Черная Принцесса: История Розы. Часть 1

– Все… под контролем… – не отрывая своего же внимательного и серого взгляда от ребят, ответил ему мужчина, аккуратно и пошагово заходя за спину Егора и готовясь же в любой момент и в случае же чего брать тут же все и в свои руки. А даже и тем более самого парня. И отдирать же уже его и от другого. Стараясь так же аккуратно разогреть и утеплить, высветлить окружающую обстановку. И что ни говори, а полуночное солнце справлялось с этим куда лучше обычного – не перегревая и не переохлаждая излишне.

– Многострадальная моя шея… – взвыл Влад. Но скорее же только для вида. И чтобы все же уже дружно сжалились, отстали от него и отпустили восвояси. А и точнее же – в свою комнату. Не только еще и покурить, но и именно же уже выпить. И знатно! – В лодке, да… И все еще с собакой! Но и благо же еще без велосипеда… На нем ведь катаются только медведи… бедняжки… ведь их же с нами нет. Как и его! Да и на кой он вообще нужен и в лодке-то, так еще и на необитаемом острове затем, правда? На нем же неудобно нарезать круги и резать волны… а и тем более в разрезе все того же ведь песка. То ли вот дело кукуруза и ее поля… Такой ведь себе выбор единственного предмета… как и НЛО. Не телефон ведь… и с единственной же в мире песней «Какао». Это же тебе, знаешь, не… это. Ха! Не голову же и в пасть тигру же засовывать, чтобы не столько и развлечься в открытом море… или океане… более без ничего и никого… сколько и узнать наконец: «Что же такого в этой самой жизни… Ни»!

– Эй! – Насупился Никита, скрещивая теперь уже и сам, и как Егор же совсем недавно, руки на груди.

– А может, в этот раз я и не про тебя? Хотя, да… ты же так велик и не выбрал. Да еще ведь и волосато-полосатый… Фиговый из тебя тигр в общем, знаешь… Как и пила… Да и как собственного же говоря и топор… Нет! «Пила» и… Топор. О как… Понял, да? Можно и в ту и в другую сторону… как и букву… а смысл все останется тем же! Может, спиннер пока подойдет? Начни, правда вот, пока и… с него! Ну а если… и вдруг… не получится… не всем же в конце концов и вскрывать, кому-то ведь надо и вскрываться… в смысле, картами и… на бочку – всегда же можно вернуться к фрисби, бумерангу… да и там уже и вовсе же… и ей же докинув… доползти… в обратную же сторону… и до палки… хоть и под крик же все еще «апорт», а не «лежать и… еще больше». Куда уж, да? Уф… Ладно! – Усмехнулся рыжий, где-то на задворках уже и исполняя же песню «Трава у дома». И не столько же от самой невесомости как и отсутствия же гравитации, сколько и из-за небольшого и все-таки же удушения как и малого же в темноте же чего притока кислорода в мозг. – А не кажется ли… и тебе… да и конкретно же… Ксан, что уже и… как бы так сказать-то помягче, да и как ты же сам до этого и мне же самому и культурно… перебор с выбиванием дерьма из него же – посредством только лишь еще большего развязывания рук… по всему же и всем? И это же я уже не только про и за себя… Потому что мне вот например, если тебе вдруг интересно станет… если и уже не стало… уже и не кажется же, что да. Ведь время-то прошло… пусть и немного… но и все же… а он все еще на других бросается, говоря же еще ведь при этом, что и никак не… бьет… и да, ее… и физически… но и не любит еще ведь, засранец, решив не пройти сразу и по всем же неправилам… хотя и это ведь, как и то, тоже ведь в теории… когда же на действиях и практике – совершенно иное и это же все само никак не подтверждая… а и только же еще больше опровергая… так еще же и из первой, любой, это все д… дело и как-либо же выбивая! Хоть и не из чего и нечего еще, как и не из кого же, уже по сути-то… И да… прошлое, конечно, прошлым… и рознь… но и это ведь уже явный перебор! Ох… Синяков только не оставляй, ладно? Слышишь?.. Его-о-ор! Засосы засосами, но это… И еще же от тебя… Такое, брат, никакого натурального мужчину не красит! Понял, да? Нет? Ну… Мужчина и мужчину… не красит… Шутка-шептунчик! Не для масс… Как и я же сам – не для вас.

