подозревал, каким неприятностям открывает дорогу.

– Траверс, – сказал Айвен. – Самое подходящее место для тебя и твоих бармоглотов.

Да, не раз он потом проклинал свое скоропалительно-недальновидное решение. Вольные шерифы «Спектра» среди анархии Траверса обернулись страшной головной болью для Института. Но все по порядку.

Дин поворочался в ванне, на полминуты завис в водной толще, опираясь на большие пальцы рук, потом добавил горячей воды. Именно после развода пришла конечная, ужасающая самостоятельность и еще более ужасающее одиночество – Черри была последней женщиной в его жизни, с которой он мог чем-то всерьез поделиться, посоветоваться, просто высказаться. Дальше он уже четко и безнадежно разделял женщину и человека.

Сказать, что Траверс – это такой район космоса, значит не сказать ничего. Штука в том, что район космоса на карте и в голове какого-нибудь пилота или просто путешественника и то, что физически присутствует в реальности, – это очень и очень разные вещи, зачастую парадоксально разные.

В космосе прямая – вовсе не кратчайшее расстояние между двумя точками, летать напрямую в космосе невозможно, он сложен и неоднороден, даже луч света здесь идет по многосложной кривой, много от чего зависящей, а всякие подпространства и нуль-переходы и вовсе выписывают вензеля, от которых ум заходит за разум. Порой, чтобы попасть на соседнюю планету, которую в соловьиную ночь можно различить невооруженным глазом, приходится проделывать крюк на полгалактики через всевозможные переходы и ретрансляторы, и наоборот – попробуй пойми, почему минутный гиперпроход запросто соединяет две, скажем, станции, удаленные друг от друга на расстояние, которое и вообразить-то трудно. Кстати, такое положение вещей, когда карта-схема и астрономическая реальность вопиющим образом не совпадают, никого не смущало – масштабы Вселенной таковы, что понятия «близко – далеко» в человеческом понимании этих терминов теряют свой смысл.

Тем не менее Траверс – это еще и район в физическом смысле слова сложно перекрученный, с этажами и длиннющими отростками, но совершенно целостный, даже без инородных диффузий. Возник он курьезно-аварийным образом: в этом месте происходили загадочные схождения кораблей с трасс, так называемые «осыпания», природа этого феномена не слишком понятна и по сию пору. Надо сказать, что ничего особенно страшного при таком выкидыше из гиперпространства не происходило: ну, слетели, ну очутились черте-те где, досадно, но никто не пострадал, да и дело поправимое, причем множеством способов. Гораздо более подозрительной странностью Траверса было то, что «осыпаться» в него и, следовательно, внезапно очутиться в буквальном смысле слова за тридевять земель можно было с трасс, никакого отношения к этому району не имеющих. Выходило, что едва ли не через весь Космос проходят необъяснимые, неведомые проходы-каналы, почему-то сбегающиеся именно в это заколдованное место.

Однако нашлись люди – и в немалом количестве, – которые эти малопонятные неприятности на дальних транспортных линиях восприняли как манну небесную. Ведь это только в кино крейсера Республики и Империи с волшебной легкостью вываливаются из гиперпространства где им в голову стрельнет – в реальной жизни сойти с трассы между порталами, в каком-то произвольном месте космоса – задача до крайности трудновыполнимая и во многом рискованная. А ведь такой трюк порой – единственная надежда, если и на станции прибытия, и на станции отправления тебя ждут не дождутся и трассовая охрана, и линейный контроль, и полиция, как родная, так и международная, и еще бог весть кто, и все сгорают от нетерпения задать пару вопросов, в самой неделикатной форме, о декларированном и недекларированном грузе и его происхождении. Причем у них уже наготове самые убедительные аргументы на заранее расчехленных турелях.

Вот тут самое время добежать до любой из линий Траверса и исчезнуть неведомо куда, словно подброшенный пятак под выстрелом снайпера – «осыпаться» в одной, никем не угаданной точке, и потом «высыпаться» в другой, где искать тебя тоже никому в голову не придет. Еще лучше, если на диких, никем не освоенных просторах поджидают в надежном месте верные товарищи с запасным разгонным кольцом и подготовленной баржей, куда без проблем можно перенести так всех интересующий груз. Вокруг десятки неизученных солнечных систем – ищи-свищи!

По той самой иронии, на которую так горазда судьба, Траверс открылся в начальный послевоенный период, когда бум контрабанды оружия и вовсе подскочил до небес. Никем не контролируемый район мгновенно пророс, во-первых, пиратскими базами, а во-вторых – всевозможными логовищами разноплеменных военных частей, в разное время и по разным обстоятельствам досрочно выскочившими из военной заварухи. Уже тогда искоренить эту разбойную вольницу было непростой задачей даже чисто технически, а про необходимые для такой цели международные соглашения в ту пору и речи не шло – союзные державы были готовы без всякого антракта перейти от Второй мировой войны к Третьей, междоусобной, так что Траверс еще многие годы цвел пышным цветом.

Диноэл одним из первых оценил важность этих мест. Во-первых, криминальные рынки всегда были очень чутким индикатором Контактной активности – расхитители гробниц всю жизнь опережали археологов, а во-вторых, его безошибочное слиперское чутье сразу подсказало, что с Траверсом дело нечисто.

Дин угадал по обоим пунктам. Артефакты с Траверса привели бы в ужас динозавров из КомКона – здешние находки прямо и недвусмысленно утверждали, что Институт контролирует, мягко выражаясь, далеко не весь объем отношений с нереестровыми цивилизациями, и неизвестные группировки активно экспериментируют как в области информационного, так и палеоконтакта. О большем и задуматься было страшно – призрак неведомой мощи, рожденной тайнами инопланетной технологии, бродил по Траверсу без стеснения, и было ясно, что в сети, которой опутали мир специалисты из Аугсбурга, где-то зияет изрядная дыра.

А дальше все пошло еще интереснее.

В начале пятидесятых по Траверсу прокатилась волна смены власти – большинство главарей преступных кланов военного разлива и закалки – кто с дыркой в голове, кто и вовсе по частям – за необычайно короткий срок сошли с политической сцены, а им на смену пришли совершенно новые лица. Эти новые боссы, действуя на удивление скоординированно, потребовали государственности и суверенитета для своих разбойничьих баз, и юридическое основание этих претензий оказалось неожиданно солидным и профессионально грамотным.