Черкес. Дебют двойного агента в Стамбуле

— За что же такая награда? – спросил, не скрывая восхищения.

— За участие в спасении его Императорского Величества Николая на море и за счастливое избежание пленения его августейшей особы турками при следовании в Варну на фрегате «Флора» в 1828 году. Ну как, убедился? Теперь рассказывай.

Оставив последние сомнения, выложил все свою эпопею с англичанами, включая бредни Уркварта, свои опасения и предложения. Фонтон слушал спокойно, не перебивая. Потом стал, не стесняясь, переодеваться в какие-то обноски, показав знаком, что, мол, продолжай, не останавливайся.

— Дело ясное, что дело темное! Времени у нас в обрез. Нужно соколом лететь в Бююкдере, тебя там точно будут поджидать соглядатаи. Здесь, на стройке, их тоже, как клопов в проезжем доме. Рожу свою платком закутай и вот эту дрянь сверху накинь – авось, проскочим, – протянул мне какую-то накидку типа восточного халата. – На лодке договорим.

Почти бегом выскочили из полуподвала, пересекли строительную площадку, затем другую, третью, какое-то пожарище. Фонтон на бегу пояснял:

— Пять лет назад Пера основательно выгорела. Теперь тут все строятся. Европа наступает, скоро Гранд рю де Пера будет не узнать.

— Пожар способствовал столицы украшению…

— Не точно цитируешь. У Грибоедова Скалозуб говорит: «пожар способствовал ей много украшению». Грек, цитирующий «Горе от ума»… Да ты человек-загадка, Коста!

Я мысленно дал себе подзатыльник. Очередной прокол! Надо быть внимательнее, более того, вставлять в речь при разговорах с русскими всякие старорежимные словечки типа «доколе» или «всенепременнейше». В общем, по классике: паки-паки, иже есть херувимы, житие мое…

Мы выскочили на пристань.

— Мой каик, – указал Фонтон на остроносую лодку с гребцом. – Лодочник – человек надежный, по-русски не понимает, можно спокойно поговорить. Пойдем на двух парах весел. Эх, разомнусь!

Каик шустро выскочил из бухты на простор Босфора и устремился на север. Фонтон сел загребным, я на корме. Лодка неслась по волнам турецкой стрелой.

— Феликс Петрович, не в обиду! Как вы так легко мне поверили?

— Как ты думаешь, Коста, чем я на войне занимался? Зачем нужен драгоман при штаб-квартире? – я пожал плечами. – Я занимался допросами пленных, насмотрелся на разных за два года. Хорошая практика. Человека вижу насквозь.

Теперь понятно, за что ему орден дали. Видимо, немало услуг оказал мой спутник армейской разведке. А случай на море с императором – это, так, предлог, чтобы наградить, не привлекая внимания. Передо мной не иначе как русский резидент в Константинополе под дипломатическим прикрытием. Не чурающийся работы в поле. Ну, дела!

Быстро договорились о дальнейших шагах, о встрече с греком-драгоманом в кофейне на Гранд рю де Пера, об опознавательном знаке (чуть не сболтнул про журнал «Огонек» под мышкой), о правилах поведения в Посольстве после зачисления в штат.

— Никому не верь, Коста, среди посольских, особенно, перотам, – инструктировал меня Фонтон. – Это такие продажные твари! Хитрые, изворотливые, прожженные интриганы и мздоимцы! Они все местные, из старого генуэзского квартала. Кто по национальности, уже не разберешь. Все перемешались – итальянцы, греки, сербы, валахи... Зато языками владеют с детских лет и все ходы в Диване знают, кто чем дышит, кому какой бакшиш сунуть, чтобы дело решить. Но могут и за гинею продать. Поэтому будь осторожен и запомни мое правило: хочешь сделать хорошо, сделай сам.

Теперь понятно, почему он лично участвовал в моем захвате. Очевидно и другое: резидент и его руководство в Петербурге видят в англичанах своих главных противников в османской столице, им – особое внимание.

— Приближаемся! – предупредил лодочник.

— Сворачиваем к первому встречному перевозчику. Пересадим тебя, чтобы самим не попасться на глаза кому не надо, – пояснил Фонтон.

Пересадка на водное «такси», последующая перевозка моей тушки к причалу в Бююкдере и высадка на берег прошли штатно, без приключений.

Послонялся по променаду, нашел нужные виллы, все осмотрел, но мало что понял: через высокую зеленую изгородь много не увидишь. Привлёк так много внимания к своей персоне, что меня стал даже прогонять какой-то охранник. Пора возвращаться в Стамбул. Я недоумевал: зачем меня сюда вообще отправили и следил ли кто-то за мной или нет?

Уже темнело. Во дворе караван-сарая дежурно подпирал стену Ахмет.

— Дружище! – обратился к нему. – Мне нужно понять, как выглядят сады в Бююкдере изнутри, так сказать, диспозицию. Устрой мне встречу с Маликой, она там была и сможет все растолковать.

— Знаю я, какая тебе нужна позиция, – рассмеялся этот гад.

— А если так? – показал ему золотой.

— Так – это по-нашему. Ступай вниз в известную тебе комнату и жди. Там никого нет. Попробую все организовать.

Я быстро поднялся наверх, переоделся и, прихватив флакончик духов, бросился по лестнице в подвал.

Уселся прямо напротив двери и постарался придать лицу как можно более «свирепое» выражение. Никаких убедительных, веских и прямых доказательств измены Малики у меня не было. Но и никаких других способов, кроме того, чтобы изобразить это знание – тоже. Поэтому к «проницательному взгляду» и свирепой мине я добавил ещё оттенок «оскорбленного в лучших чувствах наивного, но достойного мужчины, достоинства которого не сможет поколебать даже преждевременная эякуляция в предыдущую встречу!»

«Возьму на понт!» – решило моё скудоумие.

Раздались тихие шаги, шорох балахона. И в ту же секунду стало понятно, что мой план сейчас полетит ко всем чертям. Лицо, помимо воли, стало терять всю упёртость сурового страстотерпца, все свое «достоинство» и с небывалой скоростью пыталось сейчас оставить себе только лишь выражение «наивности, смешанной с рабской покорностью». Я крепко сжал зубы и напряг мышцы лица, возвращаясь к задуманному образу.

Малика вошла. Увидела меня. Бросилась навстречу, сделав несколько быстрых шагов. Но, наконец, заметила мой взгляд, остановилась. Пристально смотрела.

«Мало того, что красива чертовка! Еще и умна! – пульсировало у меня в висках. – Она сейчас пытается понять: известно ли мне все или еще есть шанс?»

Зубы мои уже практически крошились от того, насколько сильно я их сжал, пытаясь выгадать еще несколько секунд, чтобы не проявить слабости и не отвести взгляда. И это все, на что меня сейчас хватало. Потому что вся моя плоть мне уже не подчинялась. Напрочь отказывалась подчиняться! Сердце выскакивало из груди. Все остальное тело единогласно приняло решение сердца и уже дрожало резонансом. Мне так и слышалось, как все системы моего организма, включая почечные пирамиды, уже недовольно ворчат, и почему-то с грузинским акцентом: «Хозяин! Заканчивай уже этот цирк! Уже мочи нет, эээ!»