Черная река
Шрифт:
Шелест и шипение были ей ответом. Кто-то тяжело вздохнул в темноте. Кесса, не дыша, сделала ещё один шаг, - до бойницы оставалось всего ничего.
– Нет, - сказала Миннайлан. – Пока мы живы – ничего такого не будет. Ни пепла, ни обглоданных костей. Все пернатые вылупятся в срок, и созреет икра на ветвях и под водой, и холги будут стоять тут ещё много тысяч лет. Мы не оставим вас!
Невидимое во мгле существо с присвистом выдохнуло, зашуршали тяжёлые перья. Кесса высунулась в бойницу, досадуя на узкий лаз, - ей прищемило уши.
– Разумеется, - сказала эльфийка. – Доспехи для тебя готовы, и я покажу, как надеть их. Может быть, мы будем сражаться вместе… но есть маги и
Теперь Кесса видела, с кем она говорит, - огромная серая тень замерла у стены, и длинные отточенные когти, чуть прикрытые перьями, блестели в свете двух лун. Миннайлан просунула руку сквозь бойницу и коснулась пернатой морды. Зверь с тихим шипением подставил горло. Эльфийка хихикнула.
– Какие яркие перья на твоей груди! Ты стал красивым и сильным. Придёт весна, и кто-то совьёт гнездо на одном из холмов в твоём лесу. Радостно будет видеть, как умножается род пернатых…
Существо шумно вздохнуло и опустило голову – и снова подняло. Что-то длинное было у него в пасти. Запахло мокрым мхом, рассолом из прошлогодней бочки – и квашеной рыбой, найденной на самом её дне.
– Кецери! – воскликнула эльфийка, принимая тяжёлый подарок. – Спасибо тебе, лесной воин.
Во дворе зашуршали плащи, заколыхались тени, - караульные сменялись на воротах, и кто-то уже поднимался по лестнице на стену. Кесса вжалась в тень и шмыгнула под прикрытие башни. Винтовая лесенка вывела её во двор, где она и остановилась, растерянно усмехаясь и качая головой.
«Так и есть – они сражаются бок о бок,» - думала она, оглядываясь на стену. «Друзья и союзники, создания умные и благородные. Вот бы и мне набраться храбрости…»
Она представила, как прикасается к когтистой лапе зурхана, и вздрогнула – ей будто ледяной водой окатили. Тут же вспомнилась и грозная гора, защищавшая своё гнездо, и страшные когти над головой Речницы, и острые зубки маленькой харайги, порвавшие ногу до кости… а ведь зурхан – не мелкая харайга!
«А может, и ни к чему,» - подумала Кесса, тихо пробираясь к Зале Клинков по сумрачным коридорам. Замок спал, только в кузницах не умолкал рёв пламени и лязг металла. «Очень уж они страшные и вспыльчивые! Я бы обошлась ящерами без перьев – с ними как-то спокойнее…»
…Под потолком Залы Чаш снова вспыхивали многоцветные огни, и лианы прорастали из стен и колонн, выбрасывая широкие перистые листья и взрываясь роскошными соцветиями. За столом, где сидел Куулойри, затянули песню, но Дети Намры не подхватили её, молчали и сотрапезники Миннэн и Риланкоши. Многие места за их столами были пусты, и ни княгини, ни целителя, ни старшего из Детей Намры в зале не было. Агюма, обычно сидевшая у ног Иллингаэна, бродила неприкаянно под столом. Эльфы подманивали её угощением, но существо и ухом не вело – ни папоротник, ни выловленные из чашки с уном рачки, ни лепёшки, ни жареные грибы не пришлись ему по вкусу. За спиной Кессы к стене прилепился шонхор, пару раз сунул нос в её тарелку, утянул половину лепёшки, разочарованно скрипнул и перебрался поближе к потолку.
– Эх-хе… Все в лесу, все в делах, - покачал головой рыжий эльф – один из соседей Речницы. – А скоро и ты отсюда уйдёшь. А могла бы остаться. Копьё ты держишь уверенно, с магией осваиваешься, звери к тебе привыкли. Мало свежей крови в этих краях, мало…
Кесса удивлённо мигнула.
– У меня дом есть, - напомнила она. – И Речник Фрисс. Если бы не ливни и ящерный гон, я после Весеннего Излома ушла бы.
В Залу вошёл одинокий служитель с длинным блюдом, стал раскладывать по опустевшим
тарелкам что-то белесое, похожее на мягкий лёд, и все оживились и загомонили. Поблескивающий ломоть плюхнулся на тарелку Кессы, и та настороженно потыкала его вилкой.– Это кецери, - сказал рыжий авларин. – И такого ты точно не ела. Много сразу нельзя, дай я заберу лишнее…
Три четверти ломтя исчезли с тарелки, и Кесса поскорее прибрала просвечивающий кусок и сунула его в рот. Потом она замотала головой и потянулась за чашей – съеденное следовало побыстрее запить!
Это была рыба – не рыба даже, а Листовик, но пропитанный странной горечью, пряный и кислый, пропахший мокрым мхом и едкими испарениями кислотных рек. Кесса попробовала в стенах Меланната много странных пряностей, но тут не узнала ни одной. Может, их и не было, - только мох, сырая земля и зимние ливни…
– Нравится? – спросил авларин, с сожалением покосившись на опустевшее блюдо в руках служителя. – Это гуш, рыба-остров. А вот что с ней делают – этого никто не знает. А то бы ели кецери каждый день. Вот, выпей ещё, смой горечь.
– Это еда пернатых ящеров? – тихо спросила Кесса, отодвинув чашу. – Эту рыбу принёс зурхан? За то, что вы сделали ему доспехи?
Эльф мигнул. Смех и разговоры вмиг затихли, и снова все смотрели на Речницу – но она уже не удивлялась.
– Зурханы тоже хотят жить, - сказал рыжий авларин. – И защищать себя и свой лес. Поэтому у них будут доспехи – а оружием их одарил Намра. И если они захотят, они поделятся с нами рыбой и травами, а если нет – мы ничего от них не потребуем. И было бы неплохо, о Кесса, если бы ты не вела разговоры о зурханах, когда уйдёшь из Меланната. Это ни к чему.
…Холодные зимние дожди и безумные ураганы Дикерта, - всё давно миновало, и воздух над моховыми дебрями вновь превратился в удушающее раскалённое марево. По ночам приходили грозы, по утрам весь двор был усыпан лепестками и обрывками листвы. Лес цвёл, казалось, даже папоротники покрылись соцветиями, и повсюду реяли канзисы, распустив щупальца по ветру, и сновали мальки фамсов, и цеплялась за остроконечные крыши небесная тина. Кесса, надев полосатую броню, бегала от башни к башне – но, похоже, привыкнуть к местной жаре ей было не суждено. Чёрная куртка давно упокоилась на самом дне дорожной сумы, и, если бы не медузы и колючие травы, Речница убрала бы туда же всё, кроме нижней рубахи и набедренной повязки.
– Река моя Праматерь! У нас в это время ещё к воде не подойдёшь, - качала она головой, выжимая промокшие от пота волосы. – Только-только лёд сошёл, и Река вздувается, и хорошо, если где-то увидишь зелёный листик…
– Да, холодно у вас там, - кивал Вейниен, подсовывая чёрной харайге кусочек рыбы. – Даже ящеры не прижились. А пока ты доберёшься до своей реки, там уже потеплеет?
– Там уже зима настанет, - вздыхала Кесса. – Какой Хесс всё-таки огромный! Я, когда слушала легенды, и не думала о таких длинных дорогах!
Она в последний раз зашла в грибную башню – не с водой и не с пустым коробом, просто попрощаться. Пёстрые шляпки, как и прежде, топорщились на каждом уступе, грозя уронить лестницу – или укрепиться и на ней. Белесые нити змеились во мху, обвивали комья слежавшегося пепла. Кесса склонилась над ними, примеряясь, как удобнее будет поддеть кусок перегноя. «Если не выставлять на ветер и не жалеть воды – может, до Реки донесу? Растут хорошо, на вкус недурны…»
– Не выйдет проку из этой затеи, - негромко заметил Иллингаэн, останавливаясь в дверях, и Кесса, вздрогнув, выронила комок земли и повернулась к нему. – Свитки говорят, что пробовали многие, но никто не сообщил об удаче. Говорят, что и Куджагла на вашей земле не вырастает.