Черкес. Дебют двойного агента в Стамбуле
Шрифт:
[1] Выражение «О’кей» появилось позже. Видимо, Стюарт решил, что от американцев можно ждать любой странности.
[2] Принцип легитимизма был установлен Венским конгрессом в1815 году. Следование этому принципу, придуманному Александром I, препятствовало долгое время России вмешаться в Греческое восстание.
[3] Официально термин «Большая Игра» приписывается Артуру Конолли, английскому разведчику. Но само словосочетание, мы уверены, могло применяться в битве разведок и ранее.
[4] Вопрос об участии английского кабинета в издании «Портфолио» – первого печатного издания, приоткрывшего завесу над тайной дипломатией – остается до сих
Глава 8. Игра начинается.
Арба двигалась не спеша, хорошо если со скоростью неторопливого пешехода, подпрыгивала на неровностях, скрипела так, что, казалось, вот-вот рассыплется, с трудом вписывалась в повороты. Как ей удавалось маневрировать в тесных стамбульских улицах и не застрять у какой-нибудь лавки, хозяин которой нагло занял товаром проезжую часть, оставалось лишь недоумевать.
Но мне было не до разгадок тайн стамбульского трафика: я задыхался. Солома лезла в глаза, рот и нос, колола щеки и зажмуренные веки, пыль раздражала носоглотку. Если бы мою голову не придавливала бы чья-то тяжелая рука, разбил бы лицо в кровь на первой кочке.
Колеса застучали по дощатому настилу, потом дорога ощутимо пошла вверх. «Мост галатский проехали, теперь в Перу поднимаемся», – догадался я. Противно запахло старой гарью.
Арба остановилась. На меня накинули что-то плотное, затем споро завращали – в мгновение превратился в подобие гусеницы. Мой кокон вздернули. Я поплыл по воздуху, с ужасом понимая, что воздуха все меньше и меньше. Расчихался, из глаз брызнули слезы.
В полуобморочном состоянии даже не сообразил, как меня бросили на пол и освободили из тонкого ковра-покрывала. Я продолжал чихать и тереть глаза. В лицо плеснули водой, стало полегче.
Проморгался. Оценил диспозицию. Какое-то помещение в полуподвале с мутными стеклами почти у потолка, в арочных окошках с переплетами. Группа неулыбчивых мужчин в странной смеси турецкой и европейской одежды. И тот самый тип в черной феске, что преследовал меня и англичан по дороге из хамама.
— Ну, что, Коста Варвакис, нашлись на тебя методы? – спросил он по-русски с легким акцентом, презрительно щурясь.
— Вы кто? – с трудом ответил я вопросом на вопрос.
Черная феска удивленно присвистнул и перешел на турецкий:
— Голову по дороге отшибло? Мы пероты, нас весь Стамбул знает. Вопрос в том, кто ты? Не то беглый русский матрос, не то грек, не то босняк, любитель маскарада?
— Пероты? Жители Перы?
— Потрясающая проницательность. Повторяю вопрос: кто ты?
— Кто я? Человек прохожий, весь обшитый кожей, – нагло ответил по-русски. – Где мы?
— Не догадался? – хмыкнул «черная феска». – Ты в русском посольстве, вернее, в его прообразе.
— Почему в прообразе? – искренне удивился.
— Почему-почему? – передразнил меня этот тип, уже откровенно меня бесивший. – Нету пока у посольства своего дома в Константинополе. Доделка флигелей идет. Со следующего года основное здание будут строить. Но ты надоел своими вопросами. Я спросил, кто ты? Что задумал с англичанами? Почему на встречу с тобой примчался сам Уркварт?
Чтобы придать ускорение моему желанию отвечать, он резко пробил ногой мне в грудь. Я задохнулся от боли, опрокидываясь на спину. Но и сам лягнул его в щиколотку в ответ. Перот зашипел и снова
замахнулся.— Притормозите, ваше высокоблагородие, – остановил его какой-то старик, появившийся в поле зрения. – Негоже начинать с тумаков разговор с соотечественником – даже с предателем.
— Я не предатель и не русский беглец! – я ощерился зло и, смахивая с лица остатки соломы, добавил. – Разговора не будет, пока не пойму, кто вы на самом деле.
Спутники «черной фески» громко заржали, но тут же заткнулись, когда старик властно взмахнул рукой.
— Я помощник первого драгомана Российского посольства в Константинополе, Антуан Франкони. А человек, которого ты столь опрометчиво пнул ногой, важный чиновник благородного происхождения, из потомственных дипломатов. Был бы ты дворянином, тебя бы вызвали на дуэль. Но ты всего лишь стамбульское отродье, что крутится, где не следовало бы, и якшается с нашими врагами.
— Разрешите представиться: драгоман Посольства, бывший чиновник при главной квартире генерал-фельдмаршала Дибича, Феликс Петрович Фонтон, – шутовски раскланялся мой обидчик.
Только сейчас я сообразил, что мы, считай, ровесники.
— А русских среди вас нет? – все мои собеседники скривились, как среда на пятницу, от моего вопроса.
— То есть кавалер ордена Святой Анны 1-й степени тебя недостоин? – весело спросил Фонтон. Он удивительным образом переменился, стоило ему сбросить маску.
— «Анна на шее»? – вспомнилось мне. Один из высших орденов Империи – это серьезно, тем более, 1-й степени. За какие же заслуги Феликса Петровича отметили?[1]
— Почему на шее? Звезда носится на правой стороне груди, крест на ленте – на правом боку, и то лишь в особые дни, – удивился Фонтон.
Я все никак не мог избавиться от недоверия к этим людям. Вдруг это очередная проверка от «рыбьего глаза»? Но орден… Такая импровизация может выйти боком ее устроителям. Международный скандал с привлечением высших лиц Империи.
— Орден покажете?
Полуподвал сотряс дружный хохот.
— Феликс Петрович! Нуждаюсь в приватном разговоре, совершенно секретном! Тет-а-тет. И орден ваш мне нужен не любопытства ради, а для понимая, насколько можно вам доверять.
Фонтон внимательно меня разглядывал несколько секунд:
— Лягаться больше не будешь? – я отрицательно покачал головой, и он подал мне руку, чтобы помочь подняться. – Ну, пойдем.
Мы прошли в конец помещения.
Фонтон приоткрыл дверь, приглашая меня пройти внутрь кабинета, заваленного папками, книгами и даже одеждой. На спинке стула небрежно пристроился полукафтан темно-зеленого сукна с матовыми белыми пуговицами и красным воротником-стойкой[2]. На столе лежала перевернутая фуражка, белые перчатки и небольшая шпага в ножнах. В углу комнаты – аккуратно застеленная узкая койка.
— Живем как в ночлежном вертепе, – пожаловался Фонтон. – Помещений не хватает. Часть посольских загород съехала, часть пока обитает в доме у братца того старика, Франкони, другие квартиры снимают у местных. А я вот сюда перебрался, в первый готовый флигель под крышей, отсюда мне удобнее делами заниматься. Новосел, можно сказать.
Он открыл шкаф у стены и вынул вешалку с мундирным фраком. На правой стороне тускло поблескивала серебряная звезда с медальоном в середине, в его центре – красный крестик. Я уже и без ордена понял, что это не подстава англичан. Одного взгляда на обстановку комнаты и небрежно разбросанную форму было достаточно, чтобы исключить эту мысль.