Черная Принцесса: История Розы. Часть 1
Шрифт:
«Женщина с иголочки». И с их же сталью вместо костей… Со сталью и вместо же всего: стержня… тканей и… крови… Что в жидком да что и в твердом, газообразном состоянии… И в расправленном или же нет виде… Вместо и нормальной же радужки глаз! Вместе и в смеси же с хлором… Будто и робот же в коже. Еще и нестареющий же, ко всему. Хоть и с душком…
И скажи же мне теперь: «Что такое хорошо, а что такое и плохо? Что за здравие? А что и за упокой?». Ведь она же мне этого не скажет и не расскажет… И никому же ничего она не должна! Тем более – и в этом же конкретном разрезе. А что уж говорить за родителя и учителя. Ведь в ее же собственном разрезе и понимании все
В общем! Только представь… Пересчитываю я все углы и твердые поверхности… всю и мебель… квартиры. После очередного же «неуда», «удовлетворительно»… «прогула» или сна на уроке… паре… «не поведения»… После и невозможности же выучить без нее да и как с ней же ее же все предмет… И ее непосредственно же вызова! Она же тратит свое время на меня… Так еще же и дважды – ведь еще и объяснять, разъяснять мне что-то затем должна, чтобы и прожить хоть какое-то время без меня и моей же не учебы спокойно… Ведь и «как, в конце-то концов, можно,
Но ведь она узнала… и узнает же… периодически… до сих пор! Но вот только кого или, может, уже даже и… что?
– Какого черта ты приперся?! – Шикнула женщина, сильнее сдавливая горло парню и тем самым буквально вдавливая и продавливая в его шею свои тонкие пальцы с острыми матовыми ярко-розовыми ногтями. Почти что и прорезая, прорывая ими покрасневшую сейчас как и ни с кем же иным плоть. И готовая же вот-вот промять им же самим дверь. Но и сначала сломать его позвоночник его же рюкзаком, впившимся всеми черными металлическими замками, молниями и тканевыми же ремнями в кожу спины.
– Поздороваться… – хрипнул рыжий. – Приехал же вот… и думаю… «надо к маме зайти… перед тем, как и папе-то показаться… ну… по возрастанию ума и…».
И, не сдержав улыбки от ее же потерянного и одновременно обозленного взгляда, решив же не рассусоливать все это дело дальше и довести же прям сейчас и здесь ее и уже до яростной кондиции, перед смертью же не надышишься, а насмеяться все же хочется, как и не дав же себе передумать, поцеловал обе ее кисти по очереди. Сплюнув же от этого почти тут же и куда-то же на пол, цепляя ровно такой же коврик, что был перед дверью с той стороны, и чем-то же вроде плесне-пылевого шарика, но и как настоящий все же и пока что джентльмен – не на ее ноги и не в лицо. Жаль вот только что она, и как кроме же рычания, этот его жест «доброй воли» никак не оценила:
– Какая я тебе мама, сволочь?!
И тут же откинула его в сторону гостиной. Недалеко же правда и не до конца же докидывая, оставляя его пока еще в светло-бежевой прихожей с белым потолком и бежевыми с золотыми нитями-вставками обоями. Заземлив же куда-то и в угол стены и белого гипсокартонового проема у темно-коричневой деревянной тумбы с такими же округлыми ручками и на небольших ножках, по которой парень и скатился на пол из светло-серого ламината, сплюнув уже и на него слюно-кровью. Пошатнув же собой еще и белые небольшие пластиковые вертикальные рамы для фотографий на ней и средних же размеров хрустальную вазу с одной лишь связкой металлических ключей в ней. Которые он приметил, но так и не успел да и не особо же старался рассмотреть: сначала будучи в полете и лишь боковым зрением, а после и слегка приподнявшись на корточки, но и все так же видя же все смутно и размыто. Знал лишь, что они по итогу не упали – ведь почувствовал бы это, как и их на себе. Хорошо же тряхнуло им и черный настенный торшер с круглым глянцевым плафоном из-за которого и лишь пробивался в прихожую белый холодный свет, не имея иного, как и окон же в ближайшей доступности. Но и как все прочее здесь, включая же черный глянцевый выключатель в одну кнопку, расположенный рядом с самим источником света, он остался на месте. Как и затмение же солнц на небе и как ни странно его же обращенные и любимые – ее глаза. Что Влада же вновь и знатно же повеселило. И он даже на это дерзнул пустить смешок. Но тут же и вновь притих, словив чуть более гневный взгляд Розы в свою сторону, расценив же его никак иначе, как кроме: «Если ты сейчас же не угомонишься – уйдешь с таким же плафоном, а и точнее фонарем, и уйдешь же в прямом смысле». И ведь ладно бы еще, если бы и с одним-то таким глазом и остаться. Но вот уйти? Да еще и так рано? Этого ему не хотелось однозначно. Ведь он только-только недавно разогрелся и не для того же, чтобы так все резко обрывать и прекращать. А уже и потом из-за того, что и никакая регенерация ему бы уже не то что не помогла – не спасла и не вернула.
Несмотря же на всю и молочность, воздушность и легкость, светлость прихожей – встретила же она его, как и приняла не тепло. Но и не холодно. Что в том же, что в ином случае заранее же ничего не пообещав. Вот и он же не особо и расстроился. Да и явно же все больше та подстраивалась именно под хозяйку, как и тот же ведь самый питомец. И даже не столько за счет все того же темного плафона с выключателем, как и самой же темной мебели в виде все той же тумбы, бордовой, обитой такой же тканью изнутри входной двери и деревянной лестницы в цвет же первой, встроенной в стену и ведущей на второй этаж грубыми широкими ступенями, что находилась же перед глазами Влада и по правую же сторону от входной двери и самой Розы, сколько и само же гостеприимство этого дома в принципе же хромало – его, как и никого же, тут и в принципе же не ждали. Да и что еще не собирались же и никак скрывать. А уж и тем более и в оборот – как-то по-особенному же и встречать дорогого сердцу гостя. Совсем ведь не дорого да и совершенно же не сердцу, его ведь нет. И куда уж там – и не гостя же вовсе. Да еще ведь и из кухни дальше по коридору веяло чем-то вкусным. Только-только разогретым, если и не сготовленным же на скорую руку. С легкими нотами белого сухого вина и тонкой дымовой завесой сигарет с яблоком. Что как раз таки и добавляло же ему еще и сверху же очков как к частной, так и к общей же нежелательности. А как бонус и к проходке же по всем граблям за раз и выведению же ее им и всем же сразу из себя – он оторвал ее не только от какой-никакой готовки, как и самой же трапезы непосредственно, но и от принятия водных процедур после пробежки. Женщина же перед ним, как было видно, только забежала домой, не успев толком не только и переодеться. Будучи облаченной во все еще слегка влажный и запыленный черный тканевый спортивный костюм с ярко-розовыми полосами по бокам, состоящий: из кофты с капюшоном, расстегнутой до середины груди, спортивного топа и штанов на таких же завязках и с резинками же внизу, и в розовые кроссовки на толстой черной подошве с уже подсохшей на них грязью. Но еще и привести же себя так же в порядок. Так и не оправив же свои всклокоченные черные длинные каскадные волосы, затянутые и утянутые сейчас на затылке в высокий хвост, утянувший за собой, казалось, и скулы. И если же еще не к темечку, то к макушке, а там и к самому же затылку точно. Плюс ко всему же еще будучи заостренными и вытененными темным корректором. Вместе с ее же болотными глазами под густыми черными бровями и темно-бордовыми перламутровыми тенями на веках. С прорисовкой так же четких черных стрелок по линии черных же длинных ресниц. Покачивающихся сейчас почти в такт золотым и тонким большим серьгам-кольцам и скрывающих время от времени сощуренный и устремленный на Влада внимательный взгляд лишь с толикой отвращения. Когда же ее же полные губы под ярко-розовой матовой помадой были же им прямо-таки и полны. Вместе и с треугольными же ногтями в тон же им, готовыми уже и прорвать кожу ладоней – настолько она их прижимала, сжимая в кулаках. Но и все еще держалась же до последнего и победного, решив, видимо, сначала все же закончить с ним, а там, может, и делать более ничего не придется, тем более с собой.
– Ну как же… Софии! Или… еще кого-то?
– Заткнись! – Процедила по слогам темноволосая и вновь подняла его над полом, но и только на этот раз стискивая же его горло воздухом в виде и двух невидимых рук. – Не смей произносить ее имя!..
– …не в суе! – Хохотнул уже и чуть громче Влад, паря уже и под самым потолком с распростертыми же, что крылья, руками. Которые он так никак и не мог раскрыть, что и из-за самих же ее рук, окольцевавших его не хуже и все тех же змей хоть и из воздуха же состоящих, что и из-за него же самого, заполнившего и заполняющего же до сих пор собой не только и все же помещение, но и почти полностью же запарировавшего и запикировавшего его энергию и полностью же заблокировавшего его способность, которой пусть по-хорошему и взяться-то же было неоткуда, ведь как земли, так и цветов поблизости же никаких не имелось, но и все-таки. По крайней же мере он и знал на что, куда и к кому шел, оттого и не сильно же запаривался по этому поводу, стараясь еще и в этой ситуации найти для себя плюс, как в том, чтобы по возможности же продолжая совмещать пусть уже далеко и неполезное, зато же в отместку и все еще приятное при близком же подлете все к тому же потолку сбивать как можно больше побелки – себе же на радость и ей же на гадость. – Чье? Той, которую ты пожалела? Пусть и на свой же лад и с добротными же все кавычками… Или уже и той, которую не?.. Нет! Не отвечай. Разницы-то нет… Хотя нет! Стой. Вторую-то я как раз и назвал буквально же и только что… Но спасибо, что отнесла меня к первой группе. Хоть и скорее же даже сберегла мебель, не так ли? Но я бы не отказался и от второй… Так, знаешь, проверить: «какие кровавые аттракционы ты и именно же ты и ей предоставляешь… каждый же… не божий день… а и точнее вечер».
– Откуда?.. – секундное смятение, и с губ Розы срывается злорадный смех. – Встретил уже… сам, да?! Учуял…
И дотянув улыбку до оскала, швырнула его уже в саму гостиную, припечатывая к большой картине темно-синего моря, бьющегося о серые скалы и сливающегося с точно таким же небом, в позолоченной прямоугольной деревянной раме, висящей горизонтально и над камином, выложенным белым кирпичом, а после же и к нему самому. Почти что и тыча же парня головой в уже обугленные темно-коричневые бревна и черные угли – в самый же что ни на есть центр ало-рыжего пламени.
И если прихожая не грела своей молочностью совсем, редкими же своими темными вкраплениями, как и акцентами только еще же и больше холодя, то гостиная уже морозила не на шутку, будучи выполненной только в синих тонах. И хоть и напоминала собой скорее море, но и с явно же пониженной температурой воды – с преобладанием в ней куда больше и более темных, нежели и светлых оттенков. Проецируя таким образом и на себя же тот самый холст, но только и без рамы и в масштабе самой комнаты. Где словно бы и волна накрыла ее, обдавая белой морской пеной стены и потолок со встроенным им же под стать светом в таких же и пластиковых плафонах. После чего и ударилась оземь – ламинат пола и дерево небольшого стола со стульями. Оросив уже самим голубым, ко дну темно-синим и почти что черным потоком из бездны, кожаный диван и два кресла к нему. Зацепив по дороге и лишь слегка средний круглый ковер с высоким и мягким ворсом под ними. И мелочи на каменной полочке над камином: в виде тех же белых пластиковых вертикальных рам, но уже и средних размеров и разные стеклянные фигурки дельфинов от мала до велика. Количество и качество же которых Влад так достаточно и не рассмотрел, но и не как же в случае с прихожей, ведь хоть мельком да их и заметил. А после и услышал – ведь в противовес же опять-таки той комнате при входе она их все-таки им сшибла. И хоть не было пока понятно: «все или только их часть?». Но вот что уронила и почти что разбила – точно. Приложившись же его телом слишком сильно. Но и не особо расстроившись по этому поводу – ведь в ее же случае почти, как и чуть-чуть не считается. Тем более, когда же еще держа Влада правой рукой, левой она тут же все вернула в прежний вид и на свои места.