Черепаший вальс
Шрифт:
Жозиана удивленно поглядела на нее, потом резко мотнула головой.
— Зачем нам себя окольцовывать? Чай, не голуби!
Жозефина рассмеялась.
— А теперь моя очередь задать нескромный вопрос, — объявила Жозиана, хлопнув ладонью по покрывалу. — Если вам неприятно, не отвечайте, ладно?
— Ладно, — сказала Жозефина.
Жозиана набрала побольше воздуху и выпалила:
— Вы любите Филиппа, да? И он вас, это уж точно.
Жозефина подскочила как ужаленная:
— А что, так заметно?
— Ну, во-первых, вы очень похорошели… А это значит, ищи мужчину! Где-то рядом прячется в засаде.
Жозефина
— А потом, вы так стараетесь не смотреть друг на друга, ни словом не перемолвиться, что хочешь не хочешь, а заметишь! Попробуйте вести себя естественно, будет не так бросаться в глаза. Я за ваших дочек беспокоюсь, мне-то он нравится, такому можно доверять. А уж красавец! Прямо пальчики оближешь!
— Он муж моей сестры, — выдавила Жозефина.
Я только это и твержу, когда говорю о нем. Пора бы придумать что-нибудь новенькое! Так ведь и имя его забуду, останется только «муж моей сестры».
— Тут уж ничего не поделаешь! Любовь приходит, не постучавшись. Она пронзает, лезет напролом, сметает все на своем пути… К тому же, глядя на вас, трудно заподозрить, что вы вешались ему на шею!
— Нет, конечно!
— Наоборот, изо всех сил давали задний ход!
— И до сих пор даю!
— Глядите, не перестарайтесь! Ведь если все развалится, заново не склеишь!
— А если это будет продолжаться, я сама развалюсь на части.
— Да ладно вам, в жизни так мало радостей, не надо все усложнять! Я спрошу про вас у мадам Сюзанны. Оставьте мне прядь волос, она ее потрогает и скажет, получится у вас или нет.
И Жозиана принялась расписывать таланты и добродетели мадам Сюзанны. А Жозефина — отнекиваться и морщить нос: нет-нет, я, знаете, не люблю гадалок.
— Ох, она бы обиделась, если бы ее назвали гадалкой. Она — ясновидящая.
— И потом, я не хочу все знать наперед. Неизвестность так прекрасна…
— Да вы в облаках витаете… Ладно! Я вас понимаю. Только будьте осторожны с девочками. Особенно с младшей, она прямо укусить готова.
— Да, что называется, переходный возраст. В самом разгаре. Остается только перетерпеть это несчастье! По Гортензии знаю. Однажды вечером они засыпают пухлыми ангелочками, а утром просыпаются чертями рогатыми.
— Вам виднее…
Жозиана, казалось, думала совсем о другом.
— Жалко, что вы не хотите встретиться с мадам Сюзанной. Она предсказала смерть вашего мужа. «Зверь с зубастой пастью…» Его ведь крокодил сожрал, так?
— Я сама так думала, но вот недавно в метро…
И Жозефина рассказала все. Про человека в красной водолазке, со шрамом и закрытым глазом, которого видела в метро, про открытку из Кении. Она полностью доверилась Жозиане. Та внимательно слушала, не сводя с нее ласковых, добрых глаз и задумчиво поглаживая белое жабо.
— Думаете, мне привиделось?
— Нет… но мадам Сюзанна видела его в пасти крокодила, а она редко ошибается. Не самая заурядная смерть, согласитесь.
— Да уж! Единственная незаурядная вещь, которая с ним случилась в жизни.
Жозефина нервно рассмеялась — и, смутившись, осеклась.
— Может, она правда его видела в пасти крокодила, но он не умер? — предположила Жозиана.
— Думаете, он сумел вырваться?
— Тогда было бы понятно, откуда закрытый глаз и шрам…
Жозиана на мгновение задумалась, потом, словно вдруг что-то поняв, воскликнула:
— Так вот зачем вы искали эту женщину, Милену!..
Спросить, нет ли у нее каких-нибудь известий о нем?— Она была любовницей моего мужа. Если он нам написал, то ей наверняка написал тоже. Или позвонил…
— Я знаю, что она недавно звонила Марселю. Она часто говорит о ваших девочках. Спрашивает, как у них дела. Узнала у него ваш адрес, чтобы послать поздравительную открытку.
— Она чтит традиции. Я заметила, что таким вещам чаще придают значение, когда живут за границей. Во Франции об этом обычно забывают. Значит, у Марселя есть ее адрес…
— Он записал его на бумажке, сегодня утром мне показывал. Боялся, что забудет вам его дать.
Она встала, поискала на столике у изголовья кровати, нашла какой-то листок, взглянула на него и протянула Жозефине.
— По-моему, это он. Во всяком случае, это у Марселя были последние сведения о ней. Она ему иногда звонит, когда у нее какие-то проблемы…
— И вам это не нравится?
Жозиана улыбнулась и пожала плечами.
— Она хитрая девица… Вот я ей и не доверяю. Знаете, большие деньги всем к лицу… И мой плюшевый мишка в веночке из банкнот покажется прекрасным, как Аполлон!
На обратном пути — Филипп отвез их домой — Жозефина сказала, что ей очень понравилась Жозиана. Раньше, забегая изредка в контору Марселя на проспекте Ниель, она видела в ней всего лишь секретаршу — ну, сидит за столом какая-то женщина и жует жвачку. В придачу мать называла ее не иначе, как «эта грязная секретутка», — злобно, словно выплевывая каждый слог. Поэтому к образу манекена из приемной добавился другой: доступной, продажной, размалеванной куклы. А все наоборот, вздохнула она. Она добрая, мягкая, внимательная. Нежная.
Ширли и Гэри пошли прогуляться по кварталу Маре. Она возвращалась домой с Филиппом, девочками и Александром. Филипп молча вел большой седан. По радио передавали концерт Баха. Александр и Зоэ болтали на заднем сиденье. Гортензия тихонько поглаживала конверт с двумястами евро. Мокрый снег шлепался на лобовое стекло мутными кляксами, а дворники мерно и неотвратимо стирали их.
За окном проплывали озябшие деревья, увешанные яркими лампочками — рождественская иллюминация Елисейских Полей и улицы Монтеня. Рождество! Новый год! Первое января! Сколько ритуалов, сколько поводов украсить продрогшие деревья гирляндами! А мы — словно семья, которая воскресным вечером возвращается из гостей. Дети поиграют, мы приготовим ужин. Все только встали из-за стола, есть никто не хочет, но надо себя заставить. Жозефина закрыла глаза и улыбнулась. Даже мечты у меня такие супружески-добропорядочные, никакого порока. Скучная я женщина. Без всякой фантазии. Скоро Филипп вернется в Лондон. Завтра или послезавтра он поедет в клинику навестить Ирис. Что он ей рассказывает? Нежен ли он? Обнимает ли ее? А она? Как ведет себя она? И всегда ли с ними Александр?
Теплая, ласковая рука Филиппа легла на ее руку, погладила. Она сжала в ответ его пальцы — но тут же высвободилась, испугавшись, что заметят дети.
В холле они столкнулись с Эрве Лефлок-Пиньелем: тот бежал за своим сыном Гаэтаном с криком: «Вернись, вернись не-мед-лен-но, я сказал немедленно!» Он промчался мимо них, не останавливаясь, распахнул дверь и выскочил на улицу.
Они прошли через холл, вызвали лифт.
— Видал, какой встрепанный? — прошептала Зоэ. — А обычно весь из себя такой важный!