Черная река

– Хаэй! Опомнись, знорка, - нахмурился авларин. – Выбирай слова, твои речи очень обидны. Никто из наших гостей не «тварь Волны», точно не станет ею в ближайшие два-три месяца и – надеюсь – не станет ею и до конца года! Никого не порвали на части, спроси хоть у Риланкоши, - у Яймэнсов очень жестокий гон, а раненых меньше десятка! Постой, знорка… так ты решила, что Агаль уже ими завладел? Сейчас, здесь, под нашим присмотром?!

– Вот так новости, - хлопнул крыльями один из хесков, выбравшийся из-под навеса. Он стоял за плечом Кессы и внимательно слушал. Речница с опаской заглянула ему в глаза – там не было ни злости, ни кровавого тумана, хеск был задумчив и немного расстроен.

– Так все ваши думают, да? – спросил Яймэнс, складывая лапы на груди. – Что мы уже в Волне? Нам тогда пора улетать. Мы такое слушать не можем.

– Погоди, Урцах, не кидайся сразу в омут, - покачал головой авларин. – Никто так о вас не думает. Но и пугать юнцов и девиц не следует. Смотри, Кесса. Кто тут в Волне? Кто злобный, и кого рвут на части? А вот ты едва не убила Урцаха, хоть Агаль над тобой и не властен.

Кесса растерянно мигнула.

– Ты вправду не в Волне? – спросила она, и Урцах сердито зашипел, но с места не двинулся. – А как же Агаль? Как вы ему противостоите? Он же сразу отнимает разум, и все собираются и идут убивать…

Теперь мигнул Урцах.

– Наверху так и думают о Волне, - кивнул ему эльф. – Это не вам в обиду. Иди по своим делам, знорка. Не пугайся раньше времени. Видимо, кто-то должен рассказать вам о Волне. Поговорю с Риланкоши…

…Зала Чаш вновь наполнилась гулом голосом, смешками, треском крыльев огненных мотыльков. Лапши в чанах поубавилось – к концу подходили прошлогодние запасы зерна – но нехватку щедро возместили жареными грибами и квашеной рыбой из глубоких подвалов. В зале постелили ещё несколько циновок для Яймэнсов – гон подходил к завершению, здравый рассудок возвращался к самцам и самкам, и они уже не пропускали ужин. Отряд Иллингаэна вернулся из леса, все были живы, и никто не ранен. Кесса украдкой спросила соседа о битве, но тот лишь усмехнулся.

– Мы прибрали немного лес, знорка. Пока наши алайги не заперты в стойлах, надо вывезти лишний сор.

– А что, и у них будет гон? – только теперь Кесса вспомнила, что ручные ящеры Меланната, как и дикие, подвластны зову весны. – А они замок не разломают?

– Намра! – не удержался от поминания божества эльф. – А я слышал, что знорки разводят животных – и мохнатых, и ящеров, и эти дела им знакомы.

– У нас негде разводить животных, - вздохнула Кесса. – Разве что кошки…

Она вспомнила, что давно не видела шонхоров в Зале Чаш – да и вообще в пределах замка – и взглянула на стены, но никто из пернатых ящеров не висел там, не ел рыбу на краю стола и не чистил перья у окна.

Четверо служителей обходили столы, наполняя блюда квашеной рыбой и папоротником, кто-то насвистывал песню, и Кесса прислушивалась, пытаясь угадать мотив. Но тут лязгнул гонг, и все вздрогнули и замолчали, повернувшись к месту, где сидела Миннэн. Она не встала, но высоко подняла руку с кубком и указала на старшего из целителей.

– Я вижу, что все насытились и ведут мирные беседы, - негромко сказала она. – Послушайте же, что скажет вам Риланкоши. Речь пойдёт об Агале, о его знаках и порождениях. Никто из нас, сидящих в Зале Чаш, не видел Волну своими глазами, и не все удосужились прочесть свитки. Расскажи нам о Волне, почтенный Риланкоши…

Иллингаэн кивнул, выразительно посмотрел на Кессу и сидящих за ней юнцов. Те удивлённо замигали, но тарелки отодвинули и кубки отставили. Яймэнсы, до того шипевшие о чём-то своём, вскинулись и нахмурились.