– Я поступаю с ней так, как считаю нужным… и мне! – Рявкнул Егор и еще сильнее сдавил руку на его шее, равно как и прижимая все тело к лестнице. – Звучит ужасно, не спорю! Но и ты должен понимать, что Ксан не стал бы молчать, как и стоять же в сторонке в случае чего… В случае же все того же: перебора, эксцесса или чего-то еще более экстраординарного… Да и я ведь сам не монстр, как и он же, чтобы так бездумно ее же и мне на поруки отдавать! Она же – его дочь. Какая-никакая… Как ты и сам сказал ранее. Как и мы же его – сыновья. Чего уж и греха таить… Я не перегибаю палку. Не перегибал и перегибать же не собираюсь… А вот ты… и конкретно же сейчас и со мной… да! Что за херня с «тату»? Моей… Твоей двойной… Как это, черт тебя же дери, еще и связалось-то… связано с Софией? И что это еще за?!.. «По-розовски»?

– В том-то и дело… – прохрипел Влад и закашлялся. Не столько же еще и чувствуя, сколько уже и прямо-таки ощущая как еще немного и пусть не розы, но и все те же цветы, что за его же спиной и кое-как же их напоминающие, приобретут обратный процесс – и из черных же станут красными: от его же все крови и разорванных легких через разодранную же спину, как и от силы же, с которой сам блондин его к ним прижимал и не просто же прижимал, а еще и елозил им плюс же ко всему время от времени, буквально что и натирая же его как на терке, – … что уж говорить о красной. Эх… Я бы так не поступил… Не с ней! И ты же понимаешь сейчас, о чем-ком я в действительности и между строк же, на самом деле: да. Но почему-то и не принимаешь же… до сих пор. А я лишь об этом и той, другой говорил… и как ты быканул же… разрешил… и выбивать из нее – не ее. Что и как как раз же делаешь и ты же сам! Не выбивая же… Не физически. Стучась и достукиваясь… И лишь морально!

– Ну так и в чем же тогда действительно проблема? – Дернул его к себе блондин и, почти же что врезавшись, впился своим полностью черным взглядом в его же почти что и так же, но и все же не совсем еще, потемневший янтарный. Раскрывая вокруг них тут же и четыре же средних своих черных крыла, окутывая их обоих ими тем самым и пряча же в них же как в кокон от всех. Полностью же еще и прибирая как рваные концы самих перьев, будто вставляя их друг в друга как пазлы и в пазы, так и серо-синий и зеленый отлив их, все ведь серьезно, оставляя разве что и костяные черные рожки наверху, опять-таки потому что уже и не до каких шуток, как и извне. – Да, не спорю, я не лучший в этом – только недавно ведь начал и… Опять-таки же, повторю: «полгода – это не срок». А и особенно там, где она только еще больше лезет и сама же меня на себя провоцирует… Неразумно… Необдуманно… Глупо! Но будто бы и… специально. Не зная, но… и догадываясь. Принимая же все это как за чистую монету и перенимая… на себя же. И где-то же лишь только подсознательно – еще и для меня. Не как и все вы… Решившие вдруг, что измена с кем-то, а именно же и с тобой, лучший иллюзорный тренажер… тренажер силы воли и характера… еще же иначе широко известный и в узких же кругах как: боль! Что и, как ты правильно же ранее выразился, должен был выбить из меня все это… прошлое… и в кратчайшие же сроки… Как и злом на зло… Ненависть за ненависть… Да и в мире же, где времени скорее нет, чем есть. И где же оно чуть более эфемерно… А уж и в разрезе-то нас… Где забыть не забудешь и убиться не убьешься! Только если сам, совсем и без права же на что-либо после… Да и подавно… Но и где ты же еще сам, говнюк, сваливаешь… так и не объяснив же свой хренов… хреновый и как никогда… поступок… в туман и на целых же… полгода! С редкими лишь перебивками-появлениями и весточками же с фронта… через того же все Ника. А теперь же вдруг появляешься и еще же предъявляешь мне за мои же все попытки не убить ее… себя и всех… и в этом же всем еще всеобщем беспределе: «Егорка ведет себя крайне несправедливо и неподобающе». Несправедливо… Конечно. А справедливо и ты вот смотался, решив, что не сможешь держать язык за зубами? Мы, может, тоже не могли… но нам отчего-то же и все же пришлось – ведь было надо. Да и хоть кому… Да и странно же было бы, не считаешь, если бы мы все дружно смахались, и только бы ей в глаза не смотреть?! Конечно, несправедливо! Но и мы ведь пытались… Мы молчали… Мы, блять, выживали! А ты же так легко унесся, просто-напросто поджав хвост… И прикрывшись же еще ко всему своим же собственным языком без костей… лишь и с помощью же все того же Совета. Не думал остаться и на себя меня принять, трус?! В этом же и весь смысл-то был по итогу, нет? На тебя же я должен был все это спустить, а не на нее! И как тебе теперь твои, а, «Слон и моська», «Лев и собачка» на наши же все будни, м? Которых, может быть, и не было бы – рассказал бы ты сам мне все это… и сразу. И если бы не вообще, то и не так и не с той, во всяком же случае. Ведь в отличие же все от той самой правды – от этой уж нам точно бошки бы не сняли и… все же еще они! И да, конечно, за себя бы того я вряд ли бы здесь и конкретно же сейчас отвечал… но и как приятный же бонус мне… и к твоим же пробудившимся из ниоткуда совести и морали… только тебе и… лично же я! Не трогая же более ни-ко-го… Так и что же теперь – ушедший и неживший или оставшийся и выживший: кто, на самом деле, и из этих же двоих-нас сделал Софии хуже?

Глухой хлопок. И вместе же с чуть отпрыгнувшими от них Александром и Никитой назад и уже отлетает Егор, тут же складывая и скрадывая крылья, возвращая же себе и свой же цвет глаз, вместе же и с тем как и прижимая же к кровоточащим ушам обе свои ладони. Озлобленно смотря на раскрывшего же, в свою очередь, и четыре уже своих средних черных крыла с такими же рваными концами перьев и ударившего ими его же по первым Влада. Что и без какой-либо гордости, как и без предубеждения, явил тем самым всем и вся оставшиеся же кое-где свои и белые перья, где еще наполовину, а где и частью и лишь самыми кончиками с сине-фиолетовым и розово-фиолетовым же отливом, переходящим и словно бы даже перетекаю-переползающим, как и самый настоящий же хамелеон, в зеленый: лишь на концах первых рядов перьев, до середины и вторых, а к последним рядам и вовсе же целиком. С костяными же черно-белыми и ближе все же к черному рожками наверху.

– Наконец-то… Да, конечно! Я виноват… И виновен. Каюсь! – Покривлялся Влад и поклонился до что и ни на есть черного пола, коснувшись его еще и левой рукой, держа правую же у сердца, и ехидно сощурил черные с тонкими белыми кольцами глаза. – Признаюсь и сознаюсь… Да. Оставил кое-что за собой. Но и не из вредности… Из принципа! Принципиальный и гордый, знаешь… Ага! А ты – стрелочник, которых еще поискать. И ведь еще и не найдешь, ведь и даже хоть и как я этого сделать ты не можешь… Без малого! Вместо того же чтобы взяться за голову самому и прекратить же так же все это… Опершись и на то же все время, что безвременно. И где вечность не вечна. А бесконечность и подавно… И где ты задоишь себя и задрочишь же скорее, чем и сдохнешь… Зарубить же все и вся на корню. Выкорчевать и сжечь дотла. Да и чем быстрее же – тем лучше… Вновь ведь рассусоливаешь и губы дуешь: «Никого рядом нет, музы нет…». Истинный творец! Достойный и своего же творчества… Как и своих же творений. Никакого и никаких! Где и если художник еще от слова «худо», то ты в таком же вот случае от «твор»? А и скорее даже: «тварь». «Грустная» еще же – ко всему. Или там «сука» была? Неважно… Ведь ты и так понял! Но давай же, конечно, да… Рассказывай же теперь и дальше свои сказки… До Ксандера ведь все равно не дотянешь – у него это лучше всех всегда получалось и до сих пор же получается! – Рявкнул он и взглянул на мужчину вновь стоявшего же за спиной Егора, только теперь еще и с таким же непониманием в серых глазах, как и сам же блондин до него и ранее. Но и со своим же еще тихим шоком, как и громким же ужасом от всего произнесенного же Егором до и, как видимо еще теперь, подтвержденного же следом и после него же самого лично же уже Владом. А и только лишь затем – и от всего же происходившего и происходящего до сих пор вокруг и внутри же каждого из них в общем. – Что, пап? Тоже считаешь меня бегуном? Не хочешь и узнать: «Как я провел… это?». Это вот… все! Боясь и трусясь… Или мне, как в школе, колледже или универе эссе на тему сдать? Заодно рассказав еще в нем и про осень… зиму и… весну! Не полностью пока, да… Но и все же! И про то, как я шлялся незнамо где… А Егор же все и в это же самое время оставался… и остался здесь. Умничка-разумничка какой, а! – И резко же глянул, вернув взгляд, вновь на названного же собой. – Но ведь и никак не странно. Символично и… со смыслом. Ведь кто же всегда у нас козел отпущения? Владик – козел отпущения! А если его вдруг и нет – значит, София. Так получается, да? Л – ло-гика! А чего себя-то… вот… забыл? Запамятовал? Конечно… Себя-то куда жальче… Что уж говорить и об отражении… Зеркале! Мы… вон… лучше на девчонку все перекинем, да? А она уж пусть сама и как хочет, да так и трах… крутится с этим… И в этом! Сбросим всего себя на и в нее и подорвем же все это к чертовой матери! Поизгалявшись же еще на славу перед этим… Я его не остановил. Рядом не был. Она под руку лезла… Не виноват, да? Она сама пришла! А где же здесь ты, м? Где хоть раз в этом и ты был?! Нигде. Ведь… Отпихнул ее, да? На поруки Розы совсем отдал… Хорошо! Хорошо-то как сразу стало, да?! С глаз долой – из сердца вон. – Покивал парню и за него же сам он, готовый уже и не отплевываться, а именно же плеваться. И именно же ядом. А ведь хотелось бы еще и чтоб с кислотой. Ведь в себе держать все это ему становилось все труднее и труднее с каждым разом-словом. – Или что? Я один параллели вижу и могу их провести? Как и красные нити! Алые и… кровавые. А может, уже даже и запекшиеся… Черные. Вон… Не хуже и «тату»! Спрашивал же, Егич? На! Получи и распишись… за гранату… фашист ты проклятый.

– Это было решением Сергея… – вступил и вступился же хоть немного и за блондина перед собой сам Александр. Подходя же к нему все еще постепенно и осторожно и еще же чуть ближе, тут же кладя и свою правую руку на его же правое плечо. Давая тем самым понять, что он действительно рядом. Но и не только же ему одному – в качестве же поддержки и опоры. Но еще и другому и напротив, если тот все же решит напасть и в ответ – что левая же его рука еще свободна и готова отражать. – Да как и самого же всего Совета! Ты и сам это прекрасно знаешь… Да и помнишь! Как и то, что она – ее куратор. И первый, главный опекун.

– Ой, ну вот только ты здесь еще и не пылил, да?! – Фыркнул рыжий и, решив более не тратить энергию ни за что ни про что, коей и так же уже мало было и за весь день, спрятал крылья и вернул себе свой же цвет глаз, пару раз тряхнув руками и сморгнув же глазами. И теперь лишь со спокойным скепсисом смотрел на то, как мужчина развернул блондина к себе, что-то проговорил только же ему и явно же успокаивающее, приводящее в себя с пару секунд, озаряя его еще и своим светом при этом и не только же своего же знания и понимания, принятия, но и в принципе же светом с солнечным жаром и парниковой сухостью воздуха, хоть и темным же, демоническим в каком-то понимании и смысле при этом же, как и каждый же из них здесь, полноценно и чисто или грязно, но и с большим все же перевесом, после чего направил же уже его и к Никите. Стоявшего все это же время молча, чуть в стороне и отдалении от всех, не влезая же до конца и во взрослые баталии-разборки, зная же и свое место в них пока, как и то, что оно и не только же по какую-то из рук самого мужчины, в данном же случае – левую. – Ты ведь тоже присутствовал при этом – вынесении ей и не только же ей того приговора! Как и при заключении же договора меж нами и… всеми! Вместе же и с Женей… И что? Как оно? Сберегли от меня? А от него? Как и от нашей же с ним общей правды! А от нее? Ведь просто… и ежели что… у нее куда больше причин, чем у самого же Николаева, чтобы вытрясти из Софии душу… Да и чем же у самого Егора! Возвращаясь же вновь к чужому дерьму… – и тут же неприятно и неприязненно скрючился, переводя тяжелый и долгий взгляд в сторону почти уж и зажившего блондина. – И не мне же вам рассказывать, а точнее и напомнить, да и показывать, куда уж там, какая же все-таки основная… Но могу накидать подсказок! Хотя вроде только у меня недавно и временно же кислород был перекрыт и мозговая деятельность прекращалась, если и не вовсе же отсутствовала… адекватная… Та, из-за которой я только же сегодня и вернулся. И только же сегодня ее увидел… И только же сегодня, блин, с братиком наконец разобрался – что и действительно же к чему! И ведь один же только фиг знает: «надолго ли все это?». А вдруг его и снова перемкнет? И все же ведь… заново. Ведь он так и не признал свою вину: что до, что и… сейчас. А все почему? По трусости же! С «приветом» же все еще от своей слабой, но и все такой же ведь нежной душевной организации… Но и уж в чем-чем, а в этом… я ведь, правда и точно, его не виню! Виню лишь в том, что сильным-жестоким-жестким пытается до сих пор же казаться… при всем же вот этом… вместо того же чтобы просто одновременно и сильным же внешне и… только же чтобы сберечь то свое и внутри… так же просто же быть. Как и жить. Притворяется ведь… Но делает же этим хуже лишь себе. Как и когда же лишний раз обнародует чужие грехи и пороки – с желанием лишь только до своих подольше и вовсе же не добираться… И кто же из двоих– нас бегун тогда и в таком же вот случае: тот, кого выслали и заставили бежать из-за правды или же тот, кто выслал сам себя же и заставил бежать изо лжи? Лжи же все еще своей, не моей! Моя ведь свое дело на то время, да как и до сих пор же, уже сделала – его же. Обратив ведь его же все внимание на всех, кроме себя. А он же и на радостях, никак ей не прекословя, еще и посчитал же, что проблема во всех, но и только же лишь и не в нем самом… Полгода – отговорка, а не причина! И даже в сравнении же со всем тем, что было до… – и тут наконец он прервался, не только уже и почувствовав, как и до, но уже же прям и ощутив, как вновь меняется вокруг них атмосфера и все будто бы темнеет перед штормом. Вместе же и с самой морской водой, поднимающей уже со дна мелкую гальку и тину с водорослями, и готовой же уже вот-вот отходить-отливать, чтобы затем стать цунами и прилить же как не в себя. Но уже ведь не мог до конца и остановиться: либо сейчас же – либо никогда. Ему ж, Егору, еще и обмозговать это будет потом нужно. И да, пусть все вновь же как и всегда упиралось во время. Время, которого и так фактически же не было, так еще же и у них самих почти не осталось. Такой парадокс. Но и лучше же он скажет все здесь и сейчас, сам, как и хотел же кое-кто от него ранее, и будет получать от него же в процессе, чем и сам же ему еще и подмажет, раздирая себя и свой монолог на еще большие кусочки, только сбиваясь же с каждым разом все больше и больше, продлевая тем самым свою над ним и его же над ним самим соответственно и в дальнейшем пытку. – Можно же ведь было вполне и за полдня справиться… Если захотеть, конечно! Все-таки и ты нечеловек, чтобы временем разбрасываться. Хотя казалось бы, да: «кто еще и умрет-то быстрее»? Но в том-то ведь и дело! Не легче ли избавиться от всего и сразу, вместо же и того чтобы тянуть с этим… вечность?! Я и так же, считай, эти же полгода просто выбил для тебя… и с барского же все плеча. И буквально же ведь: выбил! Как и пусть и почти же, но и то… самое… из тебя же. А ты же вот все и… никак. И да, мог бы, конечно, и больше постараться, но и, как ты же сам, я тоже подзадержался… – и вновь сморгнув, как и слегка встряхнувшись, будто отойдя от наваждения недоиллюзии, вновь воззрился же, но уже и на всех. – Да! И к теме, конечно же, «тату»… Вот где время-то и где оно и на самом же деле утекает… Но было же и еще кое-что перед ним – где я и учуял… Розу! Буквально. И да, это уже все и конкретно же к вопросу: «по-розовски?». София же хромала при мне, Егор! Как и порыдала же довольно-таки хорошо, в кавычках же, до этого… до нашей же с ней встречи. И точно же не от ветра! По– розов-ски! Не по-му-че-ни-чески. Хотя, конечно, и опять же как именно и кому понять это самое же слово… Как и предназначение! Правильно или… нет? Как и то: «что такое хорошо-плохо?». От Софии же несло ею так… что я думал она кровью истекает… как и я же после… но а та часами и… ранее. И если я же еще и изнутри… то с нее будто кожа снята была… или продырявлена же настолько изнутри и наружу… насколько это прям ведь и слышалось!

– Ты в этом уверен? – Пошатнулся на месте сразу Никита, как только и тот же закончил говорить и, нахмурившись, вновь бросил цепкий взгляд ярко-желтых глаз на левое запястье Влада. Мешая и замешивая параллельно ко всему же имеющемуся вокруг них неоднозначному спектру запахов еще и своей розовой душистости. Как и кислоты: то ли только начинающего и закисающего, то ли уже закисшего молока. С горечью же выстоявшей долгое время под солнцем сахарной ваты. Казалось, только сейчас же наконец начав воспринимать все это куда серьезнее, чем было и есть же, на самом деле. Чем и было же до, по крайней мере. Не обретя же в этот самый момент в Егоре и какой-либо поддержки: опровержения или подтверждения. И вновь встал ровно, перестав качаться.