Черкес. Дебют двойного агента в Стамбуле

— Не ожидал увидеть вас так скоро, – поприветствовал он меня. – Но рад, что вы улыбаетесь!

— В первую очередь, благодаря вам!

Старик поднял руки, стремясь указать на то, что его роль не так велика, чтобы принять такую похвалу и благодарность.

— О чем вы, господин? Я всегда рад вам помочь, чем могу. Что на этот раз? Уже не такое крепкое? – лавочник рассмеялся.

Я поддержал его смех.

— Совсем не такое! К другу иду на чай!

— Ну тогда... – старик чуть отошел в сторону, чтобы можно было рассмотреть забитые полки.

После недолгих раздумий прикупил короб со сладостями, которые любили греки во все времена – рахат-лукум и пастилу из айвы. Еще решил сделать сюрприз: взял самый мягкий воск, который нашелся в лавке.

Рассчитался, исходя из названной суммы. Сверху положил еще две монеты.

— Но я уже выполнил уговор! – удивился старик. – И взял сверху две монеты.

— Прошу вас, не обижайтесь и не обижайте меня. Эти жалкие две монеты не смогут выразить всей моей благодарности вам! – я чуть склонил голову.

Лавочник в ответ склонил свою.

— Моя лавка всегда открыта для тебя, друг мой! Мое имя – Тигран из славного армянского рода!

— Я рад, что перестал быть для вас господином, а стал просто Костой – другом Тиграна! – ответил я по-армянски, и глаза старика удивленно расширились.

Мы обнялись. Я попрощался и вышел на улицу, где меня поджидал Ахмет.

— Скажи, Ахмет, что сталось с Маликой?

— Что с ней сделается, с этой чертовкой? К мужу вернулась, как ни в чем не бывало. Нам до нее нет никакого дела.

Он не стал заходить со мной на территорию Гедикпаша Хамами. Лишь пригрозил:

— Из Баней нет другого выхода, грек. Здесь тебя подожду. Но если надумаешь как-то сбежать, найду и порежу на мелкие кусочки. Поверь, я мастер в этом деле, – для убедительности он сложил свои лапищи на кинжалах, торчащих за поясом.

Константин, как и в прошлый раз, встретил меня у входа. Я протянул ему корзинку:

— Принес тебе угощенье, мой друг. Найдешь для меня полчаса почаевничать?

— И я рад тебе видеть, грек, притворяющийся боснийцем, – улыбнулся банщик в свои шикарные усы. – И с удовольствием посижу с тобой. Пойдем внутрь или в мою келью?

— Сможем приватно посидеть? Отличная идея.

Константин повел меня в обход Главного корпуса с другой стороны, а не с той, где я три дня назад пробирался к цистерне. Между зданием хамама и боковой стеной, прилегавшего к нему дома, шел узкой проход, в который выходили открытые по случаю теплой погоды двери клетушек, где жили служащие бани.

Константин споро приготовил чай, и мы, не утруждая себя разговорами, просто сидели, наслаждаясь минутами покоя и традиционным десертом нашей общей Родины. Нам было спокойно и приятно быть вместе, колено в колено, и никуда не торопиться – истинное греческое времяпровождение, которое можно украсить разве что игрой в нарды.

Объяснил своему другу, как можно использовать мягкий воск: аккуратно нанести его на усы, затем расчесать их редким гребнем и закрутить кончики, если есть желание.

— Так делал мой дед, но за результат не ручаюсь – уверил я тезку.

Сослался на деда, хотя соврал. Ну не сообщать же, что еще не родившийся Спиридон Лазаревич годился бы ему в правнуки. От подобных мыслей можно было и самому свихнуться.

Спросил и совета, как понять сцену с чумой в подарок?

— Обычная шутка местных ханум, причем адресованная иностранцу, от которого не ждешь угрозы или обвинения в неподобающем поведении.

Я еще раз задался вопросом: так ли случайно наше свидание с Маликой, если она не побоялась открыть мне украдкой лицо? Хотелось её снова увидеть. И не только...

Что может заставить женщину снова рискнуть своей честью? Конечно, подарочек! На это все дамы падки, а восточные – особенно. А у меня есть, чем угодить боснийке – мой трофейный флакончик духов. Но не стоило лезть в подземелье в своем чистом наряде.

Тут Константин вовремя предложил:

— Может, вернуть тебе твои старые вещи? Их не выбросили, а постирали и заштопали. Вполне подобающий греку наряд. Вот только туфли нужны синего цвета. Принести?

— Я бы и от нижнего белья не отказался. И еще что-нибудь взял – не такое бросающееся в глаза, как белая рубаха с красным кушаком и доломан.

— Посиди тут, сейчас принесу.

Константин притащил целый ворох одежды и пару туфель. От денег категорически отказался – какие счеты между друзьями. Предложил переодеться прямо тут, в комнатушке, все нужное сложить в большую наволочку, ненужное оставить на лежанке и не забыть с ним попрощаться у главного входа, если его не утащит в хамам какой-нибудь щедрый клиент. На всякий случай, мы обнялись как старые друзья.

Стоило ему удалиться, я скинул свой боснийский наряд и снова стал греком.

Без проблем проник в лаз. Печники снова были заняты своими делами и внимания на меня не обратили. Я даже умудрился в полутемноте, используя слабое подобие освещения – от солнечных лучей, пробивавшихся через расширенный моим телом лаз, – разыскать кедровую коробочку и забрать из нее флакончик.

Никем, как я надеялся, незамеченный вернулся в Константинову келью, прихватил тюк с обновками и вышел на улицу. Ахмет меня не узнал и был искренне удивлен, когда я хлопнул его по спине, подобравшись сбоку.

— Украл? – сурово спросил он.

— Разжился по случаю, – ответил неопределенно: пускай теперь гадает. – Идем обратно.

В хане нас ждали.

— Где вы ходите? – зло спросил Стюарт. – Идем со мной, Коста, с тобой хотят поговорить.

Отдав Ахмету свой тюк, я двинулся за человеком-акулой, который снова устремился в подвал, в свое шпионское кубло, на конспиративную квартиру.

В той же комнате, где меня пугал Стюарт – рыбий глаз, за столом сидел невысокого роста мужчина примерно моих лет с очень усталым лицом, какое бывает у близоруких людей, стесняющихся очков. В невзрачном мятом пиджаке, он совсем не производил впечатление человека, взбаламутившего Кавказ и устрашившего Лондон своей энергией. Но сомнений не было: по той почтительности, которую ему оказал Стюарт, было ясно – передо мной сам Дэвид Уркварт, великий и ужасный демон Кавказа.

— Подождите, пожалуйста, во дворе, Гильберт: мы поговорим с молодым человеком наедине. Вы к нам присоединитесь попозже.

Стюарт вежливо склонил голову в поклоне и вышел.

— Я узнал вас, Варвакис, хотя вы меня помнить не можете. Вы вывозили меня, раненного и всего в бинтах, с Хиоса весной 28-го года. Там же погиб мой старший брат Чарльз Гордон, полковник, мир его праху, из славного рода Аркартов. Вы можете не доверять людям, подобным Гильберту, но только не мне – я кровь проливал вместе с вами и вашими соотечественниками. Не стоит морочить нам голову вашими сказками о шпионстве, я видел вас в деле. Вы – патриот своей родины, что бы у вас ни случилось потом с некоторыми руководителями восстания. Увы, греки, стоило им победить, тут же принялись сводить между собой счеты, вместо того чтобы сплотиться. Быть может, поэтому я отошел от дела революции и нашел здесь, в Стамбуле, новых друзей.