– Да, это год Агаля, и это год Волны, - кивнул своим мыслям Риланкоши. – И знамя Трёх Лун уже над нашим замком, и многие города поднимут его в ближайшие дни. Мы, хвала богам, не услышим Агаль, но те, кто ему подчинится, будут свирепы и неразумны. И многие из них не доживут до зимы…

– И нечего на меня смотреть, - недобро сверкнул глазами один из Яймэнсов – кажется, это был Урцах.

– Агаль набирает силу исподволь, капля за каплей, и первые признаки малозаметны, - продолжил, помолчав секунду, Риланкоши. – В существах пробуждается гнев, и они готовы напасть на всех… кроме тех, кто уже одержим Агалем. Сами одержимые узнают друг друга и никогда не путают со свободными. Ненависть в них пробуждают только те, кто ещё не затронут. И ещё – созидание. Созидание и созданные вещи. Даже дом, стоящий посреди леса, притянет их всех к себе, и они не успокоятся, пока его не разрушат. Даже камни, выложенные в ровный круг, даже выкованное оружие… Агаль иссушает разум захваченных так, что они ломают свои же мечи, бросаются на врагов врукопашную, когтями ломают стены. Жаль, что магию он у них не отбирает.

– Нуску Лучистый… - пробормотала Кесса и поёжилась. – Значит, пока существо не ломает вещи…

– Можно не опасаться, - кивнул Риланкоши. – У нас, в стенах Меланната, опасаться вообще не стоит. Пока Волна не снесёт стены, никто из укрывшихся тут не поддастся Агалю. Его влиянием можно заразиться – там, где много одержимых, Агаль передаётся и здоровым… но и сопротивлением к нему тоже можно заразить. Мы, Кен’Хизгэн, неуязвимы для Агаля, и это защищает наших гостей.

– А что с теми, кто уже одержим? – вскинулся один из авларинов. – Их излечит только смерть?

– Если существо сопротивляется, оно может долго держаться, - покачал головой Риланкоши. – И будет пытаться покинуть Волну, даже когда тело перестанет его слушаться. Если захватить его в плен, отделить от других одержимых, то даже кратковременная, но острая боль вернёт ему разум. Я слышал, что Сианги и Хальконеги прижигают себе руки, чтобы оставаться в своём уме. А форны заманивают отряды Волны на лавовые поля.

«Вот ведь напасть!» - Кесса снова поёжилась. «Хорошо, что Агаль не всесилен, но и средства от него… Хвала богам, что на людей он не действует! И на эльфов тоже…»

– Я не советую вам, юные воины, браться за лечение Агаля, - вздохнул Риланкоши. – Особенно – в одиночку против отряда. Лучше всего для нас – пропустить Волну над собой, защитив тех, кого мы можем защитить. А если не выйдет – задержать хотя бы часть её сил на лесных ловушках, пока Агаль не смолкнет. Пока ещё зов не слишком силён, и лесные тропы не так опасны, но месяц или два – и Волна пойдёт по Хессу. Готовьтесь.

…Зеркало Призраков не спешило светлеть – тёмные свинцовые облака закрывали древнее стекло, и багровые вспышки пробивались по их краям. Что-то полыхало в глубине помутневшей пластины, и порой Кессе мерещился исходящий от Зеркала жар. Но она ждала терпеливо – и облака нехотя рассеялись, последняя тень скользнула в стеклянной глуби, и наружу проступило лицо Речницы. Она потрогала Зеркало пальцем – оно послушно отразило её руку, по-весеннему бледную, но крепкую.

Лицо показалось Кессе непривычно блеклым – последние следы раскраски сошли в эльфийской купальне. Траурные линии на запястьях истёрлись ещё по осени, и Речница сочла это добрым знаком – должно быть, Йор и другие мертвецы вновь живут себе в Фейре, и в трауре нет нужды. Теперь побелело и лицо… Покачав головой, Кесса потянулась за корзинкой с красками.

У эльфов раскрашиваться было не принято – кто-то, забавляясь, рисовал на щеках листья и цветы, кто-то превращал лицо в морду зверя или птицы… Местные обычаи Кессе были непонятны, и она задумалась, вспоминая знакомые знаки. «Нуску – око в лучах,» - подглядывая в Зеркало, она провела кистью по лбу. «И синие волны Реки-Праматери…»