Через тернии к свету

Алексей Дмитриевич усмехнулся собственным мыслям. Выход был найден, настроение поднялось, и поэтому старик почти радостно отправился одеваться.

В райотделе старика в потертой куртке с тяжелой спортивной сумкой в руках приняли без особого энтузиазма. Алексей Дмитриевич не стал особо распространяться и сразу потребовал, чтобы его отвели к следователю. Дежурный втихомолку посмеялся над стариком и предложил подождать на замызганном развалюшном табурете, который жалобно скрипнул под стариковским весом. Так дед Леха просидел с полтора часа, потом дверь кабинета, на которой печатными буквами было написано «Следователь Сергиенко В.Г.», открылась, и на пороге нарисовался высокий симпатичный такой мужик. С первого взгляда дед проникся к нему доверием.

— Прошу прощения, — смело начал Алексей Дмитриевич, вставая с табурета, который, казалось, даже скрипнул с облегчением, едва старик убрал с него свой зад, — Вы будете следователь?

— Акатов Геннадий Власович, старший оперуполномоченный, — представился симпатичный мужик.

— Один хрен, — ляпнул дед и тут же прикрыл ладонью рот, — Извините. Тут у меня дело важное есть.

— Какое дело? — терпеливо спросил старший оперуполномоченный, и в глазах его промелькнула смешинка. Забавный был старик. Видно, что не бомж. Дело у него, понятно, важное. Небось, соседи достают. Но отчего-то жалко стало его прогонять. Пусть выговорится, авось, полегчает, а от него, Геннадия, не убудет.

— Давайте зайдем в кабинет, что ли.

Старик решительно подтолкнул Гену обратно в кабинет, сам зашел следом, прихватив огромную сумку. За столом сидел следователь. При виде старика с сумкой он удивленно приподнял брови, но ничего не сказал. Дед взгромоздил сумку на стол и дернул за молнию.

— Я, граждане, нынче в парке гулял, бутылочки, чего уж греха таить, собирал. В кустах вот сумку нашел. Думал, забыл кто. Любопытство замучило полез, а там… Вот, сами глядите.

Следователь Сергиенко вместе с Геной заглянули внутрь и дружно присвистнули.

— Ничего себе, — сказал Сергиенко и многозначительно посмотрел на оперуполномоченного. — Люди теперь в кустах забывают. Такое редко кто в милицию приносит. Что ж вы, дедушка, себе не забрали?

— Я честный человек! — театрально воскликнул дед и в душе похвалил себя за успешное представление. В порыве чувств он вытащил из кармана очки в роговой оправе и напялил на нос. Но через секунду снял и положил на стол рядом с сумкой. Не любил он очки, а носить с собой приходилось: зрение уже давно не то, что было в молодости.

— А если откровенно, — признался дед, — Была такая подлая мыслишка. Да только к чему мне такие деньжищи. Если б рублями — взял бы малость. А золото — это беда. Только я с ним в ломбард, так меня и убьют за это проклятое золото. В парке оставлять не хотел. Думаю, найдут наркоманы какие или детишки: порежут друг друга за эти побрякушки. Вот и пришел сюда.

— Вы, дедушка, кому-нибудь говорили про находку? — спросил следователь.

— Ни словечка. Даже дежурному. Сразу к вам.

— Отлично, дедушка, — ответил следователь, бросив короткий взгляд на опера, молча стоявшего чуть поодаль, — Теперь идите в соседнюю комнату, возьмите у секретаря бумагу и напишите заявление.

— А что писать-то?

— Все как есть, по порядку.

Алексей Дмитриевич подобострастно закивал головой и вышел, прикрыв за собой дверь. Очутившись в коридоре, он наконец-то вздохнул с облегчением. Словно камень с души свалился. Оказалось, все так просто. Теперь дело за малым — написать заявление и домой. Дед Леха медленно зашагал по коридору к соседней двери. Остановившись, он похлопал себя по карману, в котором обычно лежали очки, как вдруг вспомнил, что оставил их на столе у следователя.

«Вот растяпа», — подумал старик про себя и в сердцах ударил ладонями о бедра. Но без очков никак нельзя: глаза совсем уж ослепли, букв не видят. Так что придется возвращаться. Без особого желания дед Леха развернулся и побрел обратно к кабинету следователя. Остановившись у двери, он отметил про себя, что она на редкость обшарпанная, даже щели такие, что впору палец просунуть. До чего государство опустилось: здание милиции все равно, что бомжатник какой. Алексей Дмитриевич нерешительно замер у двери, переминаясь с ноги на ногу. Стыдно было возвращаться и немного страшно.

Дед Леха наклонился и украдкой заглянул в щель, но увидел лишь широкую спину в кожаной куртке. А неплохо менты одеваются, отметил про себя дед, и уже хотел было постучать, как вдруг услышал, как мужчины в кабинете тихо переговариваются. Дед замер, превратившись в слух.

— На вот, бутылку водки возьми, — это был следователь. Алексей Дмитриевич запомнил его гнусавый с хрипотцой голос. — Засунешь старику в карман.

— А может, отпустим его. Болтать он вряд ли будет, — это, должно быть, оперуполномоченный, — Да и кто ему поверит. Жалко старика.

— Жалко знаешь сам у кого, — буркнул следователь, — Тоже мне, Раскольников нашелся. Иди в школу литературу преподавать, если жалко. Ты знаешь, сколько тут золота? Нам с тобой за такие деньги столько пахать надо, а старик сам принес. И надо разделаться с ним, пока болтать не начал, а то ребята быстро пронюхают, с вопросами придут. Я тебе за грязную работу штуку накину.

— Обойдусь, — ответил опер, — Мне и своей доли хватит.

— Благородный ты наш. Смотри, как провожать будешь, расспроси поподробнее, где нашел, кого видел, с кем говорил. Чтобы без сюрпризов. Потом шею свернешь — тихонько, он и мучиться не будет. И с лестницы…

Алексей Дмитриевич почувствовал, как в глубине горячей волной разливается по жилам страх. Подлый, парализующий дыхание страх. Вот она — родная милиция. Не бомжатник — святилище подлости человеческой. Дед с трудом сумел загнать панику подальше внутрь и попятился к выходу.

У самой двери за ветхим столиком сидел дежурный. В мозгу деда лихорадочно вертелись шестеренки, подбрасывая идеи одну за другой.

— Сынок, — дрожащим голосом обратился к дежурному старик. Получилось вполне искренне: дед Леха едва держался на ногах от волнения. — Сынок, плохо мне. А лекарства дома забыл. Аптека далеко? Сбегаешь, я денежку дам…

— Ты что, спятил, старый? Я на дежурстве, мне пост покидать нельзя. Топай сам. Аптека прямо сразу, за углом.

Дежурный возмущенно покачал головой и брезгливо посмотрел в страдальчески сморщенное лицо старика. Но деду только это и надо было. Он прошмыгнул мимо дежурного и со всех ног бросился к остановке, где как он подметил, всегда стояло такси.

Запыхавшись, Алексей Дмитриевич подлетел к одной из машин с шашечками, и резво запрыгнул в салон.

— Побыстрее, сынок, — попросил он водителя, даже не спрашивая цену. Сколько бы тот не заломил — жизнь намного дороже.