Черная троица

Бард вышел, а сам лекарь, взяв мешочек с лечебными травами, собрался было отправиться в покои аббата, как его внимание привлекло громкое пение труб. Окна выходили на улицу, поэтому и Клаудия, и Умберто, повинуясь вполне простительному любопытству, подошли к ним.

По улице продвигалась кавалькада, которую возглавляли два герольда с длинными трубами, украшенными вымпелами. Следом за ними на белоснежных лошадях гарцевали рыцари в серебряных доспехах и шлемах с развевающимся белым плюмажем. И на щитах их, и на латах были королевские гербы, так что сразу было понятно, что немолодой грузный мужчина, едущий за ними, – это и есть сам король Николас.

– Папа, а почему он такой хмурый? – удивилась Клаудия.

Действительно, лицо короля с тяжелым подбородком и опущенными уголками узких губ выражало какое-то брюзгливое недовольство, а густые низкие брови были насуплены.

– Возможно, ему уже доложили о том, что случилось у городских ворот. Согласись, что радоваться здесь нечему.

За королем ехала свита – десятка два дворян в кафтанах, которые своей пестротой затмевали наряд Джосси. Впрочем, один из них, высокий мужчина средних лет, был облачен в строгие серые одежды. Заметив уже знакомые перекрещенные меч и топор на щите, висевшем на стремени, Умберто решил, что, вероятно, это и есть граф Мартин. А различив среди замыкающих процессию воинов суровое лицо капитана Торна, лекарь понял, что он не ошибся.

– Король тоже будет на Конклаве? – не унималась девушка.

– Не знаю.

– А как мы туда попадем?

– Не знаю, – с досадой ответил Умберто. – Если придумаешь как, будь любезна, сообщи мне.

– Мы можем попросить самого короля пустить нас на Конклав.

Ответить на это наивное предложение лекарь не успел – раздался стук в дверь и в комнату вошел тот самый послушник, что привел их сюда.

– Его святейшество просит лекаря Умберто осмотреть его раны, – почтительно сказал юноша, стараясь не смотреть в сторону Клаудии.

– Я готов. – Умберто взял приготовленные травы. – Веди меня. А ты, – обратился он к дочери, – постарайся никуда не выходить. Нам оказали большую честь, так как обычно женщин, насколько мне известно, на подворья аббатств не пускают. Так что не нужно лишний раз показываться на глаза.

Аббат Акатус при виде целителя снова рассыпался в благодарностях. Выглядел священник гораздо лучше – лицо его не было уже таким бледным, как раньше, и он не стонал при малейшем движении.

– Я просто исполнял свой долг. – Умберто развязал мешочек с травами. – Кроме того, в молодые годы я и сам был послушником, так что оказать посильную помощь собрату по вере для меня больше, чем веление сердца. Позвольте мне наложить эту повязку.

– Отрадно слышать такие слова. – Акатус попытался сесть на кровати, но сил у него еще было недостаточно – у ворот он потерял довольно много крови. – Тогда мне будет проще попросить тебя сопровождать меня завтра, ибо должен я быть на Конклаве, но двигаться могу с превеликим трудом. Заседания же, на которое прибыл с такими опасностями для живота своего и ценой жизни моих собратьев, пропускать не могу.

– Сочту за честь, – поклонился Умберто, ликуя в душе от этой неожиданной удачи. Более удобной возможности попасть на Конклав он не мог себе представить.

* * *

– Папа, ну пожалуйста!

– Нет!

– Я буду сидеть там тихо-тихо! Ну мне же интересно!

Умберто остановился прямо посреди двора и разгневанно обернулся к дочери. Она стала приставать к нему с просьбами взять ее с собой на Конклав еще с вечера, когда, вернувшись от аббата, он с радостью сообщил, что сможет туда попасть.

– Клаудия, я начинаю жалеть, что сразу не отправил тебя обратно к матери!

Девушка замолчала и, обиженно поджав губы, развернулась и бросилась обратно в гостевую комнату. Умберто покачал головой и пошел дальше – у аббатских покоев уже стояли крытые носилки, готовые доставить Акатуса на Конклав.

Хотя было только раннее утро, на аббатском подворье жизнь кипела – спешили на первую службу послушники, привратники снимали с ворот тяжелые засовы. Из кухонной пристройки тянул очень аппетитный запах. Фыркали и топали в конюшне лошади, а где-то за стеной громко лаяла собака.

Едва Умберто подошел к носилкам, двери аббатских покоев открылись, и Акатус, опираясь на руку смотрителя, вышел на крыльцо.

– Рад видеть тебя, почтеннейший Умберто! Твои молитвы и травы воистину сотворили чудеса. Однако я все равно прошу сопроводить меня.

– Рад, что вам лучше, – склонил в легком поклоне голову Умберто. – Я готов отправиться вместе с вами.

Носилки несли восемь здоровенных носильщиков. Аббата на Конклав кроме лекаря сопровождал также смотритель подворья.

– Насколько мне известно, – обратился к нему Умберто, – обычно Конклав проходит в аббатстве Избавителя.

– Да, так было всегда. По крайней мере последние двести лет. Однако на этот раз его величество оказал нам честь, предоставив Зал Совета в своем дворце. Туда мы и направляемся.

– Вот как? – удивился Умберто. – Мне казалось, что…

– …Король Николас не особенно набожен? – с усмешкой закончил за него смотритель. – Что касается его отца, покинувшего сей мир три года назад, то так оно и было. Хотя его покойное величество король Гастус был весьма добродушным, к Церкви он не благоволил. Король Николас же проявляет к столичным епископам большое почтение. Он даже лично собирается присутствовать на Конклаве. А ну, осторожнее! Не дрова несете! – прикрикнул он на носильщиков, случайно зацепивших носилками фонарный столб на крутом повороте улицы.

Дорога до королевского замка оказалась недолгой, и вскоре дворцовый глашатай провозгласил появление аббата Акатуса при дворе его величества короля Николаса. Однако по величественным коридорам, увешанным гобеленами, прославляющими царствующую династию, до Зала Совета идти пришлось еще почти столько же, сколько занял путь от подворья до дворца. Умберто с интересом разглядывал яркие вышитые полотна, лепные потолки и высокие стрельчатые окна залов, которые соединялись коридорами.

Наконец перед ними распахнулись резные двери, ведущие в Зал Совета. Умберто невольно вздрогнул – столь странное впечатление произвел на него этот огромный зал с витражами, изображающими Небесное воинство и подвиги Спасителя. Сводчатый потолок поддерживали словно бы невесомые арки. Казалось, все здесь было наполнено благочестием и святостью – как и под столь похожими величественными сводами храма Спасителя в Колкарне, которые невольно встали перед мысленным взором лекаря, пробуждая в его памяти тяжелые воспоминания